Граф Лев Николаевич Толстой был не только автором классических романов, стилистически безупречных коротких рассказов и повестей, но также создателем наивных детских историй для воспитательного чтения. В числе последних довольно скучная дидактическая сказка «Царь и рубашка».
Сюжет сказки незамысловат: больному государю может помочь вылечиться только рубашка совершенно счастливого человека. Последний после долгих поисков найден, однако он так беден, что даже рубашки у него нет. Таков финал, из которого с неизбежностью следует жестокий вывод, что царь так и должен оставаться неизлечимо больным.
Сам Толстой между тем рубашку имел (и не одну), причём его сторонники видели в ней вполне зримое воплощение рецепта всеобщего счастья. Но к концу жизни граф Толстой, прежде бонвиван, бравый вояка и отличный писатель, начал отчётливо тяготиться и своим графским титулом, и движимым и недвижимым имуществом, и многочисленным семейством, и писательской славой, и хорошим столом, и приличным костюмом и пожелал из писателя и землевладельца превратиться в землепашца и вероучителя. У позднего Толстого с его проповедью пацифизма и идеалов раннего христианства было немало последователей, в том числе, к примеру, художники Илья Репин и Николай Ге, священник Георгий Гапон и даже Махатма Ганди.
«Опрощением» называл Толстой свой отказ от мяса, табака и вина, обязательные занятия физическим трудом, считая всё это необходимым на пути к нравственному совершенству. Граф пытался освоить крестьянский акцент, в чём не сильно преуспел, а также отказался от фраков и визиток, жилетов и галстуков. Современники упоминали, что после переезда в Москву в 1882 году Толстой изменил свой облик, начав носить подчёркнуто простую одежду: свободные штаны, серую фланелевую блузу зимой, в летний период — светлую холщовую. Именно в таком виде писатель изображён на портретах работы Репина, Крамского, Ге и Нестерова. Даже близкие воспринимали такой костюм далеко не однозначно. «Что за маскарад?» — было довольно мягкой оценкой.
Толстой, однако, не изобрёл ничего принципиально нового. Холщовые рабочие блузы издавна носили художники — живописцы и скульпторы — из опасения запачкать красками, глиной или гипсом цивильную одежду. Благодаря популярности идей славянофильства и народничества во второй половине 19-го века крестьянскую рубашку носил летним днём в имении каждый второй русский помещик и на даче — каждый второй средней руки интеллигент. Даже император Александр III отдавал ей предпочтение в домашней обстановке. А на рубеже 19−20 столетий крестьянская рубаха сделалась обычной одеждой литераторов, имевших выраженное «народное» или «национальное» направление, — например, Максима Горького, Степана Скитальца, Сергея Есенина или Николая Клюева.
Толстой отказался от такого украшения крестьянского наряда, как вышивка или тканый цветной пояс; к тому же его рубаха была по отзывам «оригинального кроя» — широкой и длинной, почти до колен, с большими вместительными накладными карманами и застёжкой до пояса (не путать с косовороткой, где та же застёжка располагалась сбоку), подпоясанной обычным ремешком. Именно эта простая рубашка вошла в историю костюма под названием «толстовка», или (за рубежом) Tolstoy shirt, blouse à la Tolstoy.
Стоит напомнить, что слава Толстого в последние годы жизни и сразу после смерти была феноменальна. Образованная публика зачитывалась «Крейцеровой сонатой» или «Отцом Сергием», посвящённым модной в ту пору дискуссии о вопросах пола. Обыватели следили за разворачивавшимися на их глазах скандалами внутри семьи Толстых: его сиятельство и церковные иерархи, уход графа из дома… Толстой превратился в героя рекламы (его имя и изображение украшали собой, например, пачки папирос) и анекдотов, многие из которых дожили до сего дня.
Идеи позднего Толстого сделались невероятно популярны, породив уже в 1880-е годы движение толстовцев как в России, так и во многих других странах. Толстовцы отказывались от алкоголя, мяса, табака, службы в армии и применения оружия, от любых отношений с государством. Они стремились к личной аскезе, которую каждый понимал по-своему. Так, ближайший сподвижник Толстого, Владимир Чертков, принципиально пользовался только вагонами третьего класса. Пример Толстого вдохновлял объединения и целые партии трезвенников, вегетарианцев, пацифистов и так далее. Русские толстовцы нередко образовывали земледельческие общины, во многих из которых не признавалось личное имущество, в том числе и одежда: общинники получали из «общего котла» одинаковые рабочие блузы. В конце 1920-х — 1930-е толстовские коммуны и общины в СССР были ликвидированы, а их участники попали в жернова сталинского террора, но именно в эти годы слово «толстовка» было впервые зафиксировано словарём Ушакова.
В период товарного голода и практики коммунальной жизни, когда из быта стремительно вымывались нормативные виды одежды в пользу более простых и необязательных, толстовка превратилась в костюм, в котором не стыдно было появиться не только на поле, но в конторе или университете.
Сегодня слово «толстовка» понятно только в России, весь мир называет бесформенные трикотажные блузы «свитшоты», «худи» и тому подобное. От всесословных одеяний 1910-х — 1920-х годов они далеки, как Арктика от Антарктиды. И всё же кое-что общее осталось: это по-прежнему неофициальная одежда из натуральной ткани мягкой свободной формы.