С. БУНТМАН: Добрый вечер! Добрый вечер. Уже бурно обсуждает чат предстоящее нам сегодня дело. Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман.
А. КУЗНЕЦОВ: Добрый вечер!
С. БУНТМАН: Да, и уже некоторые проводят аналогии всевозможные. Саша…
А. КУЗНЕЦОВ: Литературные всё больше, да?
С. БУНТМАН: Литературные. Саша говорит: эта история похожа на «Муму». Вот. Утопили. Ну вот как-то с ним не соглашаются, вот. А, например, просвещённый Дмитрий Мезенцев говорит: «напоминает «Американскую трагедию»» здесь эта история. Ну вот здесь действительно трагедия и чрезвычайно загадочный случай, а вы вот как-то изгаляетесь, мол, «Муму» да «Муму», хотя там тоже трагедия.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну вот мы на… Безусловно!
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: И вообще сюжетов-то в мировой литературе не так много, да?
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Всё больше вариации. Ну вот в конечном итоге Отелло, ну, он просто другой способ, а… Хотя здесь речь будет идти не о ревности, или, скажем так, о ревности постфактум. Ну окей, значит, мы…
С. БУНТМАН: Как это — постфактум? Интересно.
А. КУЗНЕЦОВ: Мы назвали… А вот! А вот так вот.
С. БУНТМАН: Интересно.
А. КУЗНЕЦОВ: Значит, мы назвали эту передачу «Дело ясное», потому что на первый взгляд, вот, если описать фабулу дела несколькими фразами, я сейчас это сделаю, кажется, что абсолютно очевидно, всё, собственно, понятно, да, как, как иначе. Вот смотрите. Молодой офицер, ему около двадцати пяти лет во время описываемых событий, ведёт достаточно… Ну, нельзя сказать, что прямо вот такой, что он швыряется деньгами, у него нет денег для того, чтобы ими швыряться, но, скажем так — живёт не по средствам и в этих деньгах постоянно нуждается. Достаточно легкомыслен в отношениях с женщинами. На каком-то этапе он получает предложение жениться на дочери купца. Прямо от этого купца и получает такое предложение напрямую.
С. БУНТМАН: Женись, братец.
А. КУЗНЕЦОВ: Женись, братец.
С. БУНТМАН: Да, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну, а что? Ты дворянин, ты офицер, она у меня…
С. БУНТМАН: А у меня зато деньги!
А. КУЗНЕЦОВ: Вот, это для второй половины — а это вторая половина 19-го века — ситуация абсолютно типичная. Купечество уже вырвалось вот из этой самоизоляции — раньше купецкие только на купецких. Нет. С удовольствием выдают девушек…
С. БУНТМАН: Ну нам трилогия про Бальзаминова нам это вот нам.
А. КУЗНЕЦОВ: Трилогия про Бальзаминова, знаменитая картина Федотова «Сватовство майора», да? Когда явно купеческая дочка мечется, а майор в прихожей ус крутит. Это всё из этой оперы. Значит, он вроде как сначала принимает это предложение, потом они ссорятся, там, о подробностях я потом расскажу. Значит, он сходится с другой девушкой, тоже купеческой дочерью, но отец этой девушки довольно быстро своё состояние теряет, а тут опять восстанавливаются взаимоотношения с папенькой первой невесты. Одним словом, он женится, откровенно женится из-за денег, в общем, никто даже не пытается делать вид, что здесь присутствуют какие-то чувства, кроме самой девушки, которая уже по тогдашнему времени, ну, давно на выданье, не первый год. В момент свадьбы ей будет двадцать три года. Для купеческих дочек это уже критический возраст. Это вам, это дворянка могла и позже, хотя тоже уже, да? Для купеческой дочки это прям вот беда-беда. Вот она очень рада предстоящей свадьбе, вот она ждёт, вот она всячески на стороне жениха, там, отец его опять — её отец начинает заедать. Она ему пишет, там — прости, пожалуйста, только, вот, меня не бросай, не обращай на него внимания. Одним словом, сыграли свадебку. Через неделю после свадебки она пишет на него доверенность на управление её, ей принадлежащим недвижимым имуществом — а ей в приданое дом был выдан. Да. Дело в том, что основной капитал папеньки пребывал в недвижимости.
С. БУНТМАН: А!
А. КУЗНЕЦОВ: Да, и поэтому у папеньки было четыре, если я не ошибаюсь, дома, прямо непосредственно в Петербурге. Ну, можно посмотреть. Сам он жительствовал на Васильевском острове, на Четвёртой линии, в доме номер тринадцать.
С. БУНТМАН: Нормально! Да-да-да, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Это прямо за Академией художеств там, буквально пять минут.
С. БУНТМАН: Да, это близко.
А. КУЗНЕЦОВ: Ещё у него имелись на Васильевском острове бани. Где-то там же, рядом, потому что это первый участок.
С. БУНТМАН: Ну бани он не отдал в приданое, нет, нет.
А. КУЗНЕЦОВ: Нет, бани не отдал в приданое. Дом номер двадцать и дом номер пять по Восьмой линии Васильевского острова. Ну, дело в том, что сейчас чётные дома на нечётных линиях, то есть это Девятая должна быть линия, дом двадцать.
С. БУНТМАН: Нет-нет-нет, там же они, там же они, что ни сторона улицы, то линия. Там же каналы должны были быть.
А. КУЗНЕЦОВ: Правильно, сторона улицы — линия, поэтому чётные дома — это нечётные линии.
С. БУНТМАН: А, ну это сейчас. Да. Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Это сейчас, а тогда, по-моему, просто шли чётные линии, и всё. Ну, могу ошибиться, сейчас нас наверняка петербуржцы поправят, несущественно. Ещё каменный дом на Петроградской, угол Александровского и Кронверкского проспектов. Одним словом, у него как минимум четыре неслабых объекта недвижимости — вот один дом он, видимо… У него две дочки. Это старшая, Марья, значит, Ивановна, старшая. Ещё через несколько дней она пишет на него завещание. Он на неё тоже. Крест-накрест супруги пишут друг на друга завещание. Но разница в том, что у него ничего нет. Ну почти.
С. БУНТМАН: Завещаю ему обкусанный чубук…
А. КУЗНЕЦОВ: Обкусанный чубук, да, так сказать, хромую легавую, там, и так далее. У него ничего нет. А через два с половиной месяца идут они майским вечером, тридцать первого мая, на нынешние деньги двенадцатого июня, покататься по рекам и каналам Петербурга. В анонсе я — это моя вина, не редактора нашего, моя вина — я написал «по пруду», видимо, действительно в этот момент думал об «Американской трагедии». Нет, мы увидим сейчас их маршрут. И она выпадает из лодки. Он прыгает за ней, конечно, но вот его спасают, а её нет. Согласитесь, всё понятно?
