С. БУНТМАН: Добрый день всем! Сегодня у нас — и вот, торжественно оделся Алексей Кузнецов сегодня, потому что мы — Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман — мы сегодня отмечаем столетний юбилей, который приходится на 1922 год страшного… Так что.
А. КУЗНЕЦОВ: Ещё как раз на осень, так что всё, да, почти всё.
С. БУНТМАН: Осень, да. Это было осенью 1922 года.
А. КУЗНЕЦОВ: Да.
С. БУНТМАН: Жуткая история. А ещё, конечно, мы приурочиваем — ну это, речь-то пойдёт у нас о священнике, да?
А. КУЗНЕЦОВ: Да.
С. БУНТМАН: О священнике, но он священник-то какой-то подозрительный, небось?
А. КУЗНЕЦОВ: Да нет.
С. БУНТМАН: Конфессии-то…
А. КУЗНЕЦОВ: Ну как сказать. Да нет, я бы сказал, что вполне такой… респектабельный. Мы переносимся в штат Нью-Джерси, который и сегодня является одним из самых благополучных штатов США, а в 1920-е годы он был, наверно, самым благополучным. Вот это штат, в котором селятся старые деньги. Не какие-нибудь там нувориши, да? Разбогатевшие на золотой лихорадке 1849 года или там…
С. БУНТМАН: Или качающие там нефть откуда-нибудь там, быстренько, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Да, или нефть, или на биржевых спекуляциях, там, сделавших быстрые деньги. А вот там такая аристократия Севера. Мы привыкли к тому, что есть аристократия Юга.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Это Вирджиния, разумеется, да, это вот Каролины обе, а это вот аристократия Севера, это такие янки в многих поколениях, естественно, протестанты. И вот, собственно говоря, наш священник, он, забегая вперёд, сейчас мы не с него начнём, но пока нам Константин поставит первую картинку, которая у нас в качестве заставки.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Это здание, действительно напоминающее Белый дом, и в каком-то смысле это Белый дом, но…
С. БУНТМАН: Да. Это помесь Белого дома с московской церковью Филиппа Митрополита.
А. КУЗНЕЦОВ: Совершенно верно.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Да. А в штате Нью-Джерси это один из окружных судов. Точнее, ну, судов графства. Да, county.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Вот такое вот место.
С. БУНТМАН: Культурненько.
А. КУЗНЕЦОВ: И вот это… идол позолоченный, стоящий наверху, кому видно — я надеюсь, что всем видно. Это Фемида, всего-навсего, да, богиня правосудия. Всё начинается 16 сентября 1922 года. Утром, достаточно рано, что-то около десяти утра, когда юная парочка идёт гулять на так называемую Тропу любовников. Lovers' alley. Значит, Раймонд Шнайдер, ему двадцать с небольшим, он рабочий где-то там, так сказать, в какой-то то ли в автомастерской, то ли что-то в этом роде. Подружке его вообще пятнадцать, лет, и она…
С. БУНТМАН: Ай-яй-яй!
А. КУЗНЕЦОВ: Учится в школе, сказал бы я, если бы то, что она делала, называлось словом «учиться». А нет, вру. Из школы её к этому времени уже спровадили, она, по-моему, тоже где-то каким-то ручным трудом на каком-то предприятии занята. Девочка вообще — её звали Пёрл Бамер, забегая вперёд, сразу скажу, что девочка предосудительного поведения, и это сыграет определённую роль в этих событиях. Но пока они просто-напросто в радужном расположении духа, помирились, потому что за пару дней до этого у них случился, ну, так сказать, размолвка, а на самом деле довольно серьёзный скандал. Ну вот, так сказать, люди молодые, горячие, долго злиться друг на друга не могут. Они помирились на следующий день и договорились ещё через день пойти гулять, ну и с какой уж целью — я даже и представить себе не могу, но вот выбрали эту самую Тропу любовников, которая с одной стороны — местность-то вокруг вроде населённая, но это такая сельская тропинка, которая отходит от основной дороги, а потом на неё возвращается, и там до ближайшего жилья около километра. То есть место — с одной стороны, и добраться до него несложно, а с другой стороны, оно довольно уединённое.
С. БУНТМАН: Нам Виталий Марков даёт референцию о Тропе любовников, что была серия в сериале «Кости» знаменитом.
А. КУЗНЕЦОВ: А, может быть, я просто не смотрел, к стыду своему.
С. БУНТМАН: Там была… не, не про это.
А. КУЗНЕЦОВ: Спасибо.
С. БУНТМАН: А именно про тропу, вот где посмотреть, как она выглядит.
А. КУЗНЕЦОВ: Да. И, как потом выяснится, когда в это дело набегут свидетели — а их набежит несколько десятков — то выяснится, что место, кажущееся уединённым, а название-то своё оправдывает. И аж два человека, независимо друг от друга, будут про ту ночь, ночь убийства, давать показания, сводящиеся к тому, что мы гуляли с дамой. С вашей женой, вы хотите сказать, уточнял кто-нибудь из ехидных, так сказать, представителей сторон, на что свидетель краснел, значит, опускал глаза и говорил — ну, не совсем с женой, но, в общем, мы гуляли, это к делу не относится.
С. БУНТМАН: Ну. Да, именно, кому какое дело, да.
