Грязь, мертвецы и врачи-убийцы
Среднестатистическая клиника середины 19-го века — это филиал ада. Только-только появился и ещё не успел распространиться наркоз, людей резали «по живому», а в операционных царили беспорядок и грязь. Больные старались держаться от больниц подальше и шли туда только когда становилось ясно — всё равно помирать, а так хоть какой-то шанс… Роженицы тоже сторонились врачей и предпочитали повитух, но женщины, которые не могли себе этого позволить, в клиники шли — со страхом. Смертность от «послеродовой горячки» на уровне около 10% в родильных домах тогда воспринималась как успех врачей; обычно она достигала куда более высоких показателей.
Лучшие профессора медицины не могли назвать причину, по которой в клиниках женщины умирали после родов гораздо чаще, чем у повитух. Считалось, что несчастные заражаются от неких воздушных «миазмов» (это называлось «атмосферно-космической теорией»). Врачи уже давно сдались в попытках разрешить эту проблему, но тут на сцену вышел Игнац Филипп Земмельвейс (1818−1865).
В 1846 году молодой венгерский врач-акушер устроился в крупнейшую больницу Вены. Клиника ежегодно принимала 6−8 тыс. рожениц и имела два родильных отделения. В одном работали повитухи, а в другом — врачи и студенты. И в последнем смертность была гораздо выше. Земмельвейс понял, что едва ли дело в миазмах, ведь воздух в соседних зданиях один и тот же! Он стал изучать условия работы с пациентками и начал подозревать, что дело в самих докторах. Сегодня подобное немыслимо, но тогда врачи и студенты шли принимать роды прямо из морга, где препарировали трупы — в лучшем случае они мыли руки с мылом, а часто просто вытирали перепачканные в крови ладони какой-нибудь тряпкой.
Пока Земмельвейс раздумывал над загадкой «горячки», случилось несчастье — умер его друг Якуб Колетшка. Колетшка порезался, когда делал вскрытие, и скончался от сепсиса. Это и подтолкнуло Земмельвейса к открытию: врачи сами приносят заразу из морга и вызывают смертельную болезнь! «Заболевание и смерть Колетшки были вызваны трупными веществами, занесёнными в кровеносные сосуды…» — заключил он. Разумеется, от этого же погибали роженицы.
То, что в 19-м в. называли «родильной горячкой», сегодня врачи именуют эндометритом с септическим осложнением, или проще — воспалением слизистой оболочки матки из-за инфекций. Масштабы этой болезни до появления антисептиков ужасают: для примера, только в Пруссии в первые шесть десятилетий 19-го в. от горячки погибло более 363 тыс. женщин.
Хлорка, чудо и неповторимая твердолобость
Что же делать? Земмельвейс знал, что для очистки воды и изготовления отбеливающего порошка используется хлорная известь. Раз она справляется с грязью, значит, и с «трупными частицами» должна справиться лучше, чем мыло! Со скрипом директор клиники Иоганн Клейн разрешил ему провести эксперимент — всех врачей обязать мыть руки раствором хлорной извести. Так 15 мая 1847 г. у входа в родильное отделение появилась табличка: «…всякий врач или студент, направляющийся из морга в родильное отделение, обязан при входе вымыть руки в находящемся у двери тазике с хлорной водой. Строго обязательно для всех без исключения. И. Ф. Земмельвейс».
Хлорка мгновенно победила горячку. В 1846 г. смертность в родильном отделении достигала в иные месяцы 18%, а в 1847 г. (после введения мытья рук) составила в среднем 3,1%, в 1848 г. — 1,3%. Это был впечатляющий прорыв в медицине! Некоторые знакомые доктора последовали за Земмельвейсом, а роженицы стали буквально выстраиваться в очереди в венскую клинику. Однако его начальник начал травлю молодого врача. Профессор Клейн счёл, что признание открытия Земмельвейса станет ударом по его репутации — авторитетный учёный зря погубил тысячи людей, а никому не известный ординатор утёр ему нос за несколько месяцев, да ещё и посмеивался над его приверженностью теории «миазмов». И Клейн использовал своё влияние, чтобы скрыть достижения Земмельвейса и чтобы его метод отвергли и другие именитые врачи (которые тоже не хотели признавать себя недалёкими убийцами), а затем уволил своего подчинённого и отменил мытьё рук хлорной водой в родильном отделении.