С. БУНТМАН: Я верю в презумпцию невиновности.
А. КУЗНЕЦОВ: Я тоже, но это…
С. БУНТМАН: Свято!
А. КУЗНЕЦОВ: Я тоже, да.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: А ещё святее верил в неё Николай Платонович Карабчевский. А вот теперь давайте разбираться. Зовут нашего героя Владимир Михайлович Имшенецкий. Интересная фамилия. Значит, когда я обнаружил, что Имшенецких есть некоторое количество в «Википедии», люди в основном — либо люди науки, либо люди военные. Я говорю о дореволюционных Имшенецких. Корень, видимо, один и тот же, и корни уходят в гетманщину, во времена гетмана Мазепы упоминается первый Имшенецкий, и он священник. И вообще они изначально священники. И есть даже такая версия, что фамилия происходит от слова «имша», которое существует в белорусском и, видимо, в некоторых северных диалектах украинского языка и означает церковную службу. В польском — «мша». Но здесь, правда, есть закавыка. Дело в том, что не любую церковную службу, а католическую. Месса! Да? Что такое «мша»?
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Месса! И «имша», я думаю, это тоже месса имеется [в виду].
С. БУНТМАН: Да, возможно. Ну да. Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Тогда не подходит, потому что они — священники, безусловно, православные. Там есть и другие версии происхождения, значит, фамилии, но в любом случае. Фамилия у них появляется рано. Потому что у украинского священства фамилии появляются раньше, чем у российского. Поэтому она не выглядит типично священнической — Рождественский, Преображенский, Покровский, вот эти типичные, да, по, по престолу храма. Эта вроде так не выглядит. Но они из Украины. А дальше один из предков нашего героя, а конкретно его дедушка, Григорий Васильевич, получает дворянство. Получает дворянство, как тогда говорили — по третьей книге. В каждой губернии в третью книгу записывали тех дворян, которые дворянство выслужили. Так называемое дворянство первых восьми разрядов. Вот он выслужил сначала коллежского, потом надворного советника, и его потомство приобрело, соответственно, потомственное дворянство. Он был одним из младших сыновей священника, как это было часто с младшими сыновьями священника, престол-то он, точнее, приход-то он не получил, получил старший сын. А он, соответственно, пошёл учиться в университет, закончил университет.
С. БУНТМАН: То есть всё обратное, обратное светским семьям, да?
А. КУЗНЕЦОВ: Да.
С. БУНТМАН: Где старший сын, там, получает наследство, если майорат, да? А здесь… Ну да, да. Ну, да-да-да.
А. КУЗНЕЦОВ: А здесь тоже наследство. Здесь в наследство ты получаешь приход. А остальные образование-то получили, в семинариях-то учились дети священников бесплатно. И это давало им возможность поступать в университеты. Мой прапрадед точно таким же образом, да? Мой трижды прадед был настоятелем центрального собора — кафедрального собора в Харькове. Проскурников, да? У него было трое, четверо сыновей, вот старший наследовал отцу приход, а трое остальных — два гимназических учителя и адвокат. Вот пожалуйста, да? Они университеты все закончили. И здесь та же самая история. Дедушка нашего героя, Григорий Васильевич Имшенецкий, закончил медицинский факультет и работал врачом. И в том числе работал врачом на государство, он был старшим врачом Ижевского оружейного завода. За это он получал чины, за это он получал ордена и за это он получил дворянство. Его сын… Значит, у него было двое сыновей, и младший сын — Костя, дайте нам, пожалуйста, первую картинку — вот, видите такого сурового человека. Его младший сын, дядя нашего героя, Василий Григорьевич Имшенецкий, стал выдающимся математиком…
С. БУНТМАН: Угу.
А. КУЗНЕЦОВ: Занимался дифференциальными уравнениями, дифференциальным исчислением и, на вершине своей карьеры, стал действительным членом Российской академии наук. Он академик, да? А вот его старший брат, Михаил Григорьевич, отец нашего героя — у него не такой яркий путь, но он тоже закончил университет, судя по всему — юридический факультет, служил и по выборным — как раз реформы в это время, он, там, земским посредником был, ещё чего-то — вот, служил и по выборным, и потом на государственной службе, имел… Служил в дирекции железных дорог, имел непосредственное отношение к проекту Транссибирской железнодорожной магистрали — ну, в качестве какого-то там, восемнадцатого сотрудника. И завёл аж десять детей. Вот одним из его сыновей был Владимир Михайлович Имшенецкий, наш сегодняшний герой. В период описываемых событий — дайте, Костя, нам, пожалуйста, вторую картинку — он был поручиком роты Петербургской крепостной артиллерии. Вот вы видите чинов роты Петербургской крепостной артиллерии — как сказано, «на верхах крепости для производства салютационной пальбы». Фотография несколько более позднего времени.
С. БУНТМАН: Ну, там салютационная пальба, по-моему, оттуда и производится до сих пор.
А. КУЗНЕЦОВ: Оттуда до сих пор и производится, и более того, сразу скажу: это практически единственная функция вышеупомянутой роты.
С. БУНТМАН: Ага.
А. КУЗНЕЦОВ: Ничем, кроме салютационной пальбы, эта рота не занимается. Вплоть до того, что как раз в 1885 году, когда происходит суд, военное ведомство занималось вопросом: а зачем нам две роты в Петропавловской… в этой самой, в Петропавловской крепости. И сократило, оставив одну — ту самую, в которой Имшенецкий служил. Потому что и одной-то особенно делать было, в общем, скажем так, нечего.
С. БУНТМАН: А если неприятель подойдёт?
А. КУЗНЕЦОВ: Да, в 14-м году, в тысяча девятьсот, об этом начали думать. Но пока, в общем, в 1885-м никто особенно… Царь-миротворец у нас, да, так сказать…
С. БУНТМАН: Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ: Какие тут… Одним словом, что я хочу сказать: Имшенецкий служит в части, где служба спокойная, размеренная, но для человека с карьерными устремлениями, младшему офицеру — это тупик. Командир этой роты, подполковник — целый подполковник, это отдельная рота, да, она, так сказать… Вот это, вполне возможно, карьера, а поручик в ней…
С. БУНТМАН: То есть из неё никуда.