А. КУЗНЕЦОВ: То есть это место было достаточно хорошо известно как место такого определённого назначения. И вот, значит, гуляли они, гуляли, и в какой-то момент она увидела совсем недалеко, в нескольких десятках метров от дороги она увидела что-то, что привлекло её внимание, подошли поближе и увидели два тела. Тела располагались под яблоней, значит, дичок-яблоня, и, ну, в общем, по положению этих тел было сразу понятно, что это не просто люди, там, отдыхают, так сказать, спят погожим сентябрьским деньком. Было понятно, что они мертвы. Молодые люди в этом довольно быстро убедились и побежали искать телефон для того, чтобы сообщить в полицию. В конечном итоге, сразу Константин нам сейчас даёт, значит, портреты основных героев этого дела. Довольно быстро выяснилось, что убитыми были — а в том, что это убийство, с первых мгновений не было ни малейших сомнений — что убиты преподобный Эдвард Холл и прихожанка, активная прихожанка его церкви Элеонора Миллз. Преподобный Эдвард Холл был священником так называемой евангелической церкви. Значит, это… евангелические церкви — это национальные отделения англиканской церкви за пределами Великобритании. Вот евангелическая церковь имеет приходы в Новом Свете. В Соединённых Штатах, в Канаде, в некоторых государствах Центральной Америки. Очень интересно. Значит, по крайней мере в Соединённых Штатах это церковь истеблишмента. Вот я нашёл про неё такие данные. Она не очень многочисленная, это далеко не самая многочисленная, там…
С. БУНТМАН: В отличие от методистов тех же самых… Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ: От методистов, баптистов, да.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: И многих других протестантских конфессий. В лучшие — самые лучшие времена, её расцвет вот максимальной массовости, её прихожане составляли 3% американского населения, а в последние годы до полупроцента не дотягивает. Но вот несмотря на такие сравнительно скромные — сравнительно, конечно, потому что американское население, понятно, достаточно велико, и эти три процента — это, там, миллион с лишним. Даже в первой половине, значит, 20-го века. Да что миллион, там, да, получается несколько миллионов. Вот. Но прихожанами этой церкви было из 46 на сегодняшний момент президентов США 11 человек. 25% прихожан этой церкви — это представители вот того, что называется истеблишмент, то есть это upper middle class, это влиятельные богатые люди, то есть она такая очень-очень респектабельная, это будет подливать масла в огонь всей этой истории. То, что это преподобный Эдвард Холл — ну, во-первых, его в округе многие знали, потому что он служил совсем неподалёку, но для того чтобы ни малейших сомнений не было, к подошве его ботинка — он лежал на спине — к подошве его ботинка была прислонена его визитная карточка со всеми его регалиями.
С. БУНТМАН: Господи.
А. КУЗНЕЦОВ: И вообще с первого момента было понятно, что сцена, сцена убийства, место преступления инсценировано, то есть уже после того, как убийство произошло, телам было придано определённое положение и с ними были произведены определённые манипуляции, о которых я сейчас скажу. Константин нам сейчас даст схему, которая, собственно, нам не очень важна, кроме одной вещи — вот вы видите, идёт пунктирная прямая линия? Этот пунктир означает административную границу между двумя штатами, между двумя графствами.
С. БУНТМАН: Округами.
А. КУЗНЕЦОВ: Округами штата Нью-Джерси.
С. БУНТМАН: Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ: Слева находится графство Сомерсет, справа находится графство Мидлсекс. Тела располагались в одной сотне метров от этой границы на территории графства Сомерсет. Но, поскольку молодые люди к телефону побежали в графство Мидлсекс, то и дозвонились они до полиции этого графства. И приехали два полицейских, которые, осмотрев, значит, место происшествия и придя к непростому для себя выводу, что на двойное самоубийство это ну никак не похоже, — значит, один остался охранять, согласно инструкции, место преступления, другой опять поскакал, так сказать, пешим порядком к ближайшему телефону — это несколько сот метров — для того чтобы дежурного оповестить о том, что нужны более внушительные силы: что нужен судебный медик, что надо окружного прокурора поставить в известность и так далее, и так далее. А тем временем, хотя место и уединённое, потихонечку начали накапливаться зеваки. И вот весь абсурд этого невероятно абсурдного дела начинается с того, что полицейский, который охраняет место происшествия, не выполняет самой элементарной обязанности — защитить место происшествия от праздношатающихся.
С. БУНТМАН: Сразу затоптали, что ли?
А. КУЗНЕЦОВ: К моменту, когда его напарник вернулся, там было уже несколько десятков человек. Полиция, видимо, тут же сообщила в местные газеты, потому что уже примчались первые репортёры. И на месте происшествия творилось полное чёрт-те-что. Народ стоял прямо над телами, приподнимал — а дело в том, что его лицо было накрыто его шляпой, а её лицо было накрыто её шалью — и вот эти зеваки приподнимали… «Ах, это же преподобный Холл! Ах, это же Элеонора!» Значит, это всё делалось по десятку раз. Значит, визитная карточка пошла по рукам, и когда потом будут выяснять, а нет ли там случайно отпечатков пальцев — да, есть!
С. БУНТМАН: Есть до фига, извините меня.
А. КУЗНЕЦОВ: Есть отпечатки пальцев, до фига — так сказать, два графства оставили всю свою дактилоскопию. Более того, народ сразу заподозрил, что дело будет громкое, и начал разбирать на сувениры то, до чего мог дотянуться. Ну, собственно говоря, из того, что сопровождало место преступления: похоже, кто-то положил себе в карман золотые часы усопшего преподобного, потому что девушка, вот эта самая Пёрл Бамер, потом на следствии показывала, что, когда они тела обнаружили, рядом с ним лежали золотые карманные часы. Потом их не стало, растворились бесследно. Кто-то, похоже, пошарил в бумажнике, который тоже с самого начала лежал рядом с телами, но, как потом установили, в этом бумажнике должно было быть 50 долларов. Таки их не было. Сразу про масштабы цен: умножаем, чтобы понять сегодняшние, так сказать, реалии — умножаем примерно на пятнадцать. То есть 50 долларов — это сумма крупная, 750 нынешних долларов, да? Вот. Но самое главное, что начали обдирать кору с несчастной яблони. Я вообще не очень себе представляю обдирание коры с яблони — это всё-таки не сосна и не берёза. Видимо, перочинные ножи пошли в ход, потому что яблоня пострадала очень сильно — каждый хотел утащить щепочку, значит, вот, с места преступления. Потом уже, когда место превратится в последующие дни в паломничество сотен людей — есть фотография: народ с детишками маленькими, ну просто как на пикник приезжают, да? — то энтузиасты разобрали открытую веранду расположенной в нескольких сотнях метров необитаемой старой фермы. То есть даже от неё начали отдирать, там, доски, кто-то вынес оконную раму, внутрь полезли… В общем, чёрт знает что творилось. Вообще это дело сегодня называют первым в истории Соединенных Штатов так называемым media circus — медийным цирком. Оказывается, есть такое устойчивое выражение, которое означает дело, интерес к которому в основном раздут средствами массовой информации. То есть вокруг которого творится постоянное нагнетание страстей, печатаются какие-то — трудно сказать, достоверные или недостоверные — материалы и прочая, и прочая, и прочая. Есть — ну, понятно, что каждое громкое дело тут же газетчики объявляют процессом века, преступлением века, да? Этих преступлений века накопилось за 20-й век только в Соединённых Штатах несколько сот. Но вот для данного дела есть интересный такой, достаточно объективный критерий — упоминания и по количеству, и по объёму в одной из крупнейших газет, New York Times. До дела Чарльза Линдберга — похищение и убийство его маленького сына, мы делали об этом…
С. БУНТМАН: Да, kidnapping, одно из первых…
А. КУЗНЕЦОВ: Да, Lindbergh Kidnapping. Вот, а это будет через десять лет — более чем через десять лет после убийства.
