Пока другие полтавские гимназисты внимали словам учителя или бросали скучающие взгляды в окно, болезненного вида юноша с острым носом старательно выводил в тетрадях поэтические строки. Гоголь переписывал творения мэтра: «Цыгане», «Полтава», «Братья разбойники», главы из «Евгения Онегина»… Пушкин был для Гоголя чем-то вроде Джорджа Мартина для современного страстного любителя фэнтези — живым гением, идеалом, объектом преклонения.
[Сборник: Александр Пушкин]
Так что когда он подрос и осенью 1828 года отправился в Петербург, то горел мыслью — надо познакомиться с Пушкиным! Едва прибыв, Гоголь прямиком из своего дома выдвинулся к квартире Александра Сергеевича. По пути ему становилось всё страшнее, и до того стеснительность его одолела, что увидев нужную дверь, он развернулся и побежал в ближайшую кондитерскую, где выпил рюмку ликёра. Набравшись таким образом храбрости, Гоголь вернулся к Пушкину и позвонил. «Дома ли хозяин?», — спросил он у слуги. «Почивают!» — прозвучал ответ. «Верно всю ночь работал?» — участливо и робко спросил Николай Васильевич. «Как же, работал, в картишки играл».
[Сборник: Николай Гоголь]
В тот вечер Гоголь так и не увидел Пушкина. Зато они познакомились через пару лет, в мае 1831 г., на вечере у поэта и критика Петра Александровича Плетнёва. Пушкин и Жуковский первыми разглядели его талант. Тем летом, которое Гоголь провёл в Павловске и Царском селе, они виделись почти каждый вечер. А днём он писал. В сентябре вышла первая часть его «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Незадолго до этого Гоголь писал Пушкину о своём визите в типографию: «Любопытнее всего было мое свидание с типографией: только что я просунулся в двери, наборщики, завидя меня, давай каждый фыркать и прыскать себе в руку, отворотившись к стенке. Это меня несколько удивило; я к фактору, и он, после некоторых ловких уклонений, наконец, сказал, что штучки, которые изволили прислать из Павловска для печатания, оченно до чрезвычайности забавны и наборщикам принесли большую забаву. Из этого я заключил, что я писатель совершенно во вкусе черни».
Пушкин смеялся тоже — и от души. В письме Воейкову он говорил о «Вечерах»: «Они изумили меня. Вот настоящая весёлость, искренняя, непринуждённая, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия, какая чувствительность! Всё это так необыкновенно в нашей литературе, что я доселе не образумился». Высокая оценка Пушкина значила для Гоголя больше, чем чья бы то ни было. Вскоре он принялся писать продолжение.
Когда Гоголь писал в «Ночи перед Рождеством» о путешествии Вакулы на чёрте, он, судя по всему, вдохновился лицейской поэмой Пушкина «Монах» и Иоанне Новгородском, что летал на дьяволе в Иерусалим.
На суд Александра Сергеевича приносил Гоголь всё, что выходило из-под его пера: «Повесть о том, как поссорился…», «Невский проспект», «Женитьбу», «Утро делового человека», «Нос»… Пушкин давал советы, а после помогал с хлопотами по поводу постановки пьес друга, знакомил его с другими видными людьми своего круга, делился идеями. Это он побудил его «взглянуть на дело сурьёзно», то есть взяться за большое сочинение, и, по рассказу Гоголя, «отдал свой собственный сюжет, из которого он хотел сделать сам что-то в роде поэмы и которого, по словам его, он бы не отдал другому никому. Это был сюжет «Мёртвых душ»».
Что из этого вышло — общеизвестно. Русская литература обрела один из главных своих шедевров. В 1835 г. Гоголь уже сам попросил у Пушкина сюжет для комедии («Ревизора»): «Сделайте милость, дайте хоть какой-нибудь смешной или не смешной, но чисто русский анекдот. Рука дрожит написать тем временем комедию. (…) Сделайте милость, дайте сюжет, духом будет комедия из пяти актов, и клянусь, будет смешнее чорта».
Один из близких друзей писателей потом вспоминал, как «в кругу своих домашних, Пушкин говорил, смеясь: «С этим малороссом надо быть осторожнее: он обирает меня так, что и кричать нельзя»». Впрочем, кричать действительно не приходилось: Гоголь, совсем не похожий на Пушкина, писал так, как никогда бы не написал Александр Сергеевич.
Из писем Гоголя, о Пушкине: «Ничто мне были все толки, я плевал на презренную чернь, известную под именем публики; мне дорого было его вечное и непреложное слово. (…) Всё, что есть у меня хорошего, всем этим я обязан ему».
В 1836 г. Гоголь решил отправиться в заграничное путешествие. Незадолго до отъезда у него в гостях Пушкин провёл всю ночь — читал написанное Николаем Васильевичем, оценивал их и по обыкновению что-то советовал. Это была последняя их встреча.
Гоголь жил в Риме, когда услышал о гибели Пушкина на дуэли. Из его письма М. П. Погодину мы знаем, как тяжело он воспринял это известие: «Всё наслаждение моей жизни, всё моё высшее наслаждение исчезло вместе с ним. Ничего не предпринимал я без его совета. Ни одна строка не писалась без того, чтобы я не воображал его перед собою. Что скажет он, что заметит он, чем посмеётся, чему изречёт неразрушимое и вечное одобрение своё — вот что меня только занимало и одушевляло мои силы. Тайный трепет невкушаемого на земле удовольствия обнимал мою душу… Боже, нынешний труд мой ["Мёртвые души"], внушённый им, его создание… я не в силах продолжать его… Невыразимая тоска».
Гибель наставника Гоголь, конечно, пережил, да и «Мёртвые души» дописал. Но всё самое лучшее он создал или задумал при жизни Пушкина.