А. КУЗНЕЦОВ: А куда? Только самому потом проситься в какую-нибудь действительно артиллерийскую часть, и то тебя там ещё некоторое время: а, это спец по салютам.
С. БУНТМАН: Угу. Ха-ха-ха!
А. КУЗНЕЦОВ: Ну, вот у нас будет полковой праздник — вот вы за него, поручик, и будете…
С. БУНТМАН: Ну да, это как морпехи обожают, американские, — тех, кто флаг складывает. Да, да, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Совершенно верно, все мы видели.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: То есть явно совершенно он не очень намерен, так сказать, грызть зубами, эти самые, казенные сухари и явно совершенно посматривает… И вот действительно история: есть некий купец Серебряков Иван Алексеевич. Судя по описанию — ну вот готовый персонаж Островского. Самодур, жену в гроб уже, к моменту описываемых событий, уже вогнал.
С. БУНТМАН: Несмотря на то что это Петербург.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну и что? А что теперь — ну Петербург, да. Значит, у него старший сын и две дочери — старший сын уже алкоголик. Когда его вызовут в суд, он будет пытаться давать показания, суд очень быстро прекратит это истязание, потому что выяснилось, что он не просыхает уже не первый год. И адвокат в своём выступлении опишет его как полуидиота.
С. БУНТМАН: Ну уж совсем.
А. КУЗНЕЦОВ: Адвокаты тогда, в общем, были резче на язык, чем сегодня. Вот. На них не было кодекса профессиональной этики тогда. Вот, ну он, видимо, действительно уже был полуидиотом на почве беспробудного пьянства. И вот этот самый папаша, пытаясь выдать замуж некрасивую — об этом прямо говорится — некрасивую свою дочь Марью, сыну одного из своих кредиторов — а папа Михаила Григорьевича у этого купца брал деньги — сыну одного из своих кредиторов предлагает жениться на этой самой. Тот вроде соглашается. Но, уже считая его своим зятем, серебряковский скверный нрав начинает на нём проявлять, всячески его унижать и всячески им помыкать. И тот говорит: да ну вас к чёртовой матери — и разрывает эту договорённость. Встречается с другой женщиной, тоже купеческого сословия — Елена Ивановна Ковылина её зовут. У них вроде как любовь, но её папа разоряется внезапно, тоже купец, а тут Серебряков сдаёт задним ходом и опять возникает тема женитьбы на Марье Ивановне. Серебряков ещё несколько раз попытается полаяться со своим будущим зятем — будет попрекать его тем, что тот у него сразу взял денег в долг.
С. БУНТМАН: О-о-о!
А. КУЗНЕЦОВ: Ну, не очень много взял — взял что-то около трёх тысяч. Ну то есть как, это много, это больше…
С. БУНТМАН: Это много, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Это больше его годового жалования.
С. БУНТМАН: Но хоть бы и немного — сразу взял.
А. КУЗНЕЦОВ: Там возникает такая история… Значит, в какой-то момент — уже они, они уже жених и невеста, уже произошло оглашение, уже вроде как готовится свадьба — и тут Имшенецкий приходит к своему будущему тестю и говорит: начальство не разрешает жениться. А дело в том, что офицер не может жениться без разрешения командира части. И вот командир части — начальник, генерал-майор — начальник гарнизона Петропавловской крепости, не даёт…
С. БУНТМАН: Да-а-а.
А. КУЗНЕЦОВ: Не даёт разрешения…
С. БУНТМАН: Это не его подполковник…
А. КУЗНЕЦОВ: Нет, командир части, да.
С. БУНТМАН: …а генерал-майор.
А. КУЗНЕЦОВ: Значит, а что такое? А он не разрешает мне жениться без реверса. Был такой императорский указ, и каждый следующий император его подтверждал, отменит потом только Николай II в 19… уже каком-то году. Когда офицер, достигнув определённого возраста, 23 лет минимум, хочет жениться, если у командира части нет принципиальных возражений — а они могут быть: например, невеста не нашего круга, да: могли не разрешить жениться из-за того, что невеста не дворянка. Или невеста как-то, кем-то ославлена. Даже если она дворянка, но вот у неё репутация — нет, это бросит тень на дружную семью офицеров нашего полка. Да? Но даже в случае, если к невесте не было претензий, по указу императора офицер должен был внести так называемый реверс — это что-то вроде страховой суммы. Несколько сот рублей, которые должны продемонстрировать, что у него есть средства на то, чтобы вести семейную жизнь. Потому что часто получалось так: офицер женился, пошли дети, и дальше то, что описано у Куприна в «Поединке». Помнишь, там есть один из офицеров, у которого, по-моему, пять дочерей, и он сам стирает бельё, да? Ну, не офицер, а чёрт знает что — каждую копейку считает, и всё прочее. Вот этот страховой реверс, он как бы — это его деньги, но они лежат в такой некой общей страховой кассе на случай, если у него возникнут проблемы. А главное — внося этот реверс, ты должен показать, что у тебя есть источник средств к существованию. Освободить от реверса мог император именным указом, такие случаи известны. Вот, дескать, значит, командир части требует реверс. Тут же Серебряков даёт волю своему характеру — ты, подлец, жениться не хочешь, ты у меня деньги в долг взял, а ну гони обратно по векселю, если ты такой подлец. Из-за этого Маша и будет писать своему жениху: милый, пожалуйста, отец вот такой-сякой, пятый-десятый, потерпи, наша любовь, то-сё… Ну, в общем, долго ли, коротко ли, сладилось дело — сыграли свадьбу в феврале 1884 года.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну, а дальше. Я сейчас зачитаю обвинительный акт. «Поручик Имшенецкий обвиняется в том, что в феврале 1884 года, женившись ради получения материальных выгод на дочери купца Серебрякова Марье Ивановне и вскоре после брака склонив её сначала на выдачу ему полной доверенности на управление её домом, а спустя месяц после свадьбы на составление духовного завещания с отказом в его пользу принадлежащего ей дома и всего движимого имущества, она, после совершения всех действий, желая наступления преждевременной…» — он. Он, извините — значит, «желая наступления преждевременной смерти своей жены для того, чтобы воспользоваться её имуществом согласно завещанию, а затем жениться на дочери крестьянина Елене Ковылиной…» Это вот его промежуточная невеста — видимо, её отец купцом записан не был, хотя занимался фактически торговлей.
С. БУНТМАН: Ну да. Записан крестьянином, да.