С. БУНТМАН: Тридцать какой-то там, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Да, и примерно через десять лет после процесса — процесс-то будет только в 1926 году, это само преступление в 1922-м произошло. Вот. Это дело было самым упоминаемым, вот, пока линдберговское дело не вытеснило. Так вот, значит, затоптали место преступления совершенно ужасно. Тем временем приехавшая полиция и приехавший, значит, чиновник офиса окружного прокурора — наконец они сообразили, что тела находятся не в их графстве. Ага, сказали они, так это дело сомерсетовской полиции…
С. БУНТМАН: Не нашей юрисдикции, да.
А. КУЗНЕЦОВ: …как им повезло, сказали они с видимым облегчением и пошли звонить, чтобы приехала эта полиция. Ещё два часа прошло. Появился шериф, соответственно, из Сомерсета, с ним врач, которого периодически использовали — он не профессиональный судебный медик, но его местный коронер периодически привлекал ко всякого рода коронерским расследованиям. Самого коронера искали, но не нашли. Значит, врач подошёл к телам… Сейчас нам следующая картинка… Ну, чтобы вы понимали, почему два мужских, совершенно очевидно, тела лежат — это полицейские реконструируют.
С. БУНТМАН: Угу.
А. КУЗНЕЦОВ: Я… Есть фотография, но она, во-первых, гораздо хуже качеством, во-вторых, ну, когда… Тут реконструкция — и реконструкция, да? А фотография с места двойного убийства — в общем, наверное, не лучшее, что можно предложить нашим зрителям в этот, значит, четверговый вечер. Так вот, значит, вот в таком положении находились тела — слева агент изображает мужчину, справа агент изображает женщину. Его правая рука лежит у неё на плече, её левая рука лежит у него на бедре. Понятно, что в такой позе их убить не могли. Да? Понятно, что это придано. Понятно, что, поскольку накрыты их лица, это тоже посмертные действия. Значит, доктор ограничился беглым осмотром тел и обнаружил, приподняв вот эту пропитанную кровью женскую шаль, — обнаружил, что у убитой перерезано горло. Он заглянул в рану и сказал: «О, да здесь уже личинки завелись!» А что это значит? А это значит, что не менее суток, а скорее около полутора суток прошло с момента убийства. Тем временем тела надо забирать — приехали, значит, специально обученные люди. Тем временем полиция созванивается между собой и выясняет, значит, кто всё-таки, в конечном итоге, этим делом будет заниматься. Поскольку нашли на территории округа Сомерсет, то повезли сначала в столицу округа. Затем позвонили из Мидлсекса и сказали: вы знаете, но они жили-то у нас и, так, сказать, родственники-то их тут. Давайте-ка их тела, значит…
С. БУНТМАН: Назад.
А. КУЗНЕЦОВ: …Везите в Мидлсекс, а конкретно в столицу графства Нью-Брансуик. В Нью-Брансуике коронером был местный гробовых дел мастер. Это совершенно обычная практика — в Соединённых Штатах того времени коронером обычно выбирали человека, привычного к покойникам. Так прямо это простодушно и объясняли — а чего ему? Но дело в том, что в некоторых ситуациях, когда — в данном случае, например — это создавало конфликт интересов. Он как бы коронер и одновременно местный мастер Безенчук. Родственники убитого по жене — очень богатые и влиятельные люди. И они коронеру намекают: хорошо бы хоронить-то побыстрее. И у него сразу шестерёнки начинают крутиться — не в юридическом смысле слова, да? Раз с ним завели разговор о том, что хоронить надо — ну, это то, что Ипполит Матвеевич Воробьянинов потом сформулирует как «Чёрт с тобой! Делай! Глазетовый. С кистями».
С. БУНТМАН: Угу.
А. КУЗНЕЦОВ: Значит, он прекрасно понимает, что если он как коронер сейчас начнёт ставить препятствия — да нет, да надо вскрытие, да надо, значит, как следует следствие вот это вот предварительное провести коронерское — то он… клиент плывёт мимо него. Он смотрит на тело и говорит: да-а-а, так сказать, покойничек-то уже в землю просится, да-а-а, хоронить-то надо побыстрее. Получает эти похороны как гробовщик, а как коронер он выдаёт справку о том, что да, можно хоронить, собственно, всё понятно — насильственная смерть, причинённая неустановленными лицами, чего там особенно обследовать?
