С. БУНТМАН: Ну что ж, дорогие друзья, давайте-ка мы с вами приступим к делу. Я приветствую здесь наших участников чата. На «Дилетант» надо подписываться. И мы с вами приступаем к очередному английскому делу. Камин бы надо, а? Алексей Валерьевич?
А. КУЗНЕЦОВ: Присаживайтесь поближе к огоньку, сэр.
С. БУНТМАН: Да
А. КУЗНЕЦОВ: В такой промозглый вечер! Сейчас я попрошу дворецкого растопить нам камин! Полин, дайте нам, пожалуйста…
С. БУНТМАН: Да. Звук дождя по крыше должен идти.
А. КУЗНЕЦОВ: Первую картинку, да.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Вот. Если мы будем их видеть, будет вообще отлично, потому что иногда они нам — даже нам будут нужны. Нас просили где-то месяц назад, нас просили — старое доброе чисто английское убийство. И вот сегодня…
С. БУНТМАН: Не про рождение кроликов?
А. КУЗНЕЦОВ: Нет, не про рождение кроликов, которые — вот уж чего просили-просили, а зашло, в общем, очень посредственно.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Судя по просмотрам. И вот сегодня мы сядем у камина — конечно, не помешал бы в такой вечер графинчик хорошего старого порто, но боюсь, что наши референты это не умеют.
С. БУНТМАН: Да. Трубка, да? Как всё правильно, трубка.
А. КУЗНЕЦОВ: Да, не умеют. Кофе умеют, а вот порто пока не умеют.
С. БУНТМАН: Да. Трубка дома, да.
А. КУЗНЕЦОВ: И будем смотреть старый альбом с фотографиями, у нас их сегодня много, вокруг этого, собственно, всё и будет у нас строиться. И как обычно в тех случаях, когда вот у нас какая-то, так сказать, заграница примешана, нам нужно определиться с тем, где всё это происходит географически. Полин, дайте нам, пожалуйста, карту. Это прямо вот строго-строго граница Англии и Уэльса. Это южный Уэльс, вот маленький — ну, мы скажем по-русски…
С. БУНТМАН: Старый южный Уэльс.
А. КУЗНЕЦОВ: Старый южный Уэльс, да.
С. БУНТМАН: Новый в Австралии.
А. КУЗНЕЦОВ: Да-да. Нет, старый, традиционный, я бы сказал.
С. БУНТМАН: Так.
А. КУЗНЕЦОВ: Глубоко традиционный южный Уэльс. Это — ну, мы по-русски обычно переводим «городок», но притом что в те времена, когда, о которых пойдёт речь, в нём примерно 1800 жителей…
С. БУНТМАН: Ну это город.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну, ну как, town, да? Town — это что это, город, городок.
С. БУНТМАН: Ну городок.
А. КУЗНЕЦОВ: Я буду говорить — городок.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Вот, который называется Хей-он-Уай. Речка Уай, соответственно, Хей как пишется по-английски «сено» (hay). Я думаю, что, скорее всего, когда-то там, видимо, были заливные луга, вот при этой самой речке, и, значит, знаменитые покосы. Потом возник — давно, уже 13-м веке там был замок. Сейчас Хей-он-Уай, оказывается, абсолютно знаменит в Великобритании среди местных библиофилов. Притом что городок по-прежнему крошечный, в нём более тридцати преимущественно антикварных книжных магазинов, букинистических.
С. БУНТМАН: Туда приезжают люди?
А. КУЗНЕЦОВ: Да! Там есть целый фестиваль ежегодный. Дело в том, что какой-то человек в семидесятые годы 20-го века придумал — маркетин…
С. БУНТМАН: Маркетинговый!
А. КУЗНЕЦОВ: Маркетинговый ход, спасибо всем. Значит, он провозгласил — ну, в шутку, естественно — независимое королевство книготорговцев.
С. БУНТМАН: Так.
А. КУЗНЕЦОВ: Вот в этом городке. Они начали там всячески, естественно, так сказать, развлекаться по этому поводу: провозгласил себя его правителем, там, так сказать. И они из этого сделали такой вот туристическо-букинистический проект, который, насколько я прочитал, до сих пор замечательно себя чувствует. Я встретил не в одном, а в нескольких местах выражение «мекка британского книжного бизнеса». Ну, это будет сильно уже после тех событий, о которых мы говорим.
С. БУНТМАН: А это обязательно, это… Ты знаешь, вот когда вот «Убийства в Мидсомере», вот это мой любимый тоже сериал, бесчисленное количество сезонов. Там обязательно — вот это характерная какая-нибудь особенность городка небольшого. И обязательно там какой-нибудь фестиваль есть.
А. КУЗНЕЦОВ: Конечно.
С. БУНТМАН: Вот здесь, значит… Ой, надо бы туда!
А. КУЗНЕЦОВ: Вот. Причём чем отличается Великобритания от Соединённых Штатов: в Соединённых Штатах в каждом маленьком городке есть осенний фестиваль тыкв, да? А в Великобритании в каждом городке свой фестиваль чего-нибудь. Вот когда нам поставили наши зрители задачу — старое доброе английское убийство — я подумал: а вот что является критериями старого доброго чисто английского убийства? И я нащупал четыре таких критерия. Значит, во-первых, это должно происходить в интеллигентной среде, да? Это должен быть средний класс, это должны быть джентри, это должны быть сквайры, да? Каторжник Селдон — примитивный убийца с ножом и кистенём, да? — вот он идёт на болото, к собаке Баскервилей, выть вторым голосом. А тут должны быть люди приличные, люди интеллигентные и хорошо воспитанные, желательно с частными школами как минимум — а желательно с университетами, значит, red brick за плечами. Во-вторых, конечно же, орудие убийства — это не должен быть ни лом, ни топор, ни булыжник. Мы же все читали не только Конана-варвара, но и Конана Дойля мы читали, да?
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Собачку. Змейку. Духовое ружьё, да? Что-нибудь вот такое.
С. БУНТМАН: Если задуманное.