А. КУЗНЕЦОВ: «…- женщине, страстно им любимой и с которой у него ещё до женитьбы установились отношения жениха и невесты, первоначально склонил свою жену принять меры к изгнанию плода…» — Марья Ивановна сразу забеременела, и вот якобы он, значит, настаивал на том, чтобы она изгнала плод. — «А затем, когда она по настоянию отца 26 мая прекратила эти меры, он, желая лишить её жизни, 31 мая 1884 года, около девяти часов вечера, при неблагоприятной погоде выехал со своею женою кататься по реке Неве на челноке, крайне неустойчивом. Проехав от Мытнинской пристани, откуда он начал свою прогулку, до Большого Петровского моста, он около 11 часов вечера, когда вследствие нашедших туч сделалось темно и шёл дождь, поехал обратно вверх по течению реки Малой Невки и, отъехав от моста саженей девяносто, когда жена его переходила с руля на вёсла, действиями своими вызвал падение ея в воду, вследствие чего она утонула».
С. БУНТМАН: А что это они так уверенно-то говорят? Кто видел?
А. КУЗНЕЦОВ: Отличный вопрос, Сергей Александрович. Как будто вчера репетировали. Это всё, всё обвинительное заключение, как мы теперь понимаем, строилось на доносе — угадайте кого.
С. БУНТМАН: Кого? Купца, папаши.
А. КУЗНЕЦОВ: Папы Серебрякова.
С. БУНТМАН: Папаша!
А. КУЗНЕЦОВ: Тело его дочери ещё находилось в полицейском морге, его зять в абсолютно безумном бредовом состоянии находился у себя дома, а папаша — прошло двенадцать часов с момента утонутия — наутро 1 июня уже явился к зятю с требованием, чтобы тот немедленно освободил дом и вообще катился к чёртовой матери. Что папа натворил, что папа наговорил. Ну, самое главное — и один пример я чуть позже приведу — папа набрал свидетелей. Свидетели делились на его собственных слуг, полностью от него зависимых, которые говорили: о-о-о, ты, вот… Ну, например: один из слуг показал, что когда, значит, они с хозяином бежали к месту — им сообщили, что, вот, утонула Марья Ивановна, — и вот они побежали туда, и вот они через Крестовский остров бегут, а из глубин Крестовского острова вышел человек, спросил: куда, типа, бежите, православные? — Да мы, да вот… — А, знаю, Марья Ивановна. Слышал последние три дня, как муж над ней издевался, — сказал этот чёрный человек…
С. БУНТМАН: И исчез.
А. КУЗНЕЦОВ: Жуткие мученья приняла, — сказал он и исчез. И они даже не попытались его задержать, чтобы представить в суд — вот, они дают показания с его слов. И такой ерунды до чёрта. А вторая часть, — понимая, что слуги, ну, с изъяном свидетели — он нанял как минимум одного человека, его фамилия Виноградов. Это вообще феерическая история. Значит, Виноградов этот был законченный алкоголик, видимо, с каким-то образованьишком в прошлом, который, как про него было сказано, подвизался «адвокатом» (в кавычках) на ступеньках земского суда. То есть это такой вариант так называемого кабацкого адвоката — в земский суд крестьянин какой-нибудь пришёл…
С. БУНТМАН: Да, мы говорили о нём. Вот, земский суд… Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Любезный, не помочь ли тебе прошение написать, не помочь ли тебе бумагу составить, да? Свидетели не нужны? Не нужны свидетели, а? Недорого — могу свидетелем быть…
С. БУНТМАН: Что ж такое — это называлось — общественные писатели во Франции это называлось.
А. КУЗНЕЦОВ: А, ну… В России это называлось кабацкий адвокат.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Но только кабацкие адвокаты — большинство-то честно свою работу отрабатывали. Они за шкалик писали прошения. А этот готов был ещё и присягнуть в чём угодно. Значит, уж не знаю, где его нашёл купец — а скорее всего слуги, конечно, — но через какое-то время этот самый Виноградов является к двум своим приятелям — мужчине и женщине, таким же алкоголикам: ребят, пошли выпьем, угощаю. — А откуда это ты так разбогател? — А мне вот некий, значит, человек, живущий на Васильевском острове и по фамилии Алексеев, он мне дал тридцать рублей. И вообще, я сейчас разбогатею. Слушайте, а вы не хотите разбогатеть? Я, вот, должен буду показать, что я на берегу видел, как женщина упала в воду, а мужчина стоял и смотрел ей вслед. А вы не хотите показать, что он её веслом ударил? За это по сто рублей дадут. Ну, у них, видимо, какая-то совесть ещё оставалась — они придут в суд и дадут об этом показания, что вот он им предлагал от имени Алексеева сто рублей за то, что они просто подтвердят факт убийства как очевидцы. Так этого Виноградова, естественно, тоже в суд потащили — он явился с конвоем, потому что к этому времени уже успел сесть за мелкую кражу и, поняв, что ему сейчас будет совсем плохо, значит, начал прямо в суде изображать из себя полного идиота. Очень шумел, чем, конечно, произвёл на суд соответствующее впечатление.
С. БУНТМАН: Ну, пока он шумит, мы прервёмся. У нас реклама должна быть, а потом мы книгу вам представим.
Ну вот. А книжку, которую мы вам предлагаем, мы уже предлагали её, — это замечательная книга и об одном из величайших людей 20-го века, что бы вы об этом ни думали. Это Михаил Сергеевич Горбачёв. И «Урок свободы» — это тот урок, который мы… И уроки несвободы очень с трудом учим. Вот как так бывает, понимаешь? И уроки свободы плохо учим, и уроки несвободы плохо учим. Это что такое? Значит, где-то шляемся?
А. КУЗНЕЦОВ: Некоторые хорошо учат уроки несвободы.
С. БУНТМАН: А, то есть…
А. КУЗНЕЦОВ: Просто по-другому. Что значит выучить урок…
С. БУНТМАН: А, уроки несвободы — способ употребления.
А. КУЗНЕЦОВ: Да. Да, да.
С. БУНТМАН: Понятно. Но, во всяком случае, автограф мы ещё предлагаем Руслана Гринберга. С печатью от «Эха» будет вам shop. diletant.media. Пожалуйста, заказывайте эту книжку и многие другие, которые там есть. Есть просто потрясающие книги. Недавно купил себе вот эту книжку про Первую мировую войну и революцию — слухи, вот… Ой, какая книжка!
А. КУЗНЕЦОВ: Я сегодня её подписывал — надеюсь, не тебе — гениальная книга, да. Слушай, она вот такая толстенная.
С. БУНТМАН: Подробная, вот, и её, конечно, можно читать, как справочник. Вас интересуют слухи про императрицу, там, и про Распутина? 1916 год, как это всё нагнеталось.