То есть тела как следует даже не были осмотрены хоть какими-нибудь медиками. Потом выяснится, что доктор рану на шее-то нашёл (ну там трудно было не найти: от левого уха до правого уха горло было разрезано так, что полоска кожи сзади шеи, на которой вот это всё держалось, была меньше 4 дюймов, то есть практически голову почти отрезали). Но в голове было ещё три пули. Дайте нам, Кость, пожалуйста, следующую картинку. Вот здесь, правда, неправильная, не до конца правильная реконструкция положения пулевых отверстий на голове жертвы. Дело в том, что вторая и третья — всё нормально. Все три ранения в голову были абсолютно и моментально смертельны. По центру в лоб, в правый висок, а вот третья рана, которая здесь обозначена как первая, хотя порядок, в котором они были получены, естественно, определить было невозможно. Тут показано выходное отверстие тоже. Нет, это какая-то фантазия. Рана под правым глазом — выходное отверстие (ну я читал эти самые, акты осмотра) — выходное отверстие на затылке. Так что это тут что-то художник придумал, но другой картинки я не нашёл. То есть, что мы имеем? Мы имеем в его случае — одно пулевое ранение, аккуратненькое, а в её — три, причём это не может быть объяснено тем, что стрелок был не меток и поэтому он добивал. Каждый из этих выстрелов должен был её немедленно убить, да плюс ещё к этому ей перерезают горло.
С. БУНТМАН: Значит, какая-то ярость.
А. КУЗНЕЦОВ: Абсолютно верно. Был… и плюс реконструкция, да? Телам посмертно придано положение любовников, беззаботно отдыхающих на пленэре: она ему руку на бедро, он ей руку на плечо… То есть явно совершенно здесь хотели показать, что это убийство связано с их отношениями. Ну, понятное дело, первая версия — что это супруга покойного и супруг покойной. Ну, понятно, кого в первую очередь, явно совершенно совершённого из ревности, начнут искать. С супругом покойной, в общем, особенных проблем нет: человек он малозначительный, зарабатывал он 38 долларов в неделю — это очень немного, он очень небогат. Он вообще по профессии был когда-то сапожником, но, видимо, неудачным, потому что с этой профессией ему пришлось расстаться, и зарабатывал он на жизнь тем, что был уборщиком в местной школе. И ещё у него была статья дохода — он был завхозом той самой церкви Иоанна Богослова, в которой служил покойный. То есть они были прекрасно знакомы — мистер Миллз ведал хозяйственными вопросами: вёдра купить, там, ремонт произвести, ещё какие-то там мелочи… Но дело в том, что у него, как довольно быстро выяснилось, было неплохое алиби. Потому что когда появится (чуть позже скажу, откуда) представление о времени убийства — это где-то половина десятого вечера, соответственно, 14 сентября (тело обнаружено утром 16-го). То есть, действительно, около полутора суток прошло. Весь этот вечер он ремонтировал крыльцо своего дома, причём так лупил молотком по доскам, что мешал соседям творить вечернюю молитву и отходить ко сну, и они его алиби, чертыхаясь, потом подтвердили.
Мы уходим на рекламу.
С. БУНТМАН: Ну да, вообще рановато конечно, ну и ничего, раньше — не позже.
А. КУЗНЕЦОВ: Рановато? Да, раньше сядем — раньше выйдем.
С. БУНТМАН: Это, извините меня, не отход поезда. Вот.
Ну что же, мы хотим только напомнить вам, что существует такая замечательная организация shop.diletant.media. Там потрясающие книги, которые можно… Я их смотрю периодически вживе, когда они приходят, и там есть великолепные вещи. Ну, а из наших собственных изданий там последний номер, самый свежий номер «Дилетанта» — «Время мира».
А. КУЗНЕЦОВ: Ну его обложку, я так понимаю, что когда камера на тебя — вот её видно.
С. БУНТМАН: Да, вот когда… Её видно за мной — там Михаил Горбачёв и Рональд Рейган, которые сверяют часы, приведшие к достаточно прочному по тем временам миру и такому безопасному существованию, чему можно только позавидовать. И новый рисованный роман из серии «Спасти» — это «Спасти адмирала Колчака».
А. КУЗНЕЦОВ: Тоже я думаю, его видно — вот он тут.
С. БУНТМАН: Да, тоже видно, за левым плечом.
А. КУЗНЕЦОВ: За левым плечом.
С. БУНТМАН: Слушай, единственный у меня вопрос: это всё-таки не епископальная ли церковь?
А. КУЗНЕЦОВ: Епископальная… Я сказал евангелическая?
С. БУНТМАН: Да, потому что лютеране — евангелисты, да, а это англикане — епископальная церковь.
А. КУЗНЕЦОВ: Нет, я оговорился. Епископальная церковь.
С. БУНТМАН: …как и была и в Шотландии тоже собственная церковь.
А. КУЗНЕЦОВ: Я оговорился, да, потому что храм, в котором он служил — евангелиста Иоанна называется, и вот у меня эти две вещи смешались, прошу прощения.
С. БУНТМАН: Так, всё, мы восстановили справедливость.
А. КУЗНЕЦОВ: Восстановили справедливость, конфессиональную по крайней мере. Значит, в своё время Элеонора Миллз вышла замуж за своего мужа — совсем молоденькая девушка — ей 17 лет ещё не было. Он скучный такой человек: на работу — с работы, пришёл: поест, газету почитал. В общем, тоска. У них двое детей уже довольно взрослых… А вот его вдова — женщина очень хорошо известная в округе. Сейчас нам дадут следующую картинку. Вот здесь она изображена вместе со своими двумя братьями, но… Кость, дайте нам, пожалуйста, сразу следующую, а потом мы к этой вернёмся назад. Просто эта, вот которую мы сейчас с вами увидим — она, как мне кажется, гораздо лучше передаёт: такой горделивый взгляд, женщина…
С. БУНТМАН: Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ: Они поженились, будучи немолодыми людьми: ему было 30, а ей 37. Это был явно совершенно брак по расчёту: он небогат, она — одна из самых богатых людей этого графства. Дело в том, что семья, к которой она принадлежит по линии её матери — семья Карпендеров — это очень-очень богатые люди. В частности (чтобы мы понимали), они состояли в родстве с Джонсонами — теми самыми, которые Johnson & Johnson’s — это одна из самых крупных фармацевтических компаний в США уже в то время. Через несколько лет после их свадьбы она получит наследство в 2 млн долларов.
