Сергей Бунтман и Алексей Кузнецов в программе «Не так» (28.07.2022)
С. БУНТМАН Добрый день! Мы восстанавливаем… что, Алёш? Справедливость…
А. КУЗНЕЦОВ Нормальное течение жизни.
С. БУНТМАН Справедливость. Да-да-да. Восстанавливаем. И снова, и вернулись исторические времена.
А. КУЗНЕЦОВ Да.
С. БУНТМАН Как написано в моём любимом произведении «История одного города». Вот. Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман. Мы сегодня возобновляем наши судебные заседания. Следующим я манкирую, вот, с разрешения и начальства и коллег.
А. КУЗНЕЦОВ Ну просто мы проведём не обычное судебное заседание, а военно-полевое, в сокращённом…
С. БУНТМАН Да-да-да. Закрытое, закрытое, да, сокращённое, да.
А. КУЗНЕЦОВ В сокращённом составе, по упрощённой процедуре.
С. БУНТМАН Но и сейчас у нас тоже вполне необычное дело, которое мы разбираем, причём ведь пришлось для того, чтоб подготовить это дело, пришлось ведь Алексею Кузнецову съездить у нас…
А. КУЗНЕЦОВ В командировку, да.
С. БУНТМАН В командировку, на места, всё проверить, всё, улики… Вообще затоптали за это время, конечно, сволочи…
А. КУЗНЕЦОВ Поговорить с людьми, да.
С. БУНТМАН Да.
А. КУЗНЕЦОВ Которые ещё помнят.
С. БУНТМАН Ну, а место преступления затоптали, затоптали.
А. КУЗНЕЦОВ Да. Место преступления затоптали, тем более что место преступления-то центр Петербурга, а место наказания, куда я ездил…
С. БУНТМАН Ну и место наказания, да-да-да.
А. КУЗНЕЦОВ Для того чтобы проверить, как фигурант отбывал.
С. БУНТМАН Тоже затоптали.
А. КУЗНЕЦОВ Тоже прилично затоптали, да. На самом деле моё путешествие, о котором я в ближайшем «Слухай Эхо», куда меня пустят, обязательно расскажу, потому что уже поступают запросы, начиналось на Сахалине, заканчивалось на Камчатке, и я обещал в нашей фейсбучной группе, что я привезу какой-нибудь местный материал, и я разрывался между двумя делами, потому что Сахалин — это который победил в конечном итоге, это вот то дело, о котором сегодня пойдёт речь, дело Ландсберга. А ещё был очень большой соблазн — это легендарный Бенёвский, 18-й век, камчатский бунт. Но я всё-таки выбрал Ландсберга, потому что о нём мы пока вообще ничего не делали, а о Бенёвском, если я правильно помню, в каком-то из старых «Дилетантов» Евгений Бунтман писал — не помню, в связи с чем, но с чем-то точно совершенно история Бенёвского, вот, от, что называется, от Польши до Мадагаскара, она была изложена.
С. БУНТМАН Да, она, она была в связи с авантюрами всеми, да. Да-да. Да.
А. КУЗНЕЦОВ Конечно, с авантюрами, потому что вся жизнь этого человека представляет одну сплошную авантюру. Карл фон Ландсберг. Иногда его упоминают без «фона», потому что приговором суда он был лишён всех прав состояния, в том числе и дворянства и баронства, правда, оно к нему в конце жизни вернулось. Одно из самых подробных описаний суда в русской литературе — это «Братья Карамазовы», суд над Митей Карамазовым, где излагается не только атмосфера суда, не только реплики отдельных там свидетелей, самого несчастного, невиновного, как мы знаем, Мити, но и подробно излагаются прения сторон, речь прокурора, выступление адвоката. И вот прокурор, Ипполит Кириллович, который поддерживает обвинение, рассуждает, как было принято в те времена в судебных прениях, в том числе на общие темы, о том, как теряются основы нравственности у молодёжи, и среди прочего упоминает следующую историю, цитирую: «Молодой блестящий офицер высшего общества, едва начинающий свою жизнь и карьеру, подло, в тиши, безо всякого угрызения совести, зарезывает мелкого чиновника, отчасти бывшего своего благодетеля, и служанку его, чтобы похитить свой долговой документ, а вместе и остальные денежки чиновника: «пригодятся-де для великосветских моих удовольствий и для карьеры моей впереди». Зарезав обоих, уходит, подложив обоим мертвецам под головы подушки». В общем, довольно точно изложено дело Ландсберга. Два, так сказать, две небольших поправки я бы сделал: «молодой блестящий офицер», чуть позже скажу, почему это не совсем так, молодой — да, безусловно, насчёт «блестящий» есть определённые сомнения, ну и человек, который был им убит, ростовщик Власов, он не мелкий чиновник, он отставной надворный советник, седьмой класс, соответствует подполковнику. Он бывший средней руки чиновник. Значит, что же произошло. 25 мая 1879 года, это Гродненский переулок. Значит, это ну из таких вот… Параллельно Сапёрной, параллельно… Одним словом, это вот такая бывшая солдатская слобода, образовавшаяся в самом-самом начале существования Петербурга, которая в конечном итоге, вот эти вот переулочки, они выходят к казармам — в том числе Преображенского полка. Но дело в том, что вот та сторона вот этого городка гвардейского, который к этим… на которую выходят эти переулки, там в момент описываемых событий размещался гвардейский сапёрный батальон. Отсюда Сапёрный переулок, название его. И вот в этом самом параллельном Сапёрному, Гончарном, ой, извините, Гродненском переулке проживал отставной чиновник, сказать, немолодой уже человек, вместе со своей служанкой. И он был известен тем, что, собственно, давал он деньги под проценты, в основном офицерам этого самого сапёрного батальона. Был прекрасно в батальоне известен. 30 мая совершенно случайно маляр, который красил наружную стену дома, сквозь окно увидел лежащую без признаков жизни в квартире на полу женщину. Он обратился в полицию. Полиция начала опрашивать соседей — а давно ли вы, а кто там живёт? — А вот живёт, соответственно, старичок чиновник Власов, вот, его служанка. — А давно ли вы их видели? — Да вроде как несколько дней не видели, но мы не удивились, потому что мы знали, что он собирался уехать на дачу, а она, богомольная старушка, как раз собиралась отправиться в какое-то богомолье. В общем, полиция вскрыла квартиру и обнаружила, что и хозяин, и его кухарка были убиты, убиты уже несколько дней как. Сомнения в том, что это убийство, не было никакого, потому что оба были зарезаны холодным оружием. И полиция, в общем, всё сделала быстро и грамотно. Но надо сказать, что убийца помог. Во-первых, его удалось, что называется, почти без труда вычислить, потому что он регулярно бывал в этой квартире, и даже 25-го, а само убийство произошло вечером, в ночь с 25-го на 26-е, его видели некоторые соседи, как он заходил в квартиру, то есть он не прятался, не клеил там, так сказать, усы и бакенбарды, не надевал тёмные очки и так далее. Кроме того, он оставил следы, и следы эти заключались в том, что от трупа ростовщика к шкафу, где хранились деньги и ценные бумаги, к его портфелю, где предположительно хранились деньги и ценные бумаги, были кровавые дорожки, капли крови, которые явно не принадлежали ему по характеру расположения. Стало понятно, что в процессе убийства убийца, видимо, тоже получил какое-то повреждение, причём кровотечение было достаточно обильным. Что полиция начала делать? Она начала выяснять совершенно классические две вещи: одни полицейские пошли по квартирам выяснять, кто видел, когда видел, пытаясь определить таким образом, кто последний заходил в квартиру. А вторые — исходя из того, что убийца, вероятно, был ранен — начали обходить окрестные медицинские учреждения: не было ли вот в эти последние дни, так сказать, такого обращения, и довольно далеко, надо сказать, там идти минут пятнадцать, я посмотрел по карте, в круглосуточной аптеке сказали — да, вот, вы знаете, вот в ночь на 26-е необычный был такой случай. Пришёл молодой офицер, значит, сапёрного батальона и попросил — он был очень бледен, у него была явная, совершенно заметная кровопотеря — попросил перевязать ему, у него была довольно глубокая рана руки, кисти, была задета артерия, отсюда, собственно, потеря много крови. Ну, в общем, установить, кто это был, дальше было, что называется…
С. БУНТМАН Ну, в общем, с таким-то оружием.