А. КУЗНЕЦОВ: В крайнем случае яд. Вот если нет времени дрессировать собачку, пропихивать змейку, изобретать духовое ружьё, в крайнем случае яд, но это по крайней мере чисто, культурно и, в общем-то, благородно, да? В-третьих, это, конечно, не должны быть какие-то, вот, вульгарные очевидные мотивы. То есть да, пожалуйста, наследство — естественно, наследство. Но каким образом, да? Доказав, что ты тоже Баскервиль, Ватсон, изучая фамильные портреты.
С. БУНТМАН: Если, а если ревность, например, к чьему-то успеху, то это должно быть, как это, укореняться, куда-то уходить, корнями, я не знаю, вот куда, вот здесь.
А. КУЗНЕЦОВ: То есть чтобы ни о каком аффекте речь даже и идти не могла, это должно быть выношенным, продуманным. Ну и наконец, и это мне кажется совершенно очевидным — это не должен быть вульгарный крупный город. Вот когда Криппена, о котором мы не так давно делали передачу, присяжные осудили на виселицу, я уверен, что главным мотивом для них было — это то, что он устроил всё это в Лондоне. Ну американец, ну дикарь, ну варвар, ну что с него можно взять? Вкуса же ни малейшего, да?
С. БУНТМАН: Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ: Это должна быть либо благословенная пасторальная сельская местность, либо вот идеально — городок на тысячу восемьсот жителей, что может быть лучше? Все друг друга знают, все могут быть свидетелями в суде. Ну, а теперь начнём смотреть семейный фотоальбом. Полин, дайте, пожалуйста, нам следующее фото замечательного джентльмена. Значит, перед нами Герберт Роуз Армстронг.
Немолодой человек, в период, когда он попадёт под суд, ему уже за пятьдесят. Он родился в 1869 году, родился в семье с весьма скромным достатком, и безусловно к числу его достоинств принадлежит то, что он выбился из этого круга людей со скромным достатком, потому что он хорошо закончил школу, он сумел поступить и закончить Кембридж, юридический факультет — ну, там немножко по-другому всё устроено, но вышел он, так сказать, сначала с, как положено, со степенью бакалавра искусств, а через некоторое время, доучившись, получил уже магистра права. Он не стал барристером, он не стал адвокатом высших королевских судов, но он стал с хорошей практикой уважаемым солиситором. Мы про это не раз говорили, но давайте напомним, что в Англии два уровня адвокатуры: есть барристеры — это адвокаты, которые входят в Bar, Bar Association, в, можно сказать, профсоюз адвокатов, адвокатов, которые могут выступать в высших судах. И есть солиситоры, которые могут выступать в низших судах самостоятельно, которые в высших судах могут быть помощниками барристеров и выполнять для них, там, определённую работу и быть частью их команды. Ну, а кроме того, они могут быть поверенными по самым разнообразным юридическим вопросам и с этой точки зрения тоже иметь свою клиентуру.
Вот он, поработав сначала в Ливерпуле, потом, так сказать, ещё в каком-то городе, Ньютон-Эбботе, он уже в ранге солиситора приезжает в городок Хей-он-Уай. В 1906 году. Уже не мальчик, да, получается, что ему уже тридцать семь лет. Он ещё не женат. В этом городке на тот момент был один старенький адвокат, солиситор. Вот он, собственно, все нужды округи по юридической части обслуживал. Армстронг туда приехал, и по несчастливому для старенького адвоката стечению обстоятельств через несколько месяцев старенький адвокат, а заодно и жена его, старенькая адвокатша, умерли. Потом никто в это дело не полез по, так сказать, причине истечения всех возможных сроков давности, но с учётом дальнейшего развития событий, как говорится, осадочек остался. Хотя, разумеется, совершенно недоказуемо. Через год наш герой встречает некую женщину из соседнего городка, женится на ней, и у них, так сказать… Полин, дайте нам, пожалуйста, следующую фотографию.
В каждом семейном альбоме должно быть свадебное фото, вот молодые счастливые супруги, он очень маленького роста, но при этом, как отмечали все, кто имел возможность его описать, что называется, с натуры — очень хорошо сложен, в очень хорошей физической форме, прекрасно ездил верхом, но она, видимо, достаточно высокая женщина, судя по тому, что на фотографии с ним она практически вровень. Чтобы рассмотреть её черты лица получше, следующая фотография даёт возможность нам это сделать, но это она уже в более зрелом возрасте, не просто жена, но и мать детей. Судя по всему, они были людьми очень разными. Её зовут Кэтрин, Катарина. Они, видимо, были людьми очень разного темперамента, потому что его описывали как человека ровного, спокойного, уравновешенного, неизменно дружелюбного, трудолюбивого, ну то есть вот каким должен быть провинциальный адвокат. Много работает, пользуется уважением общества, потихонечку делает карьеру, не только в смысле известности. Дело в том, что он довольно быстро, оставшись единственным адвокатом в этой местности, становится так называемым justices' clerk, судейский клерк. Вроде бы звучит как, ну, совершенно непрезентабельно, ну подумаешь какой-то там…
С. БУНТМАН: Писарь.
А. КУЗНЕЦОВ: Писарь, секретарь суда. На самом деле это очень важная должность. Она вроде бы негромкая, но она, во-первых, неплохо оплачивается, а во-вторых, она очень влиятельная. Дело в том, что в английской системе судопроизводства есть мировые судьи. Ну у кого нет мировых судей? Даже у нас сейчас есть мировые судьи. Но в Англии традиционно эти мировые судьи — они такой, достаточно отдельный мир. Можно напомнить, что был период, 17−18 век, когда мировые судьи вообще были по сути вообще местной администрацией. Далеко не только судом, а вообще…
С. БУНТМАН: Это так ветхозаветно. Он царь, он и судья.
А. КУЗНЕЦОВ: Вместо совета народных депутатов, да. Потом часть полномочий у них отобрали, но это по-прежнему судьи, которые рассматривают подавляющее большинство уголовных и гражданских дел в данной местности и только действительно крупные и серьёзные дела идут в королевские суды. Но дело в том, что от этих justices of peace, мировых судей, никто не требует никакого юридического образования. Традиционно это местные gentry, вот эти джентльмены сельские. Кстати, если я ничего не путаю, по-моему, у Конана Дойла упоминается, что сэр Чарльз Баскервиль был в том числе и мировым судьёй в своей округе.