С. БУНТМАН: Это очень много.
А. КУЗНЕЦОВ: 30 нынешних миллионов. Это действительно очень богатая женщина. К таким людям просто так с полицейским ордером лучше не приходить, да? Поэтому всё тихонечко, похоронили… Но газеты из этой истории… подливают всё время масла в огонь, и губернатор штата принимает решение придать этому расследованию характер такого общештатного важного мероприятия. Тем более, что ему пишут очень дерзкие письма… дочка погибшей: вот маменьку мою убили, а вы не ищете убийц, ничего не делаете для того, чтобы… И у губернатора скоро очередные выборы, и он говорит: деточка, не волнуйся, мы найдём убийц и накажем, даже если для этого потребуются усилия всей полиции штата до последнего человека. «Ага, — говорит полиция штата Нью-Джерси, — а штрафы за неправильную парковку Уолт Уитмен будет выписывать, или русский поэт Пушкин?», и продолжает заниматься своими понятными делами. Тем временем собачатся прокуроры двух графств, потому что прокурор графства Сомерсет решает это дело спихнуть — у него выборы нескоро, кроме геморроя это дело ничего не сулит, плюс расходы: за простое вскрытие 20 долларов нужно доктору заплатить, а если тело несвежее, то все 40. Поэтому он, значит, находит изящнейший способ это дело спихнуть. Он говорит: да, тела обнаружили на нашей территории, но ведь очевидно по искусственному их расположению, что убили-то их в другом месте. А где в другом месте их могли убить, кроме как в графстве Мидлсекс? Поэтому — забирайте. Мне это знаешь что напомнило? Помнишь, конечно, один из лучших рассказов в шейнинских «Записках следователя» — «Динары с дырками» — как у замнаркома обнесли квартиру и, в частности, украли коллекцию старинных монет. Так там милиция (а по закону того времени простую кражу расследует милиция, а квалифицированную кражу — прокуратура)… Так милиция, чтобы спихнуть это дело молодому следователю прокуратуры, прицепилась к тому, что кража обычная форточная, но форточку открыли при помощи стамески.
С. БУНТМАН: А, тогда всё!
А. КУЗНЕЦОВ: То есть с применением технических средств.
С. БУНТМАН: Техническое средство, да!
А. КУЗНЕЦОВ: Квалифицированная кража, и дело отправляется лопоухому следователю в прокуратуру. Вот здесь, значит, такой же манёвр — он отсылает дело в Мидлсекс, а у мидлсекского окружного прокурора выборы — скоро. И он исходит из того, что если он раскрутит громкое дело (а о нём уже нью-йоркские газеты начинают писать), то это ему в плюс. И он говорит: а мы не против, давайте. Дальше — тех свидетелей, которых уже допросил прокурор предыдущего графства, начинает передопрашивать этот прокурор. Бардак такой, что губернатор велит им забыть межведомственные распри и обоим вместе расследовать это дело. А в это время — вернёмся к парочке, которая эти тела в своё время нашла. Все, кто хоть что-то знают о деле, направо-налево дают интервью, и в частности, Раймонд Шнайдер говорит: «А я знаю, кто убил. Убил мой приятель Клиффорд Хайес. Дело в том, что в тот самый вечер 14-го мы подглядывали за моей подружкой Пёрл Бамер, которая вместе со своим папочкой шла в направлении Аллеи любовников». Пёрл потом показала, что папа был пьян как зюзя, и она его вела домой, но это действительно пролегало неподалёку оттуда. «Мы с Клиффордом, — говорит Раймонд, — за ними следили, потому что мы его подозревали, мы их подозревали в том, что у них, значит, инцестуальная связь».
С. БУНТМАН: Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ: А дело в том, что Пёрл Бамер гуляла с обоими из них, поэтому они образовали временную команду по наблюдению… «Я-то ушёл, — сказал Шнайдер, — мы-то до конца их провожать не стали, а вот Клиффорд наверняка в припадке ревности решил проследить их до конца, а по ошибке убил не тех». Mixed identity.
С. БУНТМАН: Красиво!
А. КУЗНЕЦОВ: Красиво. Абсолютный бред — никоим образом не объясняет ни вот это трупоположение, ни все эти карточки, ни всё остальное, но в отсутствие… Точнее, подозреваемые-то есть, ну, коню ясно с самого момента, что надо подозревать вдову покойного. Но никому не хочется с ней связываться — уж больно там серьёзные, так сказать, связи и деньги. Поэтому полиция хватается за любую подходящую версию, всю эту компанию из трёх человек арестовывают, и тут начинается общественная кампания в защиту: что вы делаете? Схватили молодых людей из низших классов! Вы думаете, мы не понимаем, почему вы это сделали?
С. БУНТМАН: Ну, в общем-то они правы. Ну, кампания правильная.
А. КУЗНЕЦОВ: Значит, вы это сделали для того, чтобы отмазать настоящих убийц из истеблишмента. И на волне вот этой… Да, начинают деньги собирать на адвокатов, ну, в общем, общественность нормально реагирует. И в этот момент появляется свидетельница, которой предстоит стать то, что называется star witness. Некая Джейн Гибсон. В примерно двух милях от места убийства у неё в большом сарае, где она и сама живёт, у неё ферма по откорму поросят — это её бизнес. Значит, на ферме проживает она, её слабоумный взрослый сын, её поросята и мул по имени Дженни. Фотографии этого мула потом всю Америку обойдут не один раз. Значит, она рассказывает такую историю: вот вы хотите невинного мальчишку, значит, засадить, а я знаю, кто убил. И рассказывает следующее. Примерно в 9 вечера, в ночь убийства, её вывел из оцепенения лай собаки: у меня пять собак, одна собака залаяла — я выглянула в окно и увидела, что некий человек, я увидела силуэт человека, который, значит, крадётся к моему кукурузному полю, а у меня в последнее время крали всякий там инвентарь, ещё чего-то. Значит, я решила его выследить, села на своего мула Дженни, и мы, значит, поехали его выслеживать. — Так ночь-то была безлунная! — Ну да, безлунная, но я видела, значит, на фоне, там, тёмного неба, я за ним кралась-кралась-кралась, и в конце концов, значит, я таким образом прибыла на Аллею любовников. И что я вижу… А я вижу: двое мужчин и две женщины… И слышу, что они ссорятся. И вдруг потом я слышу выстрел. Один мужчина падает, а женщина кричит: «Нет, нет, don’t, don’t!» Три выстрела — она падает, потом я слышу, как оставшаяся стоять женщина оставшегося стоять мужчину называет Henry… Скандаль. Потому что Henry зовут одного из братьев вдовы Эдварда Холла. Её зовут Френсис Ноэль Стивенс Холл (Стивенс — её девичья фамилия), а одного из её братьев зовут, соответственно, Henry Stevens. Надо предъявлять обвинение. Собирается большое жюри. Мы когда-то рассказывали, что большое жюри, оно так называется, потому что там гораздо больше народу, чем в классическом жюри.
С. БУНТМАН: Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ: Там около 50… Ну, от штата к штату по-разному, но около 50 человек, и большое жюри, оно принимает решение о предъявлении или не предъявлении обвинения по делу. Если решают предъявлять, тогда уже идёт дело к присяжной классической коллегии: 12 + 2 запасных. Большое жюри три дня рассматривает это дело: 68 свидетелей допрошено, в показаниях — полный раздрай и раскардаш. И в результате большое жюри приходит к соломонову решению: Клиффорду Хайесу предъявлять явно нечего — явный совершенно оговор. Тем более, что Шнайдер уже взял свои слова назад, сказал: ой нет, зря я, что-то перепутал, зря я товарища, значит, обвинил — ничего этого не было. 15-летняя Пёрл Бамер те несколько суток, что она просидела в тюряге… успела обвинить папу в инцесте, пожаловаться на всё полицейское, тюремное и прокурорское начальство губернатору — в общем, скандал жуткий. Этих выпустили. А предъявить, значит, Френсис, миссис Холл и её братьям обвинение — большое жюри решило, что слишком много противоречий в показаниях свидетелей, и в результате — не предъявили. То есть дело до суда не дошло.
С. БУНТМАН: Это сколько прошло времени?
А. КУЗНЕЦОВ: Прошло немного времени: значит, в сентябре убийство, в ноябре — большое жюри.
С. БУНТМАН: То есть это всё 1922 год. Пока у нас ещё 1922 год.
А. КУЗНЕЦОВ: Всё 1922 год. Но дело-то не закрыто, поэтому назначаются различные полицейские следователи, они пытаются в этом деле разобраться. Газеты, значит, неистовствуют. Но, тем не менее, проходит ещё три с лишним года, и только в 1926 году это дело оживляется при очень странных обстоятельствах. Некто Артур Риль за 10 месяцев до описываемых событий, то есть в 1925 году, женился на женщине по имени Луиза Гайзд, которая до этого была служанкой у миссис Холл. Через 10 месяцев он, видимо, понял, что он совершил большую ошибку, но развод — дело дорогое и сложное, и он решил пойти более коротким путём — он обратился в суд с требованием признать его брак недействительным с самого начала. На каком основании? А она не сообщила о себе чрезвычайно важную информацию, которая, будь эта информация сообщена, повлияла бы на его решение заключать с ней брак.
С. БУНТМАН: А такое возможно, да?
А. КУЗНЕЦОВ: Да. По законам штата Нью-Джерси возможно. Что же это за информация? Информация о том, что она якобы в 1922 году была соучастницей убийства, за которое получила большие деньги — 5 тысяч долларов. Вот она своей хозяйке и её брату, одному из её братьев, помогала, значит, ну не убивать, но, так сказать, организовать всё это дело, передавать какие-то записки, в общем, была в курсе всего этого дела. И ему, своему жениху, не рассказала, а если бы он знал, он бы, конечно, на ней, на каторжнице, на висельнице, бы не женился. И вот на этом основании уже новый губернатор — за это время губернатор сменился — новый губернатор, так сказать, придаёт делу энергию дополнительную, и большое жюри со второй попытки всё-таки предъявляет обвинение Стивенсам. Обвинение предъявили четырём людям. Верните нам, пожалуйста, одну картинку назад, вот где женщина и два человека.
С. БУНТМАН: Да-да-да.
А. КУЗНЕЦОВ: Да, совершенно верно. Вот мы видим, значит, миссис Холл, в девичестве Стивен, Стивенс, на верхней картинке самый старший из братьев, вот, тот самый Хенри, а на нижней картинке средний брат Уильям, который жил с ней, потому что у него было определённой степени умственное расстройство. Судя по всему, речь шла о какой-то форме аутизма. Он был официально по суду её подопечным. И вот им, плюс ещё их двоюродному брату, которого явно совершенно пристегнули без всяких оснований, потом в отношении него дело будет в отдельное производство выделено, вообще до суда не дойдёт, так что на скамье подсудимых они будут втроём. Значит, им предъявили обвинение вот в этом самом убийстве. Множество свидетельских показаний. За это время выяснилось, что от того следствия 1922 года мало что осталось, потому что практически все вещественные доказательства и документы тут же продавались газетчикам. Следователь, назначенный вести дело, потом извлекал из редакций газет какие-то фрагменты протоколов допроса свидетелей, пулю, значит, шляпу, ещё что-то. Многое восстановить не удалось, потому что куда ушло — непонятно. Ключевым моментом этого процесса, который будет продолжаться не одну неделю, становится допрос ключевой свидетельницы. Дайте нам, пожалуйста, следующую картинку. Зал суда. Женщина, которая находится в кровати, не мертва, хотя жить ей осталось немного. Это та самая Джейн Гибсон.
С. БУНТМАН: Просто она больна, да? Она прикована, да-да-да.
А. КУЗНЕЦОВ: У неё последняя стадия рака. Она умирает. Её доставляют — она будет несколько дней, её будут допрашивать — её доставляют на кровати в зал суда. Она не просто повторяет свои показания, но она приводит всё новые и новые подробности. И надо сказать, что это производит на жюри отталкивающее впечатление, которое, плюс, усиливает защита. А защита говорит — миссис Гибсон (или мисс Гибсон?), а вы не могли бы нам сказать, вообще вот, как вы жили-то вот до этого. Вы замужем, может, были, сынок у вас от кого? Вопросы, вроде бы, не относящиеся к делу. И команда прокурора тут же кричит — Objection, Your Honor!
С. БУНТМАН: Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ: Протест, ваша честь, да? Не имеет отношения к делу. И даже когда судья говорит — присяжные, вы не должны это принимать во внимание, но впечатление-то у присяжных складывается. И впечатление не в её пользу. У присяжных складывается впечатление, что она всю эту историю — хотя она говорит: вот, я на смертном одре, я ж не буду лгать, я правду рассказываю, чтоб перед Господом, там, предстать с чистой душой! Но. Впечатление абсолютно противоположное, что она очень мутный персонаж и что она всю эту историю выдумала. Сначала, может быть, действительно движимая желанием помочь, значит, этому самому молодому человеку, арестованному Хайесу, но потом, когда вокруг неё и её мула развернулась самая настоящая газетная вот эта вот media circus, она вошла во вкус и, не желая расставаться вот с этим статусом, настаивала на том, что вот она была свидетельницей преступления. А дело в том, что её показания, её описание событий противоречили многим, ну, вполне материальным вещам. Ну например, судмедэксперты настаивали на том, что человек, который стрелял, стрелял по лежачим людям, да? То есть каналы пулевые так расположены, что он явно находился сверху. А она-то описывает: выстрел — упал, выстрел — упал, что противоречило судебно-медицинской картине. С судебной медициной тут явно всё очень непросто.
С. БУНТМАН: Да, не как-то, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Непросто. Кстати говоря, это дело потом послужило основанием перехода в штате Нью-Джерси от системы коронеров к системе так называемых медицинских инспекторов, которые обязаны были иметь медицинскую подготовку. Коронер не обязан ни юридическую, ни медицинскую иметь, да? Вот, значит, дело в том, что в нескольких местах я нашёл упоминание о том, что когда в 1926 году была назначена судмедэкспертиза и была произведена очередная, уже вторая эксгумация могил, то только тогда эксперт, который проводил осмотр её останков, сделал вывод, что у неё не просто было перерезано горло, а были удалены голосовые связки, фрагмент трахеи, фрагмент горла. Понятно, на что это указывает, да? Она пела в церковном хоре. Девушка пела в церковном хоре. И явно тот, кто вот эти манипуляции производил, он хотел посмертно лишить её…
С. БУНТМАН: Голоса. Да, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Того инструмента, которым она очаровала своего любовника. И пишется, что это вот врачи просмотрели в 1922 году. Когда я это прочитал у уважаемого Юргена Торвальда в «Сто лет криминалистики», у меня сразу возник вопрос — а как он через четыре года установил вот эти вот особенности?
С. БУНТМАН: Вообще это очень любопытно, я бы сказал.
А. КУЗНЕЦОВ: Дело в том, что бывает, что тело мумифицируется. Бывает. Не так часто, но бывает, это не уникальный случай, не только со святыми происходит, но и с обычными людьми. Но дело в том, что когда проводили вскрытие — а его проводили во время следствия двадцать второго года, вскрытие произвели, эксгумировали уже похороненные тела, и через тринадцать дней после убийства, значит, два врача, один из одного округа, другой из другого округа, соблюдая паритет, они, значит, провели осмотр тела, и уже тогда зафиксировали, что её тело разлагается быстрее, чем его. То есть о мумификации не могло идти никакой речи.
С. БУНТМАН: Ничего не может быть, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Значит, на самом деле — я нашёл в одной книжке, в 1960-е годы изданной исследователем этой темы, неким Вильямом Кунстлером — это всё было зафиксировано ещё во время первой эксгумации. И врач, который в двадцать шестом делал заключение, он делал на основании тех документов, но почему-то — видимо, почему-то это не было предано огласке в 1922-м. Вообще очень похоже на то, что следствие делало многое, в том числе абсолютно недопустимое с точки зрения закона, для того чтобы отвести всё-таки подозрения…
С. БУНТМАН: От вот этой дамы.
А. КУЗНЕЦОВ: От, да, Стивенсов, от Стивенсов, да, от дамы и её братьев. Но в конечном итоге их спасла — потому что вердикт будет «невиновны» — их спасла защита, причём делала это защита, в общем, ну, средствами, далёкими от нормальных представлений о справедливом судебном разбирательстве. Значит, во-первых, защита, как я уже показал, компрометировала ключевых свидетелей обвинения. Ну и, наконец, вот такой, очень красочный фрагментик из выступления адвоката в прениях. «Разве они похожи на отморозков? Разве у них были когда-либо конфликты с законом? Они какие-нибудь воришки? Нет! Они — чистопородные» — refined, рафинированные, да? — «законопослушные люди». Так сказать, самых высоких образцов добродетелей, the very highest type of character. Значит, воцерковлённые христиане. Church-going, то есть постоянно посещающие церковь. Которые, так сказать, вся их жизнь не может вызывать ничего, кроме восхищения. И это, видимо, произвело на присяжных тоже впечатление, потому что на скамье подсудимых были представители сливок общества, а обвиняли их в основном люди из низших классов, я имею в виду свидетельские показания давали.
С. БУНТМАН: Ну да. Зависть.
А. КУЗНЕЦОВ: Один из присяжных, нарушив свои, так сказать, обязанности, но уже потом, после процесса — дело в том, что присяжные не должны даже после процесса ничего комментировать, но он в интервью газете сказал: вот даже если б мне пришлось тридцать лет просидеть в совещательной комнате, я бы не проголосовал за вердикт, основанный на показаниях этой поросячей женщины, pig woman, так называли вот эту Джейн Гибсон, которая и дала главные, собственно, эти самые показания. В результате дело по сегодняшний день официально, значит, никак не разрешено. Будут появляться свидетельства и сильно позже, когда уже большинства участников всего этого либо в живых не будет, либо они будут очень пожилыми людьми. Например, в середине 1960-х некий Джулиус Боллиог, этнический венгр… А в Нью-Брансуике каким-то образом, видимо, после Первой мировой войны, сложилась такая венгерская общинка…
С. БУНТМАН: Угу.
А. КУЗНЕЦОВ: Он, чувствуя, что дни его сочтены, — у него уже медицинский диагноз был неблагоприятный к этому времени — он признался официально полицейскому. Вызвал полицейского — патрульного. Просто позвонил, пригласил к себе полицейского и продиктовал ему свои показания, что он в 1922 году приятельствовал с одним из братьев — вот тем, который был, значит… Господи боже мой…
С. БУНТМАН: Ну, несколько аутичным был.
А. КУЗНЕЦОВ: Да, аутичным.
С. БУНТМАН: Это Уильям.
А. КУЗНЕЦОВ: Это… Уильям, совершенно верно, да.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: И вот… А тот свободное время, которого у него было достаточно, в основном проводил в местной пожарной команде — ну, ему нравилось с пожарными. Он с ними в карты играл, там, чуть ли не за пивом им бегал. Видимо, ему нравилось — красная машина, значит, звуки колокола…
С. БУНТМАН: Ну и вообще, это хорошие ребята…
А. КУЗНЕЦОВ: И вообще пожарные — хорошие ребята. И вот якобы, значит… А среди местных пожарных было много венгров, в частности, вот, Боллиог тоже туда ходил — уж не знаю, был ли он пожарным или тоже ходил в карты играть к приятелям. Ну, вот он сказал, что тот жаловался, что терпеть не может своего вот этого, значит, зятя — мужа сестры, что тот ему карманные деньги зажимает — а он был одним из его опекунов — всего 25 долларов в неделю даёт, а это мало. Хотя он живёт на всём готовом, но есть одна интересная вдова, которой он намерен сделать предложение, а на вдову деньги нужны. В общем, жаловался очень на него. А потом якобы попросил этого Боллиога свести его с какими-нибудь решительными парнями, которые могут, так сказать, сделать некую грязную работу. И это было накануне убийства. То есть намёк на то, что всё-таки она ли или её братья, но расправились с ним они. Ну, похоже на то.
С. БУНТМАН: Ну да. Не всегда первое, что приходит в голову, не всегда это бывает ложным.
А. КУЗНЕЦОВ: Конечно. Не всегда, не всегда. Более того, чаще всего, — показывает статистика, как это ни печально, — но, когда подозревают родственников в подобного рода убийствах, это часто сбывается.
С. БУНТМАН: Ну, да. Да, ну что же. Вот действительно можно сказать, что всё это, ну, как-то… как-то странно. Откуда столько деталей у женщины этой было, как она могла их выдумать…
А. КУЗНЕЦОВ: Дело в том, что это, конечно, пресса. Пресса так подогрела к этому делу интерес, что все шизофреники, все желающие славы начали врать как очевидцы.
С. БУНТМАН: Да. И здесь получалось, что детали, которые были основаны на том, на чём-то опубликованном…
А. КУЗНЕЦОВ: У кого-то на фантазиях, у кого-то на слухах, кто-то вообще придумал с первого до последнего слова, явно совершенно. Почему полиции мира — всего мира — не любят, извините, не любят особенного внимания к уголовным делам? В частности потому, что это порождает вот такие вот эффекты.
С. БУНТМАН: Ну, да. Здесь очень сложная стратегия у полиции, бывает. И очень сложно решить, когда… И это не только кино нам рассказывает, а и реальные происшествия тоже.
А. КУЗНЕЦОВ: Но у американской полиции нет выбора. В Америке пресса и её право совать нос всюду — абсолютно священные коровы. Вот где они четвертая, а может, в каком-то смысле и первая власть — это, безусловно, в США.
С. БУНТМАН: Да. Ужас какой. Как так можно жить! Я не знаю, совершенно.
А. КУЗНЕЦОВ: Слава богу, у нас не так.
С. БУНТМАН: Ну, господи, действительно. Мы на островке разума, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Как сказал депутат Хинштейн недавно по известному поводу, мы, может быть, последняя страна, где, вот, борются за, так сказать, консервативные…
С. БУНТМАН: Я уж не говорю о Кургиняне. Вот, недавно. Ну ладно. С этими размышлениями мы расстанемся, будет в следующий четверг какое-нибудь другое дело, не менее увлекательное, я думаю. Ну, а сейчас что нас ждёт? Константин Сонин, и Айдар Ахмадиев берёт у него… Это на «Живом гвозде» будет у нас программа «Особое мнение». Затем будут в 21 час «Пастуховские четверги» — естественно, и Владимир Пастухов, и Алексей Венедиктов* (власти РФ считают иноагентом) — то есть будет в нормальном, классическом составе. В 22 часа двухчасовка с Дмитрием Быковым* (власти РФ считают иноагентом). Это «Один» его и урок литературы. Исаак Бабель, Исаак Бабель.
А. КУЗНЕЦОВ: Актуально как никогда.
С. БУНТМАН: Это уж точно. Всего вам доброго, до свидания.
А. КУЗНЕЦОВ: Всего хорошего.