А. КУЗНЕЦОВ Дело техники. Да.
С. БУНТМАН Уже просто обрисовали его, да.
А. КУЗНЕЦОВ А когда полиция узнала, что утром 26-го прапорщик этого самого гвардейского сапёрного батальона Карл фон Ландсберг срочно, ссылаясь на то, что в имении на территории Литвы под Шауляем заболела матушка, и поэтому надо срочно ехать, поэтому он просит срочно внеочередной отпуск, и в тот же день, 26-го, он выехал, стало понятно, что это тот, кто им нужен. И уже в начале июня Ландсберг был арестован. Дальше всё было понятно. Значит, во-первых, обнаружили эту самую рану на руке. Он сначала пытался нести какую-то ерунду, раны было две, одна царапина неглубокая, другая вот та самая, с повреждением артерии. Якобы, значит, артерию они повредил, неудачно убирая шашку в ножны. Совершенно нехарактерное ранение, то есть можно пораниться, но оно тогда по-другому должно выглядеть. А вот неглубокая царапина — якобы кошка оцарапала. Где он кошку взял? У него кошки никогда отродясь не было.
С. БУНТМАН Пробегала.
А. КУЗНЕЦОВ Пробегала мимо, да, пробегавшая мимо кошка. Но кроме того, у него практически сразу же при обыске нашли бумаги, взятые у ростовщика, процентные, у него обнаружили, значит, записку этого самого ростовщика, адресованную Ландсбергу. Он был арестован, разумеется, тут же, моментально, пулей, уволен со службы. Это будет иметь важное значение для дела. И в конечном итоге, поняв, что запираться дальше бесполезно, он через неделю после ареста пишет — по собственной инициативе, никто от него этого не просил — довольно обстоятельную записку, на нескольких листах бумаги мелким почерком, излагающую его версию того, что, собственно, произошло. Несколько слов о его биографии. Он пятьдесят третьего года, то есть в момент преступления ему 26 лет. Он всего-навсего прапорщик, пусть и гвардейской части, но прапорщик. Это немножко странно. В двадцать шесть лет ну уж по крайней мере поручиком.
С. БУНТМАН А сколько служит?
А. КУЗНЕЦОВ А желательно штабс-капитаном. А служит он уже пятый год. Нет, вру даже, не пятый год, в 1872-м он поступил на военную службу, вот сейчас нам дадут следующую, Саша даст следующую картинку. Это не он, его единственное изображение будет чуть позже, но это просто офицер вот этого самого лейб-гвардии сапёрного батальона в форме примерно этого времени, на фотографии подписано — семьдесят третий год. Значит, дело в том, что он в девятнадцатилетнем возрасте, приехав в Петербург, пытался поступить в военное училище. Но конкурс был большой. Как раз — дело в том, что что такое 1872 год? Это уже идущие милютинские военные реформы, и впервые для недворян открываются возможности не выслужить первый офицерский чин пятнадцатилетней рекрутчиной, там, да? Через унтер-офицера, вот как становились, там, эти кавказские капитаны, вроде Максима Максимыча, и так далее. А прямо поступить в училище и, как благородный, так сказать, через 2−3 года обучения…
С. БУНТМАН Выйти прапорщиком.
А. КУЗНЕЦОВ Выйти прапорщиком, да, в гвардию.
С. БУНТМАН Подпоручиком?
А. КУЗНЕЦОВ Или гвардии подпоручиком в армию.
С. БУНТМАН Да?
А. КУЗНЕЦОВ Да, и, так сказать, не тратить, что называется, лучшие годы жизни на начало карьеры. И из-за этого — а он дворянин, он из небогатого рода, нельзя сказать, но баронского, кстати говоря, это вот из этих прибалтийских, остзейских немцев, он формально барон, да. То есть род, в общем, ничем особенно, ни богатством, ни знатностью не знаменит, но тем не менее, что называется, не на улице себя нашли. Но он не смог поступить в училище. И, не желая возвращаться домой, что называется, с таким грузом, он записался вольнопёром. Вольноопределяющимся. Что это такое? Это определённая категория людей, могли записаться вот этими самыми вольноопределяющимися, они несли службу в качестве рядовых, если их повышали, там, в качестве унтер-офицеров, и после определённого срока, 2−3−4 года, в зависимости от категории вот этого самого вольнопёрства, они дальше могли сдавать экзамен на офицерский чин в определённом объёме, и если они экзамен благополучно сдавали, они становились офицерами. Самый, наверно, знаменитый вольноопределяющийся в мировой литературе — это вольноопределяющийся Марек.
С. БУНТМАН Ну естественно, в «Швейке», да.