С. БУНТМАН: Угу.
А. КУЗНЕЦОВ: Вполне может быть, для этого не нужно не только университета, но даже… Они своё образование, будучи джентльменами, будучи людьми ответственными, они его пополняют самостоятельно. Но поскольку между идеалом и практикой обычной есть некоторые расхождения, то с определённого момента при вот округе этих мировых судей появляется профессиональный юрист. Вот он обязан быть человеком с юридическим образованием, наверное, он обязан быть как минимум солиситором, и он является их консультантом. То есть помимо того, что он действительно руководит канцелярией, там, рассылает повестки, судебные решения и так далее, но не он, конечно, а его подчинённые, действительно писаря, он на всех судебных процессах сидит перед столом суда и в случае чего он дает справки и заключения по вопросам права.
С. БУНТМАН: Угу. То есть если в основном это опыт, здравый смысл, это такие дела, где это нужно.
А. КУЗНЕЦОВ: Да.
С. БУНТМАН: Но если, возможно ли с точки зрения закона…
А. КУЗНЕЦОВ: А вот что закон говорит?
С. БУНТМАН: То тогда да, это очень важно, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Чтобы судье не прерывать процесса, не идти рыться в бесконечных томах прецедентов, он говорит: «Сэр, а суд интересуется знать, что по этому поводу думает, так сказать, ныне действующее законодательство». Понятно, что это фигура, имеющая определённое влияние. Она — дама артистическая, она, судя по всему, очень неплохо играла на фортепиано, ну по крайней мере очень любила это делать. Она склонна к меланхолии. Она очень высоко ставит свой социальный статус. Он не настолько высок, она не из семьи какой-нибудь там старой аристократии, но она исходит из того, что всё должно быть «du comme il faut…» (Шишков, прости: Не знаю, как перевести).
С. БУНТМАН: Как полагается.
А. КУЗНЕЦОВ: Известен пример, что один раз, когда коллега её мужа придет к ним в дом знакомиться, она устроит им грандиозный афронт из-за того, что он посмел явиться во фланелевых брюках. Нет, сэр, я согласен, я согласен, это конечно, безусловно не comme il faut, это, конечно, нарушение всяких приличий, он бы ещё в трусах пришёл, или в трениках и стоптанных кроссовках. Но, с другой стороны…
С. БУНТМАН: Было бы лучше: это знак какой-то трагедии и чего-нибудь ещё, а здесь — вызов.
А. КУЗНЕЦОВ: Но с другой стороны, устраивать по этому поводу эль скандаль тоже не comme il faut. Вот распространить потом несколько язвительных комментариев тихим голосом — это было бы аристократично. А она, судя по всему… ну, в общем, весь городок быстро узнал, что у мистера такого-то кроме фланелевых брюк из исподнего больше ничего и не имеется. Ну и чем дальше, тем больше. Она начала, видимо, мужу серьёзно досаждать. Полин, дайте нам, пожалуйста, следующую картину. Родовое гнездо, на самом деле не родовое, они купили этот дом. Вот в таком вот доме проживает семья.
С. БУНТМАН: Очень славный.
А. КУЗНЕЦОВ: Славный дом, да. Мне особенно вот эти фонари, вот эти эркеры нравятся.
С. БУНТМАН: Два эркера замечательные даже.
А. КУЗНЕЦОВ: Потом описывается, что дом какой-то немножко несуразный, не знаю, по мне многие английские дома кажутся несуразными, а я люблю некоторую такую внутреннюю несуразность, небольшие помещения, какие-то неожиданные лестницы, непонятно с какого этажа на какой полуэтаж ведущие. Впрочем, я знаю один такой дом в сравнительно недалёком Подмосковье, мне очень нравится, как там всё придумано. Так вот, в этом доме живёт семья, супруги. Полин, дайте нам, пожалуйста, следующее фото. Две женщины по краям — это няни, социальные работники, я не знаю, они не из семьи, дети, снятые тогда, когда мамы уже не будет в живых, папа уже будет то ли в тюрьме, то ли уже казнён: забегая вперёд, для него плохо закончится вся эта история. Старшая девочка, которая стоит по центру в галстуке — Элеонора, справа от неё — её брат Пирсон, а руки она положила на плечи самой маленькой девочке — Маргарет, вот, трое детей в этой семье. Ну и с ними проживает служанка, которая и горничная, и кухарка, и нянька, в общем, выполняет те обязанности, которые в семьях побогаче выполняет несколько человек. Тем временем дело идёт к Первой мировой войне. Он вступает в добровольческие силы. Это такое ополчение. Дело в том, что в Англии же нет призыва, да, и, как и многие другие страны, кстати говоря, как и Германия, Англия пытается подготовленный резерв создать за счёт добровольцев, которые в свободное время проходят какую-то военную подготовку.
С. БУНТМАН: Это тогда?
А. КУЗНЕЦОВ: Да, конечно, военную подготовку. Вот он вступает в эти добровольческие силы, их там сливают, разливают, в общем, он проходит некую подготовку, становится капитаном вот этого добровольческого корпуса, и когда начинается Первая мировая война, он уходит на войну. Но, правда, не очень далеко, уходит он в южную Англию, то есть, насколько я понимаю, на континент он не переправляется. Служит он в сапёрных частях, корпус инженеров так называемый, служит он, судя по всему, по своей юридической части, то есть он какой-то там военный юрист, но с войны он возвращается в мундире майора, и это в городке вызывает к нему дополнительный прилив уважения, и отныне все к нему обращаются не Mister Armstrong, a Major, конечно же.
С. БУНТМАН: Да, это, надо сказать, что это очень серьёзно вообще. И майор, и то, что он майор военного времени, и вот в этих вещах, и там, конечно, выбивало всех страшно, но всё равно это очень серьёзно.
А. КУЗНЕЦОВ: В общем, что называется, живи и радуйся. И тут 1919 год, и здоровье супруги начинает заметно ухудшаться, всё чаще и чаще у неё начинают случаться какие-то срывы, истерики, она жалуется на то, что у неё здесь болит — здесь болит. И местный доктор, Томас Хинкс, которому предстоит сыграть немалую роль в этом деле… Полин, дайте, пожалуйста, следующее фото. Единственное фото доктора, которое я нашёл — он уже идёт давать показания в суде, такое вот фото.