Пришлось Земмельвейсу вернуться в Пешт и устроиться в больницу св. Рохуса для бедных. Он вложил все силы и собственные средства в попытки убедить медицинское сообщество в своей правоте — делал доклады, издал в 1861 г. монографию о профилактике родильной горячки и писал открытые и личные письма. Но без толку. Его называли мошенником и буйным спекулянтом, отвергающим общепринятую теорию происхождения болезни. В 1865 г. отчаявшийся Земмельвейс начал терять рассудок. Почти двадцать лет роженицы продолжали умирать из-за поразительной глупости врачей, которые запросто могли бы этого избежать! А над тем, кто нашёл спасительное средство, лишь издевались! Его поразила сильнейшая депрессия, и он оказался в психушке. Через пару недель несчастный Земмельвейс умер от сепсиса — как и его друг Колетшка, он порезался во время операции незадолго до отправки в психиатрическую больницу.
Психологические проблемы науки
Прошло всего пару лет, и врачам пришлось признать, что Земмельвейс был прав. Во-первых, аналогичный метод обеззараживания рук изобрёл британец Джозеф Листер. В 1865 г. он провёл первую операцию с использованием раствора карболовой кислоты (карболки, она же «фенол») для обработки хирургических инструментов и ран. Пациенты его клиники в Глазго, прежде считавшиеся безнадёжными, перестали умирать от гангрен и сепсиса. Во-вторых (и это самое важное), находку Листера ждала бы та же судьба, если бы не открытие Луи Пастера. В 1867 г. Пастер обнаружил, что причина гниения — вовсе не «миазмы», а бактерии. Хлор и карболка просто убивают болезнетворные микробы, и оттого пациенты выживают. Вскоре антисептические принципы начали применяться повсеместно и превратились в неотъемлемую и важнейшую часть медицинской практики, а Земмельвейс получил признание как «спаситель матерей». Родильная горячка, которая губила женщин, стала редким осложнением, а хирургия вышла на новый уровень.
То, что случилось с венгерским врачом, позднее стало называться «эффектом Земмельвейса» — иррациональное неприятие научных фактов учёным сообществом. Это проблема чисто психологического, а не интеллектуального характера. Ведь проверить эффективность мытья рук хлоркой легко мог любой доктор, но делали это единицы. В чём смысл столь тупого упрямства? Этот феномен легко можно понять: представьте, что вы профессор и много лет строили свою карьеру вокруг каких-то теорий и устоявшихся практик, а тут вдруг приходит какой-то юнец и выставляет вас идиотом и убийцей. Это неприятно. Вероятно, вы всеми силами будете ему оппонировать, в том числе ненаучными методами. Так и случилось с Земмельвейсом, а после него — много с кем ещё, в основном с молодыми учёными.
Критики «хлорных опытов» апеллировали к тому, что у Земмельвейса не было теоретических доказательств — и действительно, доказательства предоставил только Пастер, Земмельвейс же основывался только на опыте. А теория «миазмов» была. Чтобы её опровергнуть, понадобились эксперименты Листера и самого Пастера, а также поддержка их коллег. Пока этого не произошло, австрийская профессура считала, что эффект от мытья рук хлоркой — такой же, как если сплясать перед пациенткой кадриль.
История науки не раз доказывала, что мало совершить открытие — надо ещё преодолеть силу былых убеждений, заставить людей пересмотреть прежние взгляды. Вспомнить хотя бы судьбы Коперника, Галилея и Джордано Бруно. Хотя есть и более близкие примеры. Скажем, Альфред Вегенер, который в 1912 г. открыл континентальный дрейф и установил происхождение материков от древнего суперконтинента Пангея. Геологи и географы приняли его теорию только через полвека, когда доказательств стало столько, что даже самый твердолобый ретроград не мог их отвергать. Проблема заключалась в том, что Вегенер работал в другой области — и специалисты не хотели признать, что 32-летний метеоролог «заглянул» в их науку и совершил столь блестящее открытие. Так что не стоит так уж сильно полагаться на авторитеты в научных спорах. Важны лишь факты. История Земмельвейса — лучшее тому доказательство.