А. КУЗНЕЦОВ В «Бравом солдате Швейке», но и в русской армии тоже такое было, причём с конца 1830-х годов, в 1866 году там правила несколько изменились, вот, потом они ещё раз изменятся, но он-то поступал по правилам 1866 года. Значит, поскольку он был дворянином, ему нужно было прослужить два года вольноопределяющимся, после чего он должен был сдать экзамены в объёме курса гимназии по нескольким предметам и, в случае успешного поступления, значит, сдачи экзаменов, точнее, он получал младший офицерский чин. Он, видимо, потому что не очень понятно, его послужного списка в открытом доступе нет, но похоже, что он отслужил эти два года, получил офицерский чин прапорщика, и в 1875 году он отправляется — вот у нас на заставке была картинка, вы видели, знаменитая картина Верещагина «У стен города. Пусть войдут», генерал Кауфман покоряет то, что в советское время будут называть Средней Азией. Ну, а тогда называли Туркестанским краем. Вот, соответственно, последний его, Кокандский поход. И вот в этот самый Кокандский поход он, значит, и устремляется, и вполне возможно, что одним из, так сказать, людей, которые вот прячутся под стенами города на картине Верещагина, был он, потому что воевал он, судя по всему, очень лихо, потому что за два года этого похода он получил два ордена, оба с мечами и бантами, это дополнительные аксессуары, которые давались в том случае, если нужно было подчеркнуть, что орден дан за боевые заслуги. Он получает Станислава третьей степени и Анну третьей степени, ордена массовые, ордена младшие, но вот эти мечи и бант, они очень ценны, они сразу делают человека ветераном боевых действий. А дальше какая-то очень странная штука. Он, значит, участвует в Кокандском походе, в 1877 году начинается русско-турецкая война за независимость, там, Болгарии, да, и других славянских народов. Он просится у Кауфмана в действующую армию на Балканы, а Кауфман его туда не командирует. Он его вместо этого командирует в Петербург на обычные, рутинные, военно-инженерные какие-то дела. И только к концу войны он догонит вот этот самый гвардейский сапёрный батальон, к которому он приписан как человек всё-таки с баронским титулом, но он по-прежнему прапорщик. Вот это совершенно непонятно. Два года участия в боевых действиях, два боевых ордена, и он не повышен в звании. Происхождение явно не могло ему идти в минус, потому что происхождение у него хорошее, да.
С. БУНТМАН Характер? Исполнительность?
А. КУЗНЕЦОВ Потом, чуть позже, мы к этому вернёмся. Кауфман, который явно его отличал, хотя не обязан был каждого сапёрного прапорщика в своём корпусе знать (Кауфман будет давать показания на суде), вот после суда он — ну уж я сразу, да, так сказать, приведу свидетельство Анатолия Фёдоровича Кони, который был в этом процессе председателем, и Кони скажет, что — через несколько дней после процесса он с Кауфманом случайно где-то встретился, тот начал, так сказать, там, свои впечатления от процесса ему рассказывать, ещё что-то, они были знакомы лично. И он — Кони пишет — в частности, сообщил мне некоторые сведения о, значит, Ландсберге, которые он не счёл возможным оглашать в суде, потому что это могло повлиять на приговор, хотя к делу не имело отношения — в общем, за всеми этими кониевскими витиеватостями: явно совершенно Кауфман рассказал что-то очень о нём неблаговидное как об офицере, из-за чего, видимо, он и не захотел его командировать на войну. Похоже, что жестокость. Потому что в своей записке Ландсберг будет говорить — ну как же вот, то дело, под Кокандом, мы там накрошили наших противников. То есть вот как-то он вот, вот так вот будет говорить о солдатском ремесле, с излишней лихостью, да, даже у солдат не очень принятой, по крайней мере. Ну, а дальше заканчивается война, заканчивает он её вместе с батальоном, между прочим, в Сан-Стефано. То есть они в той части, скобелевской части русской армии, которая продвинулась практически до Стамбула, да? Дальше возвращение в Петербург, триумф, лавровые венки. А дальше он планирует жениться. Довольно понятно, довольно откровенно он пишет в своих, в своей записке — ну, напрямую не сказано, но понятно, что речь идёт о том, что он решает таким образом поправить своё и материальное, и служебное положение, тем более что женится — собирается жениться он на девушке с очень звучной фамилией. Саш, дайте, пожалуйста, третью картинку, где человек… нет, нет, предыдущую. Вот. Вот всем любителям военной истории этот человек прекрасно знаком, это Эдуард Иванович Тотлебен. Герой, единственный оставшийся в живых из высшего генералитета герой Крымской войны, да? Один из главнокомандующих в войне семьдесят седьмого — семьдесят восьмого года, выдающийся, без всяких сомнений, военный инженер. У Эдуарда Ивановича была проблема. Которая была проблемой даже несмотря на его всероссийскую славу, несмотря на то, что семья была достаточно зажиточной, и так далее. Из литературы мы знаем, что даже трёх дочек на выданье было достаточно для того, чтобы серьёзно омрачить, так сказать, существование заботливых родителей. Вот что пишет Мария Петровна Бок, в девичестве Столыпина, это дочь Петра Аркадьевича, в воспоминаниях о своём отце. Вот как она вспоминает юность: «В имении Кейданы, рядом с большим местечком того же названия, жила многочисленная семья графа Тотлебена. Туда я часто ездила с моими родителями и без них. Там всегда было многолюдно, шумно и очень весело. Самого героя Севастополя, графа Тотлебена, я не помню. Ходили рассказы о том, что он уверял, будто не может распознать своих восьми дочерей, когда видит их порознь, и только когда они являлись вместе, то узнаёт, которая Матильда, которая Ольга». У Эдуарда Ивановича и его супруги родилось 13 детей. До взрослого состояния дожил один сын и восемь дочерей. И вот Мария Элизабет Эдуардовна, в просторечии просто Мария, Маша Тотлебен, стала, так сказать, объектом ухаживаний уже не очень молодого по тем временам офицера. 26 лет, а он всё ещё прапорщик, пусть и с двумя наградами. А дальше что-то происходит. И несмотря на то, что Тотлебены, конечно, заинтересованы в молодых гвардейских офицерах в своём доме, ему от дома отказывают. Вот что это было — непонятно. Но он решает, что дело в деньгах. Кроме того, он уже довольно широко, так сказать, порассказывал, что он собирается, что он, насколько я понял, даже уже сделал предложение и ждёт на это предложение некоего ответа. И более того, даже уверен в том, что ответ будет благосклонный, и тут вот такой вот афронт. У него долги около 5 000 рублей. Власову векселями, другими, долговые расписки. Да тут ещё буквально за день-два до убийства Власов, встретив его на улице (а встречались они часто, Власов живёт в соседнем переулке от места, где тот служит), ему говорит: «А я вам, голубчик, к свадьбе подарочек приготовил, сюрприз». И, как будет утверждать потом убийца, он так понял, что тот намекнул, что он будет его шантажировать. Тем более, что срок уплаты векселей подходил вот-вот буквально через…
С. БУНТМАН То есть он не подумал, что это правда и что это наоборот.