А. КУЗНЕЦОВ: А про военного министра Сухомлинова?
С. БУНТМАН: Вот, про военного министра Сухомлинова и вот про всё. Патриотический подъём — патриотический спад. Вот, пожалуйста, вот такие книжки у нас тоже есть. Shop. diletant.media. Можно попросить автографы любые — любого человека, который здесь присутствует и вам как-то приглянулся, скажем так, из ведущих и журналистов. Да. Кстати говоря, хотел бы я сказать, что мы с Алексеем Кузнецовым уже неделю — я не скажу, что не просыхаем — но неделю периодически отмечаем юбилей нашего замечательного знакомца, и товарища, и прекраснейшего адвоката, одного из самых прекрасных адвокатов…
А. КУЗНЕЦОВ: Да, в прошлый раз забыли об этом.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Генри Марковича Резника.
С. БУНТМАН: Генри Марковича Резника. Я всегда, когда слышу какую-нибудь фразу — убийственную адвокатскую фразу, даже в наших делах — я всегда вспоминаю, как это делает Генри Маркович. Так что мы его поздравляем.
А. КУЗНЕЦОВ: И это очень, Серёж, что ты именно сейчас это сказал, потому что сейчас мы перейдём к адвокатской работе, и я абсолютно убеждён — и я надеюсь, что Генри Маркович не обидится на это сравнение, — что, если верить в теорию реинкарнации, то Генри Маркович Резник — одна из сегодняшних реинкарнаций Николая Платоновича Карабчевского.
С. БУНТМАН: Именно Карабчевского?
А. КУЗНЕЦОВ: Именно Карабчевского по стилю, по тем самым запоминающимся фразам…
С. БУНТМАН: Угу. Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Сейчас я одну из них приведу. Сильным аргументом против, на первый взгляд, — против Имшенецкого — было то, что при обыске было найдено у его вот этой вот несостоявшейся, а на самом деле потом состоявшейся, невесты — Елены Ивановны Ковылиной — было найдено его письмо. Даже два, но первое, в общем, оно содержало некоторые общие рассуждения. А вот второе. «Ужасно захотелось повидаться с тобою, милая моя Лёля», — это он уже женат: только-только женился на Марии Ивановне, — «и я подумал зайти к Фриске, взять их, вместе поехать в Лесной: ты пойдёшь погулять, где-нибудь встретимся. Но это оказалось невозможно, так как Фриск ушёл и неизвестно, когда придёт», — это кто-то из его сослуживцев. — «Когда же устроится наше свидание? Ты пойдёшь в церковь? Я буду дежурным во вторник. Приходи, если будет возможность, с Наташей к всенощной в Петропавловский собор».
С. БУНТМАН: А Наташа кто такая?
А. КУЗНЕЦОВ: Это её сестра, младшая. «Как твоё здоровье, моя голубушка? У меня теперь ужасно много хлопот: хлопотал, чтобы сделано было постановление о передаче недвижимого имущества мне на хранение», — сам пишет, что это его хлопоты, чтобы жена отписала ему недвижимость. — «Хлопоты увенчались успехом — на днях я должен принять всё в своё заведывание. Много нужно энергии, предусмотрительности и сноровки, чтобы бороться с Серебряковым. Другой раз устанешь, измучаешься, и рад бы где-нибудь голову приклонить и отдохнуть. А пока нет тебя, моя милая, около меня, — и негде. Ну, да не за горами то время, когда ты будешь фактически моя».
С. БУНТМАН: Ой! А вот это…
А. КУЗНЕЦОВ: Нехорошо. Нехорошая фраза.
С. БУНТМАН: А вот это уже, да.
А. КУЗНЕЦОВ: «Тогда вознагражу тебя за всё. Я уверен, что найду в тебе всё или почти всё, чего душа требует. Конечно, уверен, что и тебе, милая Лёлечка, будет со мной вполне хорошо, ибо делать любимому человеку приятное и полезное для каждого человека большое удовольствие. Весь твой, Володя».
С. БУНТМАН: «Весь твой, Володя»… Так вот весь Володя: если он задумал, то что ж он болтает-то?
А. КУЗНЕЦОВ: А дело в том, Серёж, что вот… Я тоже сначала просто восхитился корявостью оборота, а потом я задумался: а он ведь не просто так написал: «фактически моя». Он ведь ей какое предложение делает: идти в любовницы. «Ты будешь фактически моя».
С. БУНТМАН: Ах!
А. КУЗНЕЦОВ: «Я буду от постылой жены преклонять к тебе»…
С. БУНТМАН: Вот. «Я буду», — и есть приданое, есть тесть, с которым хоть борьба идёт…
А. КУЗНЕЦОВ: Вот это всё Карабчевский всё прекрасно разберёт, и вот одна из этих фраз, которая, конечно, запоминается. Карабчевский, а он, он у женщин пользовался большим, значит…
С. БУНТМАН: Ну «фактически» можно прочесть не так.
А. КУЗНЕЦОВ: Можно, но тут если прочитать вот под этим углом — тут всё об этом. «Ну смотри, ну да, ну злая судьба нас развела, но мы будем, будем вместе, ты не волнуйся, у нас и деньги будут, ты будешь фактически моя — не обращай внимания».
С. БУНТМАН: Ну, предположим, хорошо, но что …
А. КУЗНЕЦОВ: По крайней мере, такое толкование возможно. Никто не говорит, что оно — единственное возможное.
С. БУНТМАН: Абсолютно, да. Но что самое интересное: как это Карабчевский прочёл?
А. КУЗНЕЦОВ: И Карабчевский, — а он был красив. Ну, собственно, Кость, дайте нам, ну, через одну картинку: сначала на Николая Платоновича… Вот.
С. БУНТМАН: О-о!
А. КУЗНЕЦОВ: Он был красив, у него татарская, крымско-татарская кровь в предках, да. Ну, это не самая удачная, возможно, но это как раз примерно он в этом возрасте находится, он ещё молодой человек достаточно, ему, там, нет 40 лет. Вот. И Карабчевский, — у него было много романов в своё время — сказал: «Ну у кого же из новобрачных нет в секретном отделе стола такого письма?» Имея в виду — кто же из женящихся мужчин своей предыдущей пассии не пишет: «Милая, я люблю только тебя, мы будем вместе», так сказать.
С. БУНТМАН: Предположим.
А. КУЗНЕЦОВ: «Предположим», — сказал Сергей Бунтман, посерьёзнев. Предположим. А теперь, Костя, верните нам, пожалуйста, карту. Как говорится, господа офицеры, прошу к карте.