По-моему, очень похож на классическое изображение Джона Уотсона. Да, такой достаточно коренастый мужчина, с военными усами, в котелке. Вот этот доктор Томас Хинкс, значит, её как следует осматривает и диагностирует воспаление нервов плеча. Начинает её лечить, ей вроде становится легче, но проходит год, и вдруг у неё начинается вот совсем, что называется, разлад со здоровьем, и в августе двадцатого года — это важно, не только что двадцатый год, но и что август — она, значит, находится в таком состоянии, что Хинкс рекомендует положить её в клинику. И её отправляют — Полин, дайте, пожалуйста, нам следующую картинку — вот такая вот достаточно дорогая частная клиника, «Барнвуд», со специализацией на нервных болезнях, хотя лечат там и от болезней обычных тоже.
Это недалеко от Глостера. Что у неё при поступлении? Непонятно по каким причинам постоянно повышенная температура, рвота, шумы в сердце, высокая концентрация белка в моче, частичный паралич рук и ног и бред временами. То есть она просто в очень плохом состоянии. В комплексно плохом. Её оставляют в этой самой клинике, несколько месяцев она там находится, муж к ней регулярно приезжает, производит на всех впечатление, так сказать, внимательного, заботливого мужа, она очень беспокоится — как там дети, просит: выпишите меня, пожалуйста, побыстрее, мне уже лучше. В общем, в конечном итоге врачи действительно наблюдают у неё заметное улучшение и выписывают её домой. Соответственно, в январе 1921 года она после четырёх месяцев в клинике возвращается домой. И очень быстро после возвращения из клиники её состояние ухудшается опять. Ухудшается до такой степени, что буквально через несколько дней она умирает. Доктор Хинкс её осматривает — ну, то есть он, значит, констатирует в конечном итоге, что она умерла от гастрита, который проходил на фоне сердечного заболевания и, вот, возобновившегося вот этого неврита — воспаления, значит, нервов.
При этом, опять-таки, вот эти дни, когда ей плохо, соседи фиксируют, что муж безупречен, он с ней проводит много времени, он ей, там, книжки читает, когда она лежит в постели, он из офиса уходит пораньше, чтобы подольше с ней побыть, и так далее, и так далее, и так далее. Ну хорошо, умерла — умерла, похоронили, так сказать, большинство жителей городка на похоронах было, заплаканные детишки, безутешный муж, всё-всё как положено. Да, он хороший памятник ей поставил на могиле, всё, так сказать, претензий, как говорится, никаких. И всё бы это, наверно, так бы и осталося в этом состоянии, да? Памятник, он бы ходил, так сказать, цветочки бы там посадил. Он садовод, и страстный достаточно садовод, поэтому, наверно, сам бы посадил какие-нибудь, там, приличествующие случаю розы. Но проходит совсем небольшое время, и очень серьёзные подозрения в его адрес возникают в связи с тем, что его коллега и одновременно единственный, можно сказать, конкурент, второй юрист в данной местности, некто мистер Освальд Мартин — вот именно он во фланелевых брюках в своё время припёрся в приличный дом, да? — чуть не умирает. Причём чуть не умирает при обстоятельствах, о которых я вынужден буду поведать вам, леди и джентльмены…
С. БУНТМАН: Несколько позже.
А. КУЗНЕЦОВ: Чуть позже. Полин, у нас реклама.
С. БУНТМАН: Ну что ж, а ещё у нас — ну, почти в тему, только если переправиться через Английский канал, который там называется Ла-Манш, мы вам представляем в shop. diletant.media одну из книг Мориса Леблана об Арсене Люпене. Конечно, это был тогда бум Арсена Люпена, грабитель, домушник, джентльмен.
А. КУЗНЕЦОВ: Грабитель-джентльмен, да.
С. БУНТМАН: Грабитель-джентльмен. Была чудесная песня из телевизионного спектакля про Арсена Люпена, которую Жак Дютрон пел про величайшего из грабителей, но джентльмена, очень хорошая была. Но вообще, конечно, он соревновался, он вызывал Шерлока Холмса, естественно, и на одной из этих, и это вызвало…
А. КУЗНЕЦОВ: Борис Акунин* (власти РФ считают иностранным агентом) на этот счёт…
С. БУНТМАН: Акунин написал совершенно великолепную, очаровательную вещь.
А. КУЗНЕЦОВ: Отбомбился великолепно в своё время, да.
С. БУНТМАН: Встреча Фандорина, Шерлока Холмса и всех обманувшего…
А. КУЗНЕЦОВ: Самого Арсена Люпена, да.
С. БУНТМАН: Обманувшего, да, Арсена Люпена. Там чудесное хайку написал про мудрых мужей, да? Маса написал, да? Три мудреца в одном тазу.
А. КУЗНЕЦОВ: Да-да-да-да-да.
С. БУНТМАН: Так перевёл. Вот. Так что почитайте, это упоительное чтение. И особенно сейчас, я вам скажу, сейчас особо приятно читать классические детективы. Это вам позволяет отдохнуть мыслью, перенаправить её в другую, в другую сторону. Так что вот мы вам предлагаем с печатью «Эха».
А. КУЗНЕЦОВ: Нам довольно часто пишут, и мне каждый раз очень приятно это читать, что наши передачи имеют терапевтическое воздействие.
С. БУНТМАН: Я думаю — да, вот именно поэтому.
А. КУЗНЕЦОВ: Вот такого рода литература, да, она про это же.
С. БУНТМАН: Да-да-да, именно поэтому, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Она про это же. Так вот.
С. БУНТМАН: Да?