А. КУЗНЕЦОВ А я, кстати, не исключаю того, что он ничего такого не подумал насчёт того, что тот ему угрожал. Потому что, хотя вообще Власов среди офицеров и был известен как ростовщик жёсткий, но ростовщик не может не быть жёстким. Ты только прояви один раз доброту к кому-нибудь из своих клиентов, и твоя репутация… все будут тебе ручку целовать и говорить: ой, голубчик, подождите, потерпите ещё, у меня такие обстоятельства, такие обстоятельства. Ростовщик обязан быть совершенно, беспредельно жестоким человеком. Но дело в том, что Власов к нему относился как к родному сыну. Они были знакомы, когда тот ещё был вольнопёром, он у него снимал квартиру. Старик один, бездетный. Когда он его зарежет и начнёт копаться в бумагах, он обнаружит, Ландсберг, записку: «Я к свадьбе вам возвращаю ваши векселя». То есть 5000 он ему подарил. И духовную, завещание на его имя. Старик одинокий, ему всё своё состояние оставил.
С. БУНТМАН И обеспечил его перед женитьбой, возможно.
А. КУЗНЕЦОВ Но дело в том, что вот эта записка, которую я процитирую после короткого перерыва, который мы сейчас должны будем сделать, эта записка — это часть оборонительной стратегии, первая линия защиты Карла фон Ландсберга.
С. БУНТМАН Ну, давайте мы сейчас прервёмся, наши обычные объявления, а потом тоже вот обычное представление очень интересных вещей, которые вы можете найти.
С. БУНТМАН Друзья мои, я очень хочу вам напомнить, что вы на diletant.media можете купить. Во-первых, новейший номер «Дилетанта», «Кремлёвские дамы», вы видите за Кузнецовым плакат
А. КУЗНЕЦОВ А Кузнецов показывает сам!
С. БУНТМАН А перед ним обложка, уже настоящая обложка «Дилетанта». Вы можете купить это, вы можете купить наши альманахи. Но ещё ко всему спешите купить первые два выпуска наших рисованных романов «Спасти царевича Алексея», цесаревича Алексея, и царевича Дмитрия, потому что очень скоро будет спасён или не спасён, ну, во всяком случае, попытка будет в новом комиксе, адмирал Колчак будет спасён. Причём в этом принимают участие совершенно неожиданные силы. И это — спойлер — не инопланетяне. Вот.
А. КУЗНЕЦОВ Хотя казалось бы.
С. БУНТМАН Хотя казалось бы, да.
А. КУЗНЕЦОВ Могли бы.
С. БУНТМАН Да, логичнее всего. Так что, друзья мои, для того чтобы у вас составилась коллекция вместе с выходящим альбомом о Колчаке, покупайте Алексея и Дмитрия. Ну и вообще не пожалеете, если пролистаете многое, что есть на shop. diletant.media. Ну давайте.
А. КУЗНЕЦОВ И вот собственноручные показания, по собственной инициативе представленные Ландсбергом. «Я был поставлен в невозможность возвратить Власову билеты, а затем расписка (имеется в виду долговая), будучи предъявлена командиру батальона, или известие об этом, дошедшее до него каким-нибудь образом, влекло меня к следствию. Я был настолько раздражён, быть, может быть, вследствие болезненного состояния, что не отдавал себе никакого отчёта». Вот обратите внимание, несколько раз ещё эта мысль будет проводиться. Болезненное состояние.
С. БУНТМАН Безотчётности.
А. КУЗНЕЦОВ Первая линия защиты. Я это всё сделал в состоянии помутнения сознания. «Я всё преувеличил. Мне казалось, что мне предложат выход из батальона (то есть что его, так сказать, офицерский суд чести потребует подать в отставку). Я писал о моей службе родным, которые, безусловно, рассчитывали на меня. Если бы вышел из батальона, то Власов, как человек жестокий относительно денег, не затруднился бы представить расписку в суд». Он уже знает, что Власов ему подарил эти векселя на свадьбу. Он уже знает, что Власов составил завещание в его пользу.
С. БУНТМАН Но он сгущает своё состояние перед убийством.
А. КУЗНЕЦОВ Конечно. То есть никакого раскаяния, никакого ресентимента. Я вот, руководствуясь своими тогдашними… «Мне приходило в голову застрелиться. Я даже брался за тот револьвер, которым несколько лет назад брат мой застрелился. Но я не знаю, что побудило меня, и я решился пойти к Власову и объяснить своё положение. Я захватил револьвер и нож». Он очень точно проводит линию. Я к Власову шёл объяснять моё положение, а револьвер я просто захватил.
С. БУНТМАН На всякий случай. Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ Ну какой же офицер выходит на улицу в Петербурге-то без револьвера и ножа в семьдесят девятом году. «Власов встретил меня любезно, но на все мои окончательные вопросы я из его ответов видел, что он не допускает мысли, что билеты ему не будут возвращены. Это было 24-го числа. Я думал, что на следующий день мне удастся как-нибудь выпутаться. Ко мне в то время приехал родственник, гусарский штабс-ротмистр Мицкевич. Я ухватился за это и желал, чтобы он пробыл у меня весь день 25-го числа, я усиленно просил его посидеть, но он сказал, что у него уже есть помещение в Hotel de la Paix, и уехал». Вот как, я всё делал, но судьба против меня.
С. БУНТМАН А он не понял и уехал.