С. БУНТМАН: Так, карта.
А. КУЗНЕЦОВ: Вот смотрите: центральные районы Петербурга. Цифры 1 и 2 в кружочках в нижнем правом углу даны только для того, чтобы мы сориентировались: цифра 1 — это Зимний дворец, цифра 2 — это Петропавловская крепость. Наш путь, точнее, их путь на лодке 31 мая вечером, в девять примерно часов вечера, начинается от цифры 3: через Кронверкский, значит, к протоку от Петропавловской крепости, на углу, находится набережная, Мытнинская пристань, Мытнинский причал, где Имшенецкий держит лодку. Он арендовал лодку на всё лето: его жена любила кататься на лодке. И вот, соответственно, они уже несколько раз катались одним примерно и тем же маршрутом, поэтому маршрут их был заранее известен. На вёслах они выходили в Малую Неву, а затем уходили направо, в протоку, которая называется речка Ждановка. Задолго до первого секретаря Ленинградского обкома его имя уже было на карте Петербурга. Этой самой узкой Ждановкой они выходят в Малую Невку, и дальше, если погода хорошая и есть силы, они дальше идут к Финскому заливу столько, сколько им заблагорассудится. Но эта прогулка явно не предполагалась до моря, явно совершенно они планировали вернуться раньше, видимо, тем же маршрутом — они всегда им возвращались. В обвинительном заключении подробно говорится: «Плохая погода, плохая видимость, дождь», — то есть всё… Помнишь, как это в «Берегись автомобиля»: «Ночь была такая тёмная, что всё само собой подталкивало к совершению преступления». Да?
С. БУНТМАН: Абсолютно. И Юрий Васильевич за кадром, да?
А. КУЗНЕЦОВ: Ну конечно, Юрий Яковлев. И вот здесь, якобы здесь всё то же самое. На самом деле были допрошены свидетели, были получены данные от метеорологов. Картина была такая: ночь, то есть вечер… Да, это 12 июня на современный календарь — это белые ночи.
С. БУНТМАН: Абсолютно.
А. КУЗНЕЦОВ: Это — светло совершенно. Они вышли по переменной облачности, и, выйдя из Ждановки, по леву руку, там, где цифра 4, у них оказалось очень известное в то время увеселительное заведение пивной сад «Бавария» — это ресторан на открытом воздухе, рядом — пивной заводик «Бавария», популярное у петербуржцев место проведения досуга. Насколько я понимаю, там по-прежнему заведение с таким названием присутствует. А дальше мост. В это время как раз потемнело и начался дождь.
С. БУНТМАН: Это вот тот самый Петровский?
А. КУЗНЕЦОВ: Это Петровский мост, да. И они от дождя укрылись под Петровским мостом. Но дождь продолжался всего 20 минут. Он закончился, и они решили возвращаться. Как сам Имшенецкий потом показывал, она попросилась на вёсла. Как потом выяснилось, — опросили свидетелей, — она да, она любила грести, она регулярно этим занималась, она во время каждой прогулки какую-то часть гребла. Он ей сказал: «Ну подожди, Маня, сейчас мы в Ждановку опять зайдём, волнения вообще никакого не будет, и сядешь на вёсла спокойно». Она говорит: «Я хочу попробовать против течения». Ну, течение в случае петербургских рек — это дело очень относительное.
С. БУНТМАН: Но всё равно, под каждым мостом оно становится быстрее.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну, и самое главное, что при нормальном ветре, при обычном ветре, когда он не нагоняет с залива, то действительно, значит, Малая Невка течёт в залив — то есть, она…
С. БУНТМАН: Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ: Им возвращаться против течения — она попросилась. И они поменялись местами. Она до этого сидела на корме на руле, верёвочками рулём управляла, и она попросилась на банку, то есть там, где сидит человек с вёслами — это ближе к носу. Ну и вот, якобы когда они начали меняться местами, она как-то неловко наступила…
С. БУНТМАН: Вообще, я тебе скажу, что это идиотическое занятие — в таком челноке вот меняться местами.
А. КУЗНЕЦОВ: Идиотическое, и суд с этим согласится, Серёж. Забегая вперёд: именно с этим суд согласится. И она выпала за эту самую. Но дело в том, что к этому времени… Это всё произошло около 10 часов — вот там кружочком закрашенный, точечкой красной, конец её жизненного маршрута показан. Первый и главный аргумент Карабчевского, который, собственно, выбрал следующую адвокатскую тактику: он разбирал аргументы обвинения. Вот один за одним, один за одним. Вы говорите, что это произошло в тёмную мглистую погоду и никто не мог видеть? И дальше — россыпь свидетелей. Дело в том, что, насколько я понимаю, если бы он хотел скрыть то, что он помог ей утонуть, то более идиотского места выбрать просто невозможно. Это как если бы вам, Сергей Александрович, надоел бы ваш постоянный соведущий…
С. БУНТМАН: Так-так! Так, ну, например, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну, всё-таки, уже много лет вместе, уже голос слышать невозможно, — и [вы решили] вывезти меня на лодке, скажем, к парку Зарядье…
С. БУНТМАН: К Зарядью, да.
А. КУЗНЕЦОВ: …где стараниями нашего мэра специальная обзорная площадка просто построена для тех, кто хотел бы посмотреть и дать совет оттуда, сверху.
С. БУНТМАН: Да, причём можно и с набережной, можно и сверху, можно оттуда, от МОГЭСа, да…
А. КУЗНЕЦОВ: Можно с набережной, можно с противоположной стороны — там тоже недалеко, можно с корабликов, проплывающих мимо. Дело в том, что здесь действительно, как только он… Он тоже плюхнулся в воду — видимо, прыгнул за ней, пытаясь её спасти, а может, его обратным этим самым выкинуло, — трудно сказать, — но тут же это увидел находившийся около «Баварии» — там своя отдельная пристань — яличник Филимон Иванов, он через две минуты уже был на месте. Тут же рядом на большом ялике каталась компания из двух семей, шесть человек, они тоже подплыли.
С. БУНТМАН: Они пошли на помощь.
А. КУЗНЕЦОВ: Иванов успел ему помочь, но они уже подходили тоже, то есть людей вокруг было много. С дач — а по оба берега дачи находятся — с дач несколько человек всё это с балконов второго этажа видело. То есть совершенно это всё происходило, действительно, на глазах у людей, ни в каком ни в укромном месте, ни в какую ни в тёплую… ни в тёмную погоду. Дальше, конечно, замечательные истории с тем, как папа-купец подкупал, нанимал, угрожал…
С. БУНТМАН: Это производит нехорошее впечатление.
