Ротари обучался на родине, у итальянских мастеров. В 1756 году он прибыл в Санкт-Петербург по высочайшему приглашению государыни Елизаветы Петровны работать при российском дворе. Повальную моду на Ротари чаще всего объясняют его подчеркнуто изящной, идеализированной манерой письма, которую еще называют комплиментарной. Впрочем, такая манера была скорее общей эстетической чертой искусства рококо.
Ротари же создал фактически новый живописный жанр — типологический головной этюд, teste di carattere (итал. «головы персонажей»). Сам художник именовал такие работы сокращенно passioni (страсти, настроения). А поскольку это были преимущественно погрудные и оплечные изображения женщин, название сократилось до простого и милого — «головки».
Выпорхнувшие из-под кисти юные прелестницы жеманятся, капризничают, скучают, сплетничают, порой проливают слезы… По-детски живая, немного наивная и вместе с тем загадочная, соблазнительная, даже чуть порочная — такова образцовая «девушка Ротари». Фарфоровое личико, застенчивая полуулыбка, медоточивый взгляд и неукрощенная чувственность, едва сдерживаемая портретной рамой.
Новому жанр не только рукоплескали искушенные эстеты — его радушно принимали роскошнейшие интерьеры. «Кабинеты Ротари» в Китайском павильоне в Ораниенбауме и Гатчинском дворце, «салон Ротари» в поместье Юсуповых в Архангельском, наконец «Картинный зал», или «Кабинет мод и граций» в Большом Петергофском дворце. Размещенные по принципу сплошной — шпалерной — развески и занимающие почти всю площадь стен 368 женских образов, для создания которых позировали всего 7 натурщиц. Ротари обладал поистине грандиозным воображением! Город Петра стал для него «новой Византией», а миловидные «головки» — иконами рококо.
Для «Кабинета мод и граций» художнику было заказано написать серию типажных женских портретов, иллюстрирующих этническое богатство и сословное разнообразие России. Плутоватая крестьянка, бойкая горничная, томная фрейлина… Однако Ротари был больше эстет, нежели бытописатель, и стены центрального парадного зала Петергофского дворца расцвели сотнями эмоциональных оттенков и душевных переживаний в гармоничном союзе помпезности с утонченностью. Вместо национального эпоса получилась антология чувств.
Не случайно французский художник и теоретик искусства Шарль Лебрен определил этот жанр как «картины души». Мастер эффектного стоп-кадра задолго до появления кинематографа и изобретения фотошопа, Ротари фиксировал мгновенные движения души, сиюминутные порывы чувств, ускользающие психологические детали. Слегка приукрашенные, но не теряющие природной естественности.
Другое меткое определение этого жанра — «будто-бы-портреты», псевдопортреты — дал авторитетный искусствовед Геннадий Вдовин. Невероятно точно и тонко Ротари выписывает не столько человеческие лица, сколько людские страсти и настроения. Новаторский для своего времени, такой способ изображения превращает галерею женских типов, по словам Вдовина, в «переливчатое панно поз и гримас», «алфавит движений и ужимок».
Камерный в конкретных воплощениях (полотна около 45×35 см) и масштабный в общем замысле, этот жанр имел не только эстетическое, но и педагогическое значение. Ротари основал в России частное художественное училище, был наставником Алексея Антропова, Ивана Аргунова, Федора Рокотова, других выдающихся портретистов. Достаточно беглого взгляда на их работы, чтобы заметить влияние Пьетро Ротари. Вместе с учениками художником исполнено множество женских «головок», служивших образцами в Академии художеств.
Ротари славился также отменным знанием национального колорита. Его модели позируют в русских, польских, венгерских, турецких народных костюмах. И даже изображение наряда принцессы Марии Баварской навеяно польским костюмом. В руках у Марии либретто ее оперы «Il trionfo della fedeltà" (Триумф верности). Так что «головки» — это еще и ценный культурологический документ.
Помимо занятия живописью, Пьетро Ротари создавал кукол — и это еще один визуальный ключ к пониманию его «головок». Весь XVIII век исполнен нарочитого притворства, стилизованности, театральности. Взрослые походят на детей, аристократы прикидываются простолюдинами, хитрецы имитируют простаков. И образы, рожденные фантазией и отглянцованные мастерством Ротари, выглядят не настоящими людьми, а их фарфоровыми двойниками. Прелестные модели, зачарованные собственным совершенством.
Самые узнаваемые псевдопортреты кисти Ротари представляют девушек как