А. КУЗНЕЦОВ А он не понял и уехал, да. «Я взял с собой револьвер и нож. Но что мне нужно сделать у Власова? Я не могу и сегодня дать себе отчёта». Следователь всё, что нужно, сделал, все показания закрепил, всех свидетелей, кого нужно было, предварительно допросил. Но дело было простое, признание было. Вопрос был только в оценке, в квалификации мотивов и состояния, в котором совершено убийство, поэтому дело довольно быстро пошло в Петербургский окружной суд… Почему в Петербургский окружной суд? Потом с негодованием Михаил Никифорович Катков в передовице «Московских Ведомостей» будет писать, как же так, его должен был судить военный суд и приговорить к смертной казни. Не так давно, но ещё в те старые добрые времена мы делали передачу о процессе в Варшаве, об убийстве Марии Висновской. И вот её убийца тоже был немедленно исключён из гвардейского полка. Как только стало известно, что он убил, ещё до того, как официально он был взят под следствие. Это практика того времени. Если в отношении армейских офицеров она не всегда соблюдалась, то с гвардией железно. Вот ещё неизвестно, виновен, не виновен, но если есть достаточно оснований полагать, что дело закончится обвинением…
С. БУНТМАН А были случаи, что после оправдания, предположим, принимали назад в гвардию?
А. КУЗНЕЦОВ Оправдания были, а вот чтобы принимали назад сразу, по-моему, нет. Один такой случай точно будет. Его примут назад в гвардию, но не по оправданию, а по совершенно другой, совершенно фантастической ситуации. Незадолго до смерти он будет восстановлен, станет опять бароном, станет прапорщиком гвардии, ему вернут Станислава и Анну третьей степени. Но это будет за другие дела. Это я, так сказать, подпускаю интриги. И дело поступает, ввиду его значимости… Шум в Петербурге жуткий: как же, гвардейский офицер убил! И дело принимается к рассмотрению в связи с его особой общественной значимостью. Председатель Петербургского окружного суда… Пожалуйста, Саш, дайте нам следующую картинку. Анатолий Федорович Кони. Саш, там у нас Кони, потому что человек в мундире это не Кони, Кони в штатском.
С. БУНТМАН Ну, всё нормально, да.
А. КУЗНЕЦОВ Мы видим уже следующую картину. Я боюсь, что я не про того расскажу…
С. БУНТМАН А это ничего, тренировка некоторая, да.
А. КУЗНЕЦОВ Тогда Кони. Кони, у него целый рассказ есть, вы можете прочитать в «Записках судебного деятеля», так и называется — «Ландсберг». Кони там вообще волнуют другие сюжеты. Но об одном сюжете он рассказывает довольно подробно. Дело в том, что в записке Ландсберг довольно откровенно и довольно цинично вот о всей этой ситуации в доме Тотлебенов. Вот что пишет Кони: «Весьма подробно касаясь домашней жизни этого семейства и установившихся в нём отношений к искателям руки молодых девиц, Ландсберг изображал себя жертвой тех надежд, которые ему было дано питать и вследствие которых он должен был поддерживать разорительный для себя образ жизни в большом петербургском свете». Иными словами, вторая линия обороны Карла фон Ландсберга: я полюбил. Но для того, чтобы стать женихом такой девушке, я должен был вести образ жизни гвардейского офицера. То есть тратить много, брать лучшие места в театре, так сказать, бывать в этих самых, на балах, устраивать всякого рода, так сказать, соответствующие мероприятия.
С. БУНТМАН Намекает, что семья это требовала.
А. КУЗНЕЦОВ Ну, намекает: требовали, не требовали, но, по крайней мере, давали понять, что без этого, извините, молодой человек… Я вложился, я деньги-то взял под это, а мне вдруг от ворот поворот. Меня фактически загнали в этот самый тупик, да? И Кони, будучи человеком, для которого нравственная часть правосудия всегда играла важнейшую роль, ничуть не менее, а иногда и более важную, чем формальная сторона закона, которую он тоже очень, так сказать, к которой относился с большим пиететом, Кони делает вещь не вполне… Нет, она законная, и ничего незаконного в этом нет, но которую могут этически, так сказать, счесть сомнительной. Он вызывает этого человека к себе, и дальше вот как он это описывает: «Мне было жаль и всеми уважаемого старика, и его ни в чём не повинную дочь и вместе с тем не хотелось допустить при судоговорении «намёки тонкие на то, чего не ведает никто». Иными словами, Кони боялся, что Ландсберг будет слишком часто упоминать фамилию Тотлебен, и это бросит тень и на отца, и на дочь. «Поэтому, когда Ландсберг был приведён в суд для вручения ему обвинительного акта, я, назначив ему защитником (у него не было адвоката, защитника назначил суд: «назначив ему защитником») весьма умелого и серьёзного присяжного поверенного Войцеховского, приказал страже удалиться и, оставшись с обвиняемым вдвоём, сказал ему: «Ваша записка, приложенная к следствию, даёт мне повод думать, что вы, быть может, будете держаться изложенных в ней доводов в защите»». Ландсберг говорит — да. На что Кони ему говорит: вам это для защиты не поможет, да, «это вовсе не необходимо, а ваш защитник вам, конечно, объяснит, что как бы снисходительно ни отнеслись присяжные заседатели к вашей молодости, они никогда не оправдают вас по тем основаниям, которые изложены в вашей записке. Вы совершили жестокое и кровавое дело, но я не хочу думать, что в вас заглохло то чувство чести, которое должно вам подсказать всю неприглядную сторону такой защиты, которая, не будучи для вас спасительна, в то же время может внести в жизнь других людей скорбь и боль неуловимых и шипящих в темноте обид, намёков и пересудов». Что, иными словами, ему говорит Кони, если вот эту словесную вязь расплести. Значит, смотри, помочь тебе это не поможет, впечатление произведёт самое отталкивающее, присяжные всё равно скажут «виновен». Ну, а дальше ты же не мальчик, ты же понимаешь, что суд будет решать, определять меру. А я суд. Вот я тебе только что свою позицию изложил. А дальше, мне кажется, важнейшие слова в этом кониевском описании. «Ландсберг задумался, склонив голову с красивыми и тонкими чертами лица, а я сел за свои бумаги. Прошло несколько минут. «Я не буду говорить ни слова об этой семье и девушке», — сказал он решительным тоном». Вот это «прошло несколько минут», как мне кажется, ключ к пониманию всего, эти несколько минут. Если бы Анатолий Фёдорович принюхался, он бы услышал запах перегретой изоляции. У Ландсберга кипят мозги, соглашаться или не соглашаться, соглашаться или не соглашаться. В вопросах чести и по сути, что сделал Кони? Кажется, Кони ему намекнул: молодой человек, но есть же ещё честь, вы же офицер, вы же мужчина, как вы можете. И какая должна быть спонтанная реакция честного человека? Да, конечно, я об этом не подумал, извините. Но записка-то эта продумана как шахматная партия. Это же основной вариант дебюта, запасной вариант дебюта. И тут мне предлагают от этого отказаться. Блин, он же прав, он же прав. Действительно, это не основание и все скажут «виновен». Тогда судьи мне припомнят. Они же из того же круга света, что Тотлебен. Ну что же делать, что же делать. Окей, считает. Считает. И, наконец, он посчитал. Я не буду говорить ни слова об этой семье и девушке. Дальше всё прошло как по маслу. Безумная давка. Кони уморительно описывает, как одна из дам, которая пыталась прорваться в зал судебного заседания, так укусила пристава, что потом будет отдельное дело, и Кони будет вызван в качестве свидетеля к мировому судье по делу о покусании пристава при исполнении служебных обязанностей.