А. КУЗНЕЦОВ: Нехорошее впечатление! Причём замечу — это военный суд, поэтому здесь нет присяжных, сидят офицеры в качестве судей. Это люди не очень впечатлительные, да, это не крестьяне. Но тем не менее даже на них это всё производило, конечно, впечатление. Те доказательства, которые были интерпретированы против Имшенецкого, Карабчевский, как я показал на примере письма, показал, что вполне возможна совершенно другая интерпретация. Ну и наконец, было ещё одно в деле… Был ещё в деле один неожиданный поворот. Дело в том, что было произведено, естественно, значит, медицинское исследование тела, которое производили судебные врачи — всё-таки Петербург, не какой-нибудь уездный город, поэтому здесь не просто врачи, а именно соответствующей квалификации, господа Сорокин и Штольц. И им суд — точнее, не суд, а судебный следователь — поставил перед ними пять вопросов, перед экспертизой. И вот что они ответили: «Никаких знаков насилия на теле покойной не обнаружено. Констатировано, что капли, которые принимала Имшенецкая во время беременности, совершенно безвредны и для выкидыша не употребляются». Папашка объявил, что она пыталась, дескать…
С. БУНТМАН: Она пыталась плод отравить, да-да-да.
А. КУЗНЕЦОВ: Внука моего изгнать, из-за, из-за того, что муж её… Нет, то, что она принимала… Ещё говорил — в баню она ходила для того, чтобы плод выгнать. Банщик показал, что она только тёплым душиком там пользовалась.
С. БУНТМАН: Ну вот именно.
А. КУЗНЕЦОВ: И что врач вроде это даже рекомендовал.
С. БУНТМАН: Папаша рассердились очень.
А. КУЗНЕЦОВ: Папаша очень переживал, очень переживали. «Не усмотрено каких… никаких признаков симуляции в поведении Имшенецкого, как после события, так и по предъявлению ему трупа покойной». У него была жуткая истерика, он кричал на одной ноте — папаша это потом в своём доносе описал — как на балалайке, маня-маня-маня. А вот ещё два пункта, которые я не зачитал в том порядке, в котором они были, я их приберёг напоследок. «Установлено, что до выхода замуж покойная уже однажды родила».
С. БУНТМАН: Это ж!..
А. КУЗНЕЦОВ: Он этого не знал. Там явно совершенно в семействе Серебряковых драмы были такие, что Шекспир бы заплакал и бросил бы всю, весь свой канонический список из тридцати семи пьес просто в огонь. У неё явно уже были роды. Причём именно роды, не прерывание беременности — врачи определили, что она родила. Это всё исследовалось на отдельном закрытом заседании, мы подробностей не знаем, но знаем, что там давали показания врач, акушерка — то есть суду обстоятельства её родов ещё до знакомства с Имшенецким были известны. От кого, что, какова судьба ребёнка — ничего не знаем. И последнее: «Признано» — эта часть экспертизы излагалась тоже при закрытых дверях, — «что Имшенецкий, вступив в брак, мог не узнать, лишена ли девственности его жена, особенно если к тому со стороны покойной были признаны меры». К вопросу об адвокатском стиле. Действительно, и государственный прокурор, и представитель гражданского истца намекали на то, что вы говорите, он не мог не понимать, что его новобрачная не девушка. Вот как на это ответил Карабчевский: «Были намёки со стороны господ обвинителей — намёки, впрочем, скорее фривольного, нежели доказательного значения: как же это так, видавший виды офицер, не мальчик, первая ночь, и такое странное ослепление. Господа акушеры и судебные врачи должны были при закрытых дверях высказывать своё заключение и по этому вопросу. Я не стану воспроизводить его здесь во всех интимных подробностях. Напомню вам только решающий их вывод, этот вывод таков: и очень доблестный и храбрый офицер может оказаться большим простаком перед маленькими женскими хитростями. Первая брачная ночь нередко служит тому самым наглядным доказательством».
А. КУЗНЕЦОВ: Раз уж мы говорим о Генри Резнике, я хочу сказать, что одним из выдающихся качеств этого великого адвоката является огромное чувство собственного достоинства.
[помехи]
«Совещание судей длилось шесть часов. Был уже четвёртый час ночи, когда бледные и видимо утомлённые судьи вышли из совещательной комнаты. Нервно истомившаяся публика с тревогой и давкой кинулась в зал заседания. Подсудимый занял своё место и старался казаться спокойным. Но лицо его выражало невыносимое страдание. Председатель громким голосом стал читать резолюцию и, когда дошёл до слов «и признавая виновным», взглянул на подсудимого, так как тот зашатался и едва удержался на ногах. Вся зала как один человек болезненно ахнула. Скоро, однако, все облегчённо и радостно вздохнули. Резолюция была дочитана до конца, и стало ясно, что подсудимый обвинён лишь в неосторожном пользовании для катания слишком валкой лодкой, последствием чего была смерть его жены, в преднамеренном же ея утоплении он оправдан. Суд приговорил поручика Имшенецкого к содержанию на гауптвахте на три недели и к церковному покаянию». Ну, из полка его, естественно, выставили. Это абсолютно не обсуждается даже в то время. Бросил на себя тень, такие подробности оглашены, брошена тень на честь и знамя части — это для того времени абсолютно обязательно. Но вот я специально оставил восемь минут — а как же дальше сложилась жизнь поручика Имшенецкого, брошенной им невесты Елены Ивановны и так далее? И вот здесь огромную благодарность я хочу принести уральскому краеведу Юрию Сухареву, у которого на сайте я нашёл, собственно, ответ практически на все вопросы. Видимо, наследство он всё-таки получил. Да, папа не смог отчекрыжить. Ну, а собственно, а почему нет, да?
С. БУНТМАН: А почему?
А. КУЗНЕЦОВ: Нотариус показал, что она все действия делала абсолютно добровольно, в здравом уме, трезвой памяти, предумышленность и вообще убийство как таковое доказано не было — почему бы ему не получить наследство? Он довольно быстро после этого женился-таки на Елене Ивановне Ковылиной. А дальше они выныривают на Урале, где…
С. БУНТМАН: А, вот почему! Я хотел спросить — а почему краевед…
А. КУЗНЕЦОВ: Уральский краевед!
С. БУНТМАН: Так! Так.