А. КУЗНЕЦОВ: К Освальду Мартину. В городке два юриста. Поэтому абсолютно естественным образом они периодически оказываются сторонами в процессе, да, представляют разные стороны. Это совершенно не означает никакой вражды, это абсолютно нормальная профессиональная ситуация, да? И у них не было никакой вражды — наоборот, Армстронг приглашал его домой, пытался, так сказать, там, навести мосты, кто же знал, что жена смотреть будет не туда, куда нужно, да? И вот осенью 1921 года обостряется одно дельце, которое достаточно давно тянется: там идёт ни шатко ни валко некая довольно на крупную сумму сделка по недвижимости: в окрестности продаётся некое поместье, и возникает судебный спор о так называемых titles. Я не очень разбираюсь — то есть, собственно, совсем не разбираюсь в английском имущественном праве, оно очень сильно отличается от континентального, если я правильно понимаю, titles — это всё, что сцеплено с правом собственности на данный объект. То есть это не только собственность в классическом континентальном: владение, пользование, распоряжение, да? Но это все сервитуты, все обременения, так сказать, права третьих лиц и так далее, и так далее, и так далее.
С. БУНТМАН: Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ: Иногда это может быть очень-очень здорово, так сказать, влиять на судьбу продаваемого или, там, как-то иным образом меняющего свою судьбу объекта. Они представляют две разные стороны. Дело стопорится — а дело в том, что Армстронг от своего клиента, которого он представляет, получил депозит, очень большие деньги, которые у него хранятся на случай, если сделка выгорает, да, чтобы он мог сразу внести какую-то крупную сумму. И вот похоже, что этот депозит не получается вернуть. По крайней мере у Мартина возникает такое подозрение, и он как-то достаточно настойчиво, с каждым разом всё настойчивее и настойчивее, начинает у старшего коллеги интересоваться: а вот, ну, слушайте, сколько может дело в подвешенном состоянии находиться? Давайте его как-то заканчивать. И тут Армстронг, встретив его как-то на улице, на очередную порцию предложений побыстрее закончить дело говорит: слушайте, коллега, да, вот я сам чувствую, что что-то у нас… Давайте мы как-то в неформальной обстановке? Я вас приглашаю на файв-о-клок. Уже прошло достаточно долгое время после смерти жены, более полугода, Армстронг уже съездил на континент, в Италию, слегка развеяться, да? Можно уже делами заняться. Приглашаю вас на файв-о-клок. Мартин приходит на файв-о-клок, уж не знаю, в каких брюках, но теперь можно и во фланелевых. Накрыт классический файв-о-клок, то есть помимо чая, сливок, там, и всего что полагается, подаются cakes — пирожные, и sconеs.
С. БУНТМАН: Это жуткая штука!
А. КУЗНЕЦОВ: У нас обычно это переводят как булочки с маслом. Это не булочки с маслом.
С. БУНТМАН: Никакие не булочки это, не с маслом! Это положите, высушите пряник какой-нибудь, вот такой, ну недели две дайте ему посушиться.
А. КУЗНЕЦОВ: Нет, Серёж, это не scone.
С. БУНТМАН: Не получится?
А. КУЗНЕЦОВ: Не-не-не-не!
С. БУНТМАН: Это scone!!!
А. КУЗНЕЦОВ: Нет, sc… Да? Ну вот те scones, которые я стал — они довольно мягкие.
С. БУНТМАН: Это, это. Нет, это страшная штука, это самое, меня, специально мне…
А. КУЗНЕЦОВ: Возможно, их много видов.
С. БУНТМАН: Да. Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Но в любом случае некая вот масляная — очень масляная, жирная штука. И в какой-то момент, видя, что гость ничего не ест, а только чай, значит, переводит, Армстронг ему своей рукой протягивает вот этот scone и говорит: Excuse fingers, простите, что я руками. То есть прямо.
С. БУНТМАН: Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ: В такой ситуации трудно не взять. Это будет уже, да, слишком бросаться в глаза. Тот съедает эту плюшку, как сказал бы наш друг и коллега Калой Ахильгов, он любит это слово — я тоже люблю. И придя домой, очень себя плохо чувствует. Вот прямо сразу, очень плохо. А надо сказать, что тесть его — местный аптекарь. И они то ли живут в одном доме, то ли тесть прибегает на крики, значится, дочери, к своему любимому зятю. И он говорит — ты где был? Где, ты говоришь, ты был? Ты у Армстронга был? А чего ты там делал? Ты там булочку съел? Знаешь, говорит, что-то мне это всё не нравится, потому что симптомы твои мне как-то очень машут на симптомы отравления мышьяком, а Армстронг у меня недавно этого мышьяка сильно много прикупил. Ну то есть как — недавно? В несколько приёмов в течение последних…
С. БУНТМАН: И добавлял во всё.
А. КУЗНЕЦОВ: В течение последних нескольких, значит, там, лет. Короче, он мой top consumer, лучший покупатель по части триоксида мышьяка. Одним словом, Мартин как-то выкарабкивается, а тем временем они начинают припоминать всякое былое и вспоминают, что несколько недель назад, ещё до того как, значит, Освальда Мартина позвали чай пить, откуда-то в дом пришла коробка конфет. То есть не откуда-то, а каким-то образом к какому-то празднику от Армстронга пришла коробка конфет, шоколадных с начинкой, и как-то никто особенно их не ел, кроме невестки миссис Мартин. Насколько я понимаю, это была жена её брата, которая приехала погостить. А вы же знаете этих родственников, которые приезжают погостить, они жрут всё, до чего дотянутся.
С. БУНТМАН: Как съедят, так и уедут, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Вот. И она съела несколько конфет и тоже побаливала. После неё эти конфеты никто не ел, и их ещё осталось в коробке. Взяли лупу — у аптекаря была, у юриста не знаю, у аптекаря точно была — взяли лупу и на основании каждой конфеты обнаружили проколы. Небольшие. Если не искать — не заметишь. Ну вот как шприцем сделанные. Аптекарь говорит: вы как хотите, а я это всё — ну-ка, сынок, сходи-ка по-маленькому в баночку, напихаем туда конфет и всё это отправим куды следует. Отправили куды следует, и из куды следует приехала целая команда, потому что сказала, что и в конфетах, и в моче пациента мышьяк есть в хороших количествах. Так сказать, выпаривать можно, что называется. Откуда?