С. БУНТМАН Тушите свет, господи.
А. КУЗНЕЦОВ Вот как там прорывались на суд, какие были проблемы с вызовом защитников. Войцеховский, очень добросовестный опытный адвокат, один из первых из той самой великой плеяды, Иосиф Станиславович вызвал генерала Кауфмана, который, будучи туркестанским генерал-губернатором, как раз был по делам в Петербурге. И они с Кони обсуждали… по закону Кауфман относится к той категории людей, которые могут сказать: я буду давать показания, но у себя дома. Для некоторых высоких особ была предусмотрена такая процедура. А это значит, что туда нужно тащить четырёх судей, 14 присяжных, свидетелей, подсудимого. Всё. Но Кауфман повёл себя безупречно, сказал: да, я приду в суд, это мой долг. Явился в суд, дал показания, всё. А прокурор Николай Николаевич Сабуров дотошно… Кони, кстати говоря, Анатолий Фёдорович, при всей своей высочайшей нравственной высоте и чистоте был человек очень язвительный. Чем дольше я его читаю, тем больше вот этих язвительных вещей. И он к Сабурову хорошо относился. Он пишет, что вот Николай Николаевич при всём его там подвижничестве никогда не относился к числу выдающихся судебных ораторов, и он начал ломиться в открытые ворота, доказывая, что всё, значит, преступление было предумышленное. Мне кажется, в данном случае Кони несправедлив к Сабурову. Дело в том, что он не в совсем открытые ворота ломился. Сабуров понимал, будучи опытным судебным деятелем, что у опытного судебного деятеля Войцеховского остаётся, собственно, одна полоса обороны: что это всё не, что это всё в состоянии умоисступления. То, что мы сегодня называем состоянием аффекта, что это непредумышленное убийство. И Сабуров, может быть, чрезвычайно занудно, может быть, так сказать, лишённым красивости языком, но он бил в одну точку. Вот смотрите, вот это указывает на предумышленность, вот это указывает, вот это указывает, вот это указывает. На самом деле — на самом деле — это всё надо было проговорить, потому что, конечно, Войцеховский говорил: это всё вот это порыв, волнение. А ведь, смотрите, берёт с собой нож и револьвер. Зачем и то и то? Ну, револьвер, в случае чего, сразу быстро застрелиться, как человек чести. Блин, но ты же… охотничий нож, и убивать он их будет охотничьим ножом. Если аффект, и у тебя нож и пистолет, это я не к вам, Сергей Иванович, обращаюсь, а вообще, так сказать.
С. БУНТМАН Ну, понятно.
А. КУЗНЕЦОВ Аффект — пистолет быстрее. Нож — уметь надо, извините меня, но пистолет — это громко. А дело вечернее. Так что пистолет он взял, конечно, для самообороны, а застрелиться только в крайнем случае. А и старика он хладнокровно зарезал. Ну правда, сам порезался немножко. А что касается служанки, она якобы не вовремя вернулась. Как не вовремя? Он пришёл в гости и её отослал в аптеку за слабительным лимонадом, дескать, мне нехорошо… Он не мог не понимать, что у него 10−15 минут и что она, конечно, вернётся. И он её ждал, потому что ускользнуть до её ухода было бы чистым безумием, да? Через 10 минут, а не через 5 дней полиция бы всё узнала. Конечно он её ждал, чтобы зарезать, что и было учинено. И таких вот чёрточек множество. Но ему дают 15 лет каторги. Смертной казни дать не могли — гражданский суд смертную казнь вынести не мог, но по Уложению о наказаниях уголовных и исправительных верхняя мера — убийство, предумышленное убийство более чем одного человека — бессрочная каторга. Ему дают 15, даже не максимальный срок каторги. Катков изойдёт в передовице «Московских Ведомостей»: «Да в любой цивилизованной стране за это расстреливают! Да что ж это такое, только из-за того, что он высший свет!..» Вот у меня есть гипотеза, абсолютно недоказуемая: может быть, Кони просто об этом не пишет, может быть, этого не было произнесено словами, но вот этот эпизод, который я прочитал — они же заключают договор.
С. БУНТМАН Не будешь Тотлебена трогать…
А. КУЗНЕЦОВ Ты молчишь, ты девушку и старика, заслуженного ветерана, не трогаешь, ну, а я понимаю, что я должен сделать как председатель суда. 15 лет каторги тоже не сахар. Да? Так сказать, тоже не всякий доживёт до конца.
С. БУНТМАН Но не вечная.
А. КУЗНЕЦОВ Но не вечная. А дальше он попадает на Сахалин, который только-только начинает функционировать как каторга.
С. БУНТМАН Да-да-да, ведь…
А. КУЗНЕЦОВ Собственно говоря, первые 10 лет эксплуатации Сахалина эксплуатировали что — угольное месторождение Дуо. Дуэ, по-моему — городок в южной Франции, в честь которого юморист Лаперуз назвал довольно неприветливое, значит, место на Сахалине.
С. БУНТМАН Да.
А. КУЗНЕЦОВ Ду-о. Ду-э, Дуо, мне и то и то нравится. Вот. Сначала туда завозили, так сказать, вольнонаёмных шахтеров, потом поняли, что это совершенно не работает. В 1875 году император Александр подписал новый указ о каторге, и она была расширена на Сахалин, сначала в Дуэ, затем — в созданном, так сказать, специально для этого каторжном посёлке в Александровском посту. Начинает создаваться сахалинская каторга. То есть, он в числе первых двух-трёх лет, когда вот именно в Александровский пост начали отправляться эти самые каторжные.
С. БУНТМАН Дао.
А. КУЗНЕЦОВ Нет, Дуэ.
С. БУНТМАН Нет, Дуэ. Ну что вы, что вы мне голову морочите, ребят.