А. КУЗНЕЦОВ: Костя, дайте нам, пожалуйста, картиночку через одну! Там будет такой унылый пейзаж, унылее не бывает. Это…
С. БУНТМАН: Какими-то это… это террасами, разработки какие-то?
А. КУЗНЕЦОВ: Да, это асбестовые прииски. И вот на Северном Урале братья — а я напомню, что у Имшенецкого было до чёрта братьев и сестёр. Вместе с ним десять. И вот братья — уж не знаю, там, сложили они, видимо, капиталы, скорее всего, но они вкладываются в довольно бурно растущее дело: асбестовые рудники. Асбест — это в первую очередь противопожарный материал, да, из… так сказать, изолирующий.
С. БУНТМАН: Тогда не знали, что, как, насколько он вреден.
А. КУЗНЕЦОВ: Не знали, что он вреден, из него делали несгораемые шкафы, им облицовывали всякие, так сказать, чувствительные к огню постройки и так далее, и так далее. Это большое денежное дело. И вот они успешно вкладываются в асбестовые рудники. А попутным образом, разрабатывая асбест, натыкаются на золото и платину.
С. БУНТМАН: Ой!
А. КУЗНЕЦОВ: И хотя Владимир Михайлович Имшенецкий явно бизнесмен и вообще хозяин тот ещё, но тем не менее ближайшие годы его имя будет постоянно мелькать, будут постоянно то продаваться, то покупаться новые рудники… Одним словом, деньги у него были. Вот что записала в своей книжке — она потом книжку напишет — молодая женщина по имени Мария, которая, случайно встретившись с супругами Имшенецкими в поезде (они регулярно с Урала ездили в Петербург, где у них была недвижимость, где они жили, потом возвращались на Урал и так далее. Причём в Петербурге у них была и городская квартира, и дача), и вот она в поезде с ними познакомилась, подружилась и стала с ними жить. Ну, видимо, как такая компаньонка-приживалка. Ну можно, конечно, предположить, что Имшенецкий к ней погуливал — потом, когда Елена Ивановна умрёт, он на ней женится. Но это уже домыслы, да? Нет у нас… По крайней мере с Еленой Ивановной у неё тоже были прекрасные отношения. Вот что она пишет, вот они в вагоне встретились, да? «Семья, видимо, усилиями Елены Ивановны устраивала дорожный быт по-купечески. Совсем не по-дворянски. В купе разместились» — а дальше те, кто не ужинал, а особенно те, кто ещё при этом и не обедал, запаситесь, пожалуйста, терпением. - «В купе разместились с двумя очень увесистыми корзинами и огромным чайником для кипятка. Первая корзина была набита самой разнообразной едой: копчёный сиг, чёрная икра, цыплята, телятина, ветчина, всех сортов колбасы, пирожки — да всего не перечесть. Вторая корзина со специально приспособленными отделениями для тарелок, ножей, вилок, чашек, стаканов и других необходимых предметов в этом роде. В ней же находились всевозможные сорта хлеба, печенье, фрукты, вино и, может быть, ещё кое-что, но я уже не помню. Ели и пили чай почти что целый день, это напоминало пасхальные и рождественские праздничные столы, заваленные яствами, и еду невовремя, так как жевали целый день. Подобные поездки на Урал из Петербурга семья золотопромышленника совершала ежегодно и считала чуть ли не своей традицией, заведённой с давних времён, когда ещё сын и дочь были детьми, но и теперь ещё они всю зиму мечтали об этой поездке».
С. БУНТМАН: Ну это прелестно.
А. КУЗНЕЦОВ: Прелестно! Когда пришла советская власть, братья Имшенецкие… Да, дайте, пожалуйста, Кость, следующую картинку, вы увидите акцию… Костя! Картинку!
С. БУНТМАН: Картинку следующую.
А. КУЗНЕЦОВ: Костю усыпил список икры, сигов и так далее.
С. БУНТМАН: Нет, он просто упал в голодный обморок, как нарком Цюрупа просто вот, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Может быть. Как нарком Цюрупа, да. Эта акция акционерного общества «Уралит», и вот если присмотреться, за председателя первая верхняя подпись — «А. Имшенецкий».
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Это брат Александр. Владимир, естественно, тоже в этом во всём состоит. Они попытались с советской властью ужиться, но довольно быстро поняли, что не получится, и Владимир Михайлович с семьёй рванул на Дальний Восток. Видимо, то ли почувствовав, что Колчак ненадолго, то ли просто из общих соображений, ещё в девятнадцатом году перебрался в Харбин. В Харбине у него будет казино, в Харбине у него будет гостиница, но и там он не захочет оставаться, почувствовал, что и Харбин — место стрёмное, и в двадцать третьем году перебрался в Североамериканские Соединённые Штаты. Он умер в 1942 году. На восемьдесят сильно каком-то году жизни. Похоронен в Калифорнии.
С. БУНТМАН: Слушайте, и это всё — из Малой Невки. Вот. Из действительно несчастного случая, скорее всего.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну, Серёж, строго говоря — ну не можем мы положить голову ни за то, ни за другое. Собственно, всё кольцуется на твоём тезисе, с которым я абсолютно согласен — мы верим в презумпцию невиновности.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Его вина не доказана.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Карабчевский блестяще показал, что да, этому всему могут быть другие объяснения. Да, он не герой. Да, он обычный, заурядный, хитроватый, простоватый. Человек! Человек, обыватель.
С. БУНТМАН: А может, она случайно упала, и тут он, падая и при этом умея, может быть, плавать, подумал — а не случай ли это?
А. КУЗНЕЦОВ: И это возможно. И это возможно.
С. БУНТМАН: Не удача ли это?
А. КУЗНЕЦОВ: Этого мы никогда не узнаем. Может, оно и к лучшему.
С. БУНТМАН: Да. Спасибо тем, кто разыскал семейную дальнейшую судьбу вплоть до Харбина и Соединённых Штатов и Калифорнии. Вообще это прелестно совершенно. У нас сегодня — вы, вы уже прекрасно, думаю, знаете, что наше sitdown show с Станиславом Белковским перенесено с трёх часов на восемь часов вечера, так что в двадцать мы встречаемся. А сейчас будет на «Живом Гвозде» Елена Лукьянова, которую вы прекрасно знаете, профессор Свободного университета, ну, тоже прекрасный юрист. И Василий Полонский будет вести этот разговор. Ну вот, а дальше и «Пастуховские четверги» будут, и «Один» Дмитрия Быкова* (власти РФ считают иностранным агентом). Всё у нас как полагается, единственное изменение — в двадцать часов будет Станислав Белковский.