В общем, одним словом, собрав положенный материал, компетентные органы сначала пришли к Армстронгу с подозрением — пока не с обвинением, а с подозрением в умысле на отравление Освальда Мартина. Ну да, мышьяк. Вы покупали мышьяк? Да, я покупал мышьяк. Потом при обыске в общем количестве мышьяка найдут четверть фунта. Сто десять грамм примерно. Ну, не чистого мышьяка, а триоксида мышьяка, я уж не знаю, сколько там чистого мышьяка, но просто для справки о количествах: смертельная доза для обычного взрослого человека — две десятых грамма чистого мышьяка. То есть сто десять граммов, пусть даже трижды триоксида, да? — это много мышьяка. Значит, сэр, а вам на что столько? Вот я говорю: чисто английское убийство, интеллигентные люди, да, какой-нибудь лавочник начал бы мычать, что крысы, там, одолели.
С. БУНТМАН: Да, да, что-нибудь простое, тупое, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Что говорит наш герой? Вы не поверите! Он говорит: я при помощи мышьяка борюсь с одуванчиками. Gazon!
С. БУНТМАН: Да, всё заросло у него.
А. КУЗНЕЦОВ: Gazon!
С. БУНТМАН: Да!
А. КУЗНЕЦОВ: Что бы сделало обычное следствие в какой-нибудь любой другой стране, ежели бы ему начали пытаться скормить тюльку про борьбу, значит, пакетом мышьяка с одуванчиками на газоне? Следствие сказало бы — издевается, падла! И законопатило бы его в СИЗО в нехорошую камеру на полгодика, для, значит, прояснения ума. Что сделало английское следствие? Английское следствие напрягло английскую сельскую полицию и отправило её считать одуванчики на газоне у подозреваемого. Английская полиция, встав на четвереньки — четыре акра газон, полтора гектара! Английская полиция пропахала полтора гектара газона и представила рапорт, что имеется одуванчиков двадцать растений. Следствие пришло к Армстронгу и говорит: сэр, мы у вас мышьяку нашли (в том числе и в кармане — у него один из пакетиков, вот эти sachets, да? Ну, облаток, да, с мышьяком).
С. БУНТМАН: Да-да-да.
А. КУЗНЕЦОВ: Один нашли прямо в кармане вот, в котором его арестовывали, в пиджаке. У вас нашли мышьяка достаточно для того, чтобы три раза отравить кавалерийский эскадрон, причём вместе с лошадьми. А у вас всего двадцать одуванчиков на газоне.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Как, собственно, что вы скажете, почему такое несоответствие масштаба проблемы и… Ну, типа, я не хотел дать мерзавцам ни одного шанса. Оказывается, действительно — я никогда этого не знал, я сначала в русском Интернете, по-русски забил «борьба с одуванчиками при помощи мышьяка» — вообще ничего, пусто! У нас, видимо, одуванчики взрывают гранатой.
С. БУНТМАН: Да нет как-то.
А. КУЗНЕЦОВ: В английском сегменте Интернета — да, оказывается, соли мышьяка используются как пестициды широкого назначения: и гербициды, и инсектициды, и всё прочее. То есть, видимо, действительно. Как он — что, он утверждал, он делает? Он под корень одуванчика кладёт вот пакетик с мышьяком, да, и постепенно мышьяк под воздействием почвенных вод, значит, растворяется, и клятый одуванчик погибает в страшных мучениях.
С. БУНТМАН: Как говорил сэр Лоуренс Оливье в роли нацистского преступника — а это безопасно?
А. КУЗНЕЦОВ: Ну, в общем, как показало конкретное данное дело — нет. Дело в том, что пока, значит, полиция считала одуванчики, вскрыли, произвели эксгумацию могилы миссис Армстронг и нашли в ней очень много мышьяка. Просто вот очень много. Это притом что прошло полгода уже, мышьяк постепенно, естественно, из останков вымывается, вымывается в почву окрестную, с этим в истории токсикологии множество всего связано: а вот мышьяк попал в тело из почвы? Нет, наоборот, мышьяк в почву попал из тела, на этот счёт у Торвальда в «Ста годах криминалистики» всё это описано. Полин, дайте нам, пожалуйста, следующую картинку. Леди и джентльмены, here comes Sir Bernard Spilsbury. Мы не раз уже показывали фотографию Бернарда Спилсбери.
Здесь он ещё не сэр, на этой фотографии, и в нашем процессе он ещё не сэр. Но до сэра, от процесса до сэра всего несколько месяцев. В начале 1923 года он станет наконец рыцарем исключительно за свою безупречную напряжённую службу одним из главных патологоанатомов и судебных медиков его величества короля Георга. Значит, Спилсбери производит анализ останков: анализ почвы, кладбища, в общем, анализ всего, до чего Спилсбери дотягивается, и говорит — значит так. Судя по тому, сколько осталось более чем через полгода в останках, она получила абсолютно смертельную дозу, причём получала её не постепенно, а получила её, вот, что называется, одним кусочком, и в таком, с таким количеством никак не больше суток она могла прожить. То есть вот последние сутки своей жизни она была отравлена, сразу, смертельно. А доктор Хинкс говорит… Да, возникает самоубийство, да? Лежала на втором этаже, почувствовала, что жить больше так не может. Она говорила о самоубийстве, не раз, про это, так сказать, есть свидетельские показания — вот она решила наконец свести счёты с жизнью, вот она болела, вот она страдала. Да, говорит доктор Хинкс, но нет. Дело в том, что я её наблюдал по нескольку раз в день в её последние дни — она была практически парализована. Она не могла спуститься со второго этажа на первый, а потом подняться обратно на второй. Ну не могла. В общем, одним словом, ему предъявляют обвинение в убийстве жены и в попытке отравить, значит, коллегу. С коллегой, кстати говоря, я забыл сказать, что, когда коллега оклемался, но ещё до того, как Армстронга взяла полиция, он буквально — Армстронг — изводил Мартина: ну приходите ко мне ещё чай пить! Ну приходите! Ну вот давайте мы уже закончим с этим делом, приходите ко мне на чай.
С. БУНТМАН: Прямо Луговой какой-то.
А. КУЗНЕЦОВ: Прямо вот.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Значит, дело передаётся королевскому судье, судье высших судов Чарльзу Джону Дарлингу. Дайте, пожалуйста, нам, Полин, картинку.
Слева его шаржевое, как мне кажется, изображение судебным художником, справа — собственно фотография этого человека. Фамилия Дарлинг — Darling — дорогой, да? Ему подходит, он маленький-маленький, такой миниатюрный-миниатюрный человек. Высокопрофессиональный юрист с очень серьёзной репутацией, человек — мне кажется, что в левом шарже это видно — человек очень саркастичный, такой вот образцовый пример такого мрачноватого, так сказать, британского остроумия, которым иногда — по мнению некоторых комментаторов неуместно — он пользовался и в процессе тоже. Ну, к примеру — он, значит, при смене, при очередной смене правительства, в двадцатые годы они там менялись регулярно — при очередной смене правительства его прочили на место временного лорда-судьи какого-то там. Причём было понятно, что это ненадолго, но вот тем не менее почётно. И он очень интриговал, чтобы добиться этого назначения, но в последний момент назначили другого судью. Он сказал — ну понятно, я недостаточно стар для этой должности, мне всего семьдесят один, а вот тому-то семьдесят восемь, да! Вот такой вот человек.
Защищал — Полин, следующий двойной портрет — защищал его знаменитый адвокат Генри Кертис Беннет. Чтобы вы понимали, так сказать, каких клиентов в своё время имел сэр Генри — Мата Хари, например, была среди его подзащитных.
С. БУНТМАН: Оу!
А. КУЗНЕЦОВ: Да.
С. БУНТМАН: Ну, он не очень удачный адвокат, я бы сказал, если Мата Хари.
А. КУЗНЕЦОВ: Это да! Это да, но, с другой стороны, это, так сказать, процесс-то такой, что называется, предрешённый, насколько я понимаю. Вот что интересно. Значит, и об этом очень много писали газеты. Дело в том, что за два года до этого, даже меньше чем за два года, в другой области Великобритании было дело очень похожее. Юриста, адвоката, солиситора, некоего Гарольда Гринвуда обвинили в том, что он отравил свою жену, стараясь это замаскировать под болезнь. Значит, действительно жена начала, была болезненная в принципе, потом совсем-совсем захворала, потом умерла, местный доктор диагностировал, значит, смерть от сердечной недостаточности, и так бы оно тоже всё бы и гавкнулось в никуда, но не выдержав положенных, там, месяцев траура, значит, Гарольд Гринвуд взял и женился на молоденькой. Возникли подозрения, местный судья дал ордер на эксгумацию, и обнаружили, что вот как раз с сердцем у покойной миссис Гринвуд было всё в порядке, а вот с содержанием мышьяка в организме, так сказать — предельно допустимая концентрация в сотни раз превышена.
Ну, долго ли, коротко ли, отдали его, болезного, под суд — когда к нему, кстати, пришли за согласием на эксгумацию, он сказал — да, конечно, как юрист я аплодирую, давно пора, сам этого хочу. Но когда появились результаты, он, так, несколько с лица-то стал бледненький. И вот юрист, который его защищал, сумел добиться для него оправдательного вердикта, потому что, когда перед присяжными поставили вопросы, вопросы звучали так: «Установлено ли, что миссис Гринвуд умерла от отравления мышьяком?» Присяжные сказали: «Да, установлено». «Установлено ли…» Нет, не так, вру. Значит, «установлено ли, что в организме миссис Гринвуд…»
С. БУНТМАН: Был мышьяк. Да. Мышьяк.
А. КУЗНЕЦОВ: «…содержится, содержится, значит, количество мышьяка». «Да», — сказали присяжные, — «установлено».
С. БУНТМАН: А он?..
А. КУЗНЕЦОВ: «Установлено ли, что именно мышьяк был причиной смерти?»
С. БУНТМАН: Вот!
А. КУЗНЕЦОВ: «Нет», — сказали присяжные, — «не установлено». «Установлено ли, что именно Гарольд Гринвуд дал миссис Гринвуд мышьяк?» «Нет», — сказали присяжные, — «не установлено». «Свободен», — сказал судья. Иди и больше не греши. А что при таком вердикте скажешь? И вот я сказал, что важны месяцы. Дело Гринвуда уже начато, но суда ещё нет. Вот между этим миссис Армстронг первый раз начинает себя плохо чувствовать, после чего оказывается в больничке. Похоже, что, прочитав в газете про действия коллеги, Армстронг сказал: «Чёрт! А что, так можно было, да? А ведь это мысль!» А когда получился оправдательный приговор, после этого миссис Армстронг вскоре окончательно умерла. Потому что муж, прочитав отчёт в газете, сказал: «Ого! Действительно, можно было!»
С. БУНТМАН: Взял мешок мышьяка.
А. КУЗНЕЦОВ: И надел ей на голову!
С. БУНТМАН: Так. Практически. Потому что там дикое количество! А мотив всё-таки какой?
А. КУЗНЕЦОВ: Значит, уже после суда выяснится: он был весьма грешен последние — Армстронг, естественно, мы о нём говорим — последние годы по, как это, в советских характеристиках иногда писали: «допускал инциденты женского порядка». Познакомился в конце войны там, на юге Англии, с какой-то весьма зажиточной вдовой, между ними была нежная переписка, он её навещал, когда ехал в Италию и обратно из Италии, похоже, что у него были какие-то матримониальные планы на её счёт. Миссис Армстронг в своё время, за несколько лет до смерти, составила завещание, по которому не передавала мужу всё своё состояние — у неё оно было небольшое, но две тысячи фунтов у неё было — она распределила в равных долях между мужем и тремя детьми. Потом, после её смерти, завещание будет вскрыто и обнаружится другое завещание, где всё передаётся мужу. Он получит деньги по этому завещанию. Уже после суда об этом станет известно.
Официальной экспертизы не проводилось, неофициальная была проведена, эксперты сказали — ну подделано, конечно, завещание подделано. Его рукой, не его рукой — мы сказать точно не можем, но это не её. Вот. То есть похоже, что он — ну, а кто ещё выгодоприобретатель? Кто ещё бенефициар в этой ситуации? На что упирала защита? А защита упирала примерно на то, на что успешно упёрла защита в деле Гарольда Гринвуда. А где доказательства, что это он?
С. БУНТМАН: Что это было причиной смерти?
А. КУЗНЕЦОВ: Нет.
С. БУНТМАН: А. Это…
А. КУЗНЕЦОВ: Что причиной смерти — видимо, вопросов не было там.