А. КУЗНЕЦОВ Да, да. А дальше проходит всего 10 лет с момента, когда он приезжает на каторгу (каторга ему — 15 лет), и на Сахалин приезжает Антон Павлович Чехов. Так, Саш, дайте нам, пожалуйста, картинку следующую. Это Николай Сабуров. А следующую картинку, вот здесь, где лес, дорога и люди.
С. БУНТМАН Лес-дорога-люди, да.
А. КУЗНЕЦОВ Вот. Лес-дорога-люди — это, значит, строительство одной из первых дорог на сахалинской каторге. И вот в это всё великолепие природное, которое вы видите, приезжает Антон Павлович Чехов. Первый его день в Александровске (сокращение от Александровского поста): «В полдень я ходил по слободке. На краю слободки стоит хорошенький домик с палисадником, с медною дощечкой на дверях, а возле домика в одном с ним дворе лавочка. Я зашёл купить себе что-нибудь поесть. «Торговое дело» и «Торгово-комиссионный склад» — так называется эта скромная лавочка в сохранившихся у меня печатном и рукописном прейскурантах — принадлежит ссыльнопоселенцу, бывшему гвардейскому офицеру, осуждённому лет 12 тому назад Петербургским окружным судом за убийство. Он уже отбыл каторгу и занимается теперь торговлей, исполняет также разные поручения по дорожной и иным частям, получая за это жалованье старшего надзирателя. Жена его свободная, из дворянок, служит фельдшерицей в тюремной больнице. В лавочке продаются и звёздочки к погонам, и рахат-лукум, и пилы поперечные, и серпы, и «шляпы дамские, летние, самые модные, лучших фасонов»».
С. БУНТМАН В общем, сельпо.
А. КУЗНЕЦОВ «Пока я разговаривал с приказчиком, в лавочку вошёл сам хозяин в шёлковой жакетке и в цветном галстуке. Мы познакомились. — Не будете ли добры отобедать у меня? — предложил он». Дальше Антон Павлович описывает: цыплёнок подавался, вина… Саш, дайте, пожалуйста, следующую картинку. Вы видите, на домике… Саш, только так можно, так, чтобы я её видел — мне нужно прочитать текст на домике, точнее, на картинке. Предыдущую.
С. БУНТМАН Доску.
А. КУЗНЕЦОВ Доску.
С. БУНТМАН Да.
А. КУЗНЕЦОВ «Дом времён сахалинской каторги. Построен в 1886 году ссыльнопоселенцем К. Х. Ландсбергом. В июне-сентябре 1890 года здесь неоднократно бывал А. П. Чехов». Теперь следующую картинку — домик целиком. Ну, это он несколько десятилетий назад, сейчас он приведён в более благопристойный вид. В Александровске там находится музей Чехова. В некоторых местах вы можете даже встретить неверное утверждение, что Чехов некоторое время в этом доме жил. Нет, не жил никогда, но бывал.
С. БУНТМАН Бывал.
А. КУЗНЕЦОВ Бывал. Как же так? Через 11 лет после приговора он уже отбыл, причём явно не первый год, как отбыл свою 15-летнюю каторгу и уже успел обзавестись и, значит, складом, и он уже выступает как комиссионер торговых компаний, и он уже торгует, и выступает консультантом по дорожной части и получает оклад старшего надзирателя. То есть он лицо совершенно официальное. Карл Ландсберг твёрдо решил не умирать, а взять от жизни всё, что может взять человек с сильным волевым характером, кроме того, попавший в благоприятные для себя обстоятельства. У Власа Дорошевича, который, конечно, тоже с ним беседовал…
С. БУНТМАН Естественно, ну как же.
А. КУЗНЕЦОВ Гораздо подробнее его описал, как Чехов, но гораздо менее интересно, чем… Вот читаешь Чехова… Я очень хорошо к Власу Михайловичу отношусь — он одно из светил журналистики того времени.
С. БУНТМАН Ну он чудесный вообще… да.
А. КУЗНЕЦОВ Но вот прочитаешь подряд Чехова и Дорошевича… и видно, где Чехов, а где Дорошевич. Ну ок, бог с ним. Значит, так вот, у Дорошевича описано: когда полиция Ландсберга арестовывала, то жандармский офицер и при аресте ему сказал: «Я выйду ненадолго, смотрите, молодой человек, на столе лежит заряженный револьвер, поаккуратней с ним». И Ландсберг сразу говорит: «Да не буду я стреляться. И не надейтесь». То есть он собирался жить, всё равно. Поймали? Ок. Жизнь не закончена, я продолжаю жить. Он попал на Сахалин, когда каторга со страшной силой пытается обустроиться, а ничего не получается, потому что-либо военные, причём в основном по пехотной или кавалерийской части, либо зеки. Либо забайкальские казаки, которые хороши, опять же, в бою и разведке, но опять-таки не очень хороши в строительстве. Они пытаются делать дороги, но не учитывают, что у дорог нужно делать придорожные канавы, и дороги в следующую весну просто всплывают. Да? Они пытаются класть мосты, но не умеют рассчитать нагрузку на опоры. Они строят причал, и причал сносит каждым штормом. Вот они построили причал, и до следующего шторма деревянный причал есть, потом его опять нет. Они начинают пробивать несколько сот метровый туннель через местную гряду, они знают, что туннель роют с двух концов, но не знают, что бывает, что два конца не встречаются. И вот Ландсберг — какой-никакой, но всё-таки…
С. БУНТМАН Всё-таки он сапёрный офицер, да.
А. КУЗНЕЦОВ Всё-таки сапёр, с большой, с практической, так сказать, с практическим опытом. Он прибывает как раз в тот момент, когда вот-вот не встретятся два конца туннеля. И он тут же встревает в это дело. В результате туннель получился жутко кривой, но дожил до советской власти, потому что Ландсберг как-то его всё-таки в последний момент, в прыжке, что называется…
С. БУНТМАН Состыковал.
А. КУЗНЕЦОВ Состыковал. И кривой, не кривой — ничего, нормально. Он строит дороги. Судя по всему, он практически ни одного дня на Сахалине не живёт как каторжный. Это не значит, что ему легко: ему приходится всё время маневрировать между ссыльными, которые его ненавидят, потому что он сразу попал в цвет.
С. БУНТМАН Он попал в цвет, да ещё и всех заставляет пахать. Как полагается.