С. БУНТМАН: Ну да, да, да. Что это он, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Что это он. Дело в том, что действительно, в общем-то, строго говоря, ни одного прямого доказательства в его деле не было. Ну!
С. БУНТМАН: А какие могут быть прямые доказательства? Кто-то видел?
А. КУЗНЕЦОВ: Ну да! Ну да, кто-то видел или, так сказать, она бьётся в конвульсиях, у него все руки в мышьяке, и то, как Штирлиц выводил…
С. БУНТМАН: Ну да, это… Подержите, подержите жену, я ей сейчас мышьяка дам. Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ: Да, да, да, да. А то я чего-то ей…
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Дал одну порцию, а её всё не берёт, да? Ну, конечно, трудно себе это представить, суд действительно принял решение по косвенным доказательствам. Сегодня существует довольно обширная литература, в которой ставится под сомнение правильность решения суда.
С. БУНТМАН: Ну естественно. Кто бы сомневался.
А. КУЗНЕЦОВ: Присяжные признали виновным, судья приговорил к смертной казни, он подал апелляцию, апелляционный суд подтвердил решение судьи. Его казнили, значит — Полин, покажите нам, пожалуйста, ещё картиночку: вот старая добрая виселица в старой доброй Глостерской тюрьме, на которой 31 мая двадцать второго года Армстронг был казнён. Значит, те, кто не считает решение судьи правильным, делятся на две группы, не знаю, в какой пропорции. Одни говорят, что да, конечно, есть немало оснований его подозревать, но не доказано. То есть они не говорят, что это не он.
С. БУНТМАН: Это формальные, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Да. Они говорят, что это не доказано, суд — не было вот того, что называется, так сказать, справедливое разбирательство, да? Суд не смог этого сделать. Ну, есть, конечно, люди, которые выдвигают различного рода версии того, кто бы это мог быть другой, кто-то по-прежнему считает, что это могло быть самоубийство измученной болезнью и явно не вполне уже психически нормальной женщины, кто-то вводит неких, так сказать, там, посторонних неустановленных лиц, ещё что-то. Но, в общем, факт остаётся фактом. Мотивы у него были, ну и конечно, самая главная, самая смертельная, так сказать, его ошибка — это то, чего не было в деле Гарольда Гринвуда. Там одна мёртвая жена, и всё. А здесь, конечно, попытка отравить вот этого своего коллегу.
С. БУНТМАН: А это совсем непонятно.
А. КУЗНЕЦОВ: Вот это действительно не очень понятно, потому что критики указывают на то — и это, видимо, правильно — критики говорят: ну хорошо, отравил бы он Освальда, успешно — что б ему это дало? Ну, это бы ещё несколько затянуло дело с возвратом депозита. Но дело в том, что это не решило бы этого дела с возвратом депозита. Потому что понятно, что депозит клали явно через нотариуса, вполне вероятно — при свидетелях, конечно, об этом делались какие-то там записи у нотариуса в регистрационных книгах. То есть это действительно, там, дало бы ему, ну, может быть, несколько недель отсрочки. Но тем не менее — а вот откуда? Либо нужно конструировать уже какой-то такой заговор — некоторые это делают! Нашего Армстронга подставили. И дальше начинают рисовать, значит, глобальный такой, на пол-Уэльса хороший заговор.
С. БУНТМАН: И да, да, организация по протыканию конфет, вот, сконы и так далее.
А. КУЗНЕЦОВ: Да! Но, Полин, дайте, пожалуйста, заключительную картиночку нам — в девяносто четвёртом году вышел бибисишный сериал, который, значит, Dandelion Dead, «Мёртвые одуванчики». В нашем «Кинопоиске» он назван как-то по-другому, но у нас…
С. БУНТМАН: «Смерть среди одуванчиков», да, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Или «Смерть»… Да-да, вот что-то в этом роде, вот. Я его не видел пока.
С. БУНТМАН: Как здесь написали у нас.
А. КУЗНЕЦОВ: А, написали!
С. БУНТМАН: Да!
А. КУЗНЕЦОВ: Ну вот замечательно. Но в нём играют замечательные актёры, Майкл Китчен и Сара Майлз, вот. Так что я думаю, что те, кому понравилось это дело, наверное, не без удовольствия его могут посмотреть.
С. БУНТМАН: Дети. Что с детьми? Неизвестно?
А. КУЗНЕЦОВ: Я не проследил, честно говоря, их дальнейшую судьбу, но конечно, они были переданы на какие-то там попечения.
С. БУНТМАН: Вот это самое главное. Вот это…
А. КУЗНЕЦОВ: Ну естественно. Ну мне кажется, вот эта фотография — Полин, если вы вернёте нам из серёдки фотографию детей.
С. БУНТМАН: Ой! Ой, фотография эта, конечно жуткая.
А. КУЗНЕЦОВ: Мне кажется, здесь по их выражениям лиц видно, что они не очень — уже, уже на этом этапе не очень счастливые дети.
С. БУНТМАН: Нет, ну здесь все какие-то зашуганные-напуганные, с чем это связано — неизвестно, но какие бы они, счастливые-несчастные были, их всё равно жаль, вот, при таких. «Смерть в одуванчиках» на «Кинопоиске», Юля из Минска пишет. Спасибо, Юля. Спасибо всем. Дорогие друзья, мы встречаемся по четвергам и разбираем разнообразнейшие дела. Сейчас что у нас будет — у нас будет в 19 часов «Особое мнение» на «Живом Гвозде», Кирилл Мартынов* (власти РФ считают иностранным агентом), и Маша Майерс ведёт. Кирилл Мартынов — главный редактор «Новой газеты. Европы», 21 час 5 минут — «Пастуховские четверги», Владимир Пастухов и Алексей Венедиктов* (власти РФ считают иностранным агентом) здесь. Ну и, конечно, «Один» с Дмитрием Быковым* (власти РФ считают иностранным агентом), плюс «Урок литературы» через час — Галина Николаева! Галина Николаева. Интересно послушать.
А. КУЗНЕЦОВ: «Жатва клятвы» и «Битва в пути».
С. БУНТМАН: Да-да-да, послушайте, потому что это содержит много нюансов. Спасибо!
А. КУЗНЕЦОВ: Всего доброго!