А. КУЗНЕЦОВ Совершенно верно. Более того — он им даже палки в колёса ставит. Они там хотели зарезать одного чиновника и уже подготовили на него засаду, а Ландсберг узнал об этом и, так сказать, сделал так, что они вместе с этим чиновником поехали в командировку, выехали, но непогода — вернулись. В общем, он им сорвал всё дело. А с другой стороны — начальство. Начальству он нужен, начальство его ценит. Но при малейшей с его стороны… вот он чуть-чуть, да, на шажок заступил за черту — и тут же. В какой-то момент он там при каком-то там надзирателе то ли шапку недостаточно быстро снял, то ли не встал со стула — и тут же на 5 суток в… на гауптвахту загоняли.
С. БУНТМАН Конечно, ну чтобы знал своё место.
А. КУЗНЕЦОВ В общем, всё это описано и у Варлама Шаламова, и других этих самых.
С. БУНТМАН Это вообще-то всё. Это что тебе Беломорканал, что тебе, я не знаю…
А. КУЗНЕЦОВ Шахтинское дело, вот, спец, попавший, так сказать… А потом шарашки, а у Солженицына всё это как замечательно описано в…
С. БУНТМАН «В круге первом» там, да. Ну…
А. КУЗНЕЦОВ В конечном итоге он очень разбогатеет. Дорошевич его будет спрашивать: «Не хотите обратно?» — Да нет, ну разве что съездить посмотреть, у меня матушка вот жива ещё, старенькая, вот надо навестить. Но вообще у меня здесь дело, у меня здесь всё. Он женится на действительно очень милой женщине. Вот сейчас Саша нам покажет.
С. БУНТМАН А она откуда взялась то? Вот, да, фотография с ним.
А. КУЗНЕЦОВ Она — девушка из бедной дворянской семьи, движимая романтическими всякими соображениями, она поехала фельдшерицей на Сахалин.
С. БУНТМАН А.
А. КУЗНЕЦОВ Приехала — оказалась совершенно в полном аду. Они, видимо, оказались довольно гармоничной парой. У них родится двое детей в браке, обоих заберёт дифтерит. Ландсберг будет Дорошевичу жаловаться — вот как же так, не было на Сахалине дифтерита, это ссыльные завезли. Вот, двое детей умерли в детском возрасте. Вот. Она его ненадолго переживёт, там, буквально…
С. БУНТМАН Он когда умер?
А. КУЗНЕЦОВ Он умер в 1909 году.
С. БУНТМАН Ого!
А. КУЗНЕЦОВ Но это ещё не всё. Японцы придут на Сахалин в 1905 году, и он уже совсем не молодой человек — ему за 50. Собственно, мой нынешний ровесник. Нет, моложе даже. Но он возглавит дружину из двухсот добровольцев, и они с боями будут прикрывать отход регулярных войск туда, дальше, на север Сахалина.
С. БУНТМАН Интересно. Получилось, что он собственно — один, который выполняет задачу сахалинской каторги, которая ещё и оборона от…
А. КУЗНЕЦОВ Дорошевич в некрологе напишет: всё, что сделано на Сахалине — сделано Ландсбергом. Это преувеличение, но не очень большое.
С. БУНТМАН Но хорошо, всё равно.
А. КУЗНЕЦОВ Он будет тяжело ранен, попадёт к японцам в плен, и когда после войны произойдёт обмен пленными, вот за это его восстановят в правах состояния: ему вернут баронство, его восстановят в прапорщиках и отправят в отставку, как положено, ему вернут его ордена. И он умрёт через 3 года после этого, уколовшись пером при написании письма. Укололся о кончик пера.
С. БУНТМАН Заражение крови.
А. КУЗНЕЦОВ Чернила попали — заражение крови, и он умер в 1909 году в Петербурге…
С. БУНТМАН Антонов огонь, да.
А. КУЗНЕЦОВ В Петербурге похоронен на католическом кладбище Петербурга, поскольку по вероисповеданию он католик.
С. БУНТМАН Ну там, кстати, рядом, как здесь мне правильно из Лисьего Носа написали, что там рядом католический храм совсем недалеко. Да.
А. КУЗНЕЦОВ Совершенно фантастическая история.
С. БУНТМАН Это потрясающая история. Я не слышал, вот как-то так, в общих чертах я слышал, как оно тоже в связи с Достоевским, там, ещё что-то… Но меня, конечно, потряс в свое время даже не столько его подвиг на Сахалине, а сколько само глупейшее обстоятельство преступления. Потому что вот старик хотел сделать сюрприз действительно.
А. КУЗНЕЦОВ Но это холодный расчётливый человек. Дорошевич, который ему пишет панегирики, тем не менее в какой-то момент пишет: вот он улыбается, то-сё, приветливый, любезный, а глаза ледяные, пишет Дорошевич. То есть это он уловил: это холодный расчётливый человек.
С. БУНТМАН Ну, может это уловили после Туркестана его.
А. КУЗНЕЦОВ Вот вполне возможно. Это останется навсегда догадкой, что Кауфман это почувствовал. Скорее всего, не сам, скорее всего, ему доложили боевые товарищи — слишком жесток, слишком хладнокровен, слишком сверхчеловек.
С. БУНТМАН Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ Это же мода на Ницше.
С. БУНТМАН Ну да. Ну он сам себе Ницше, сам себе…
А. КУЗНЕЦОВ Абсолютно. Сам себе Заратустра.
С. БУНТМАН Да, сам себе Заратустра. Спасибо, друзья. Вот, что-нибудь вам вкусное, замечательное приготовит Алексей Валерьевич в следующий четверг. Я буду внимательно слушать и смотреть, вот, а потом мы с вами воссоединимся здесь в эфире. Ну, а пока на этой неделе я, например, буду завтра в 17 часов. Как штык, выйду из дома, правда: программа «Слухай Эхо».
А. КУЗНЕЦОВ А я в субботу в «Утреннем развороте» возвращаюсь с маленькими историческими справками.
С. БУНТМАН А потом я постараюсь вам дочитать Салтыкова-Щедрина, и мы с Алексеем Алексеевичем в субботу будем феерить здесь, по мере возможности, наблюдаючи.
А. КУЗНЕЦОВ Так что прощаемся ненадолго.
С. БУНТМАН Да. У нас сейчас «Особое мнение» — Александр Баунов, и будет у нас вести Лиза Аникина. Лиза Аникина проведёт. Ну потом «Манитокс», ну и «Пастуховские четверги» в 21 час — тоже там воссоединение расставшихся — Алексей Венедиктов* (власти РФ считают иностранным агентом) и Владимир Пастухов. Счастливо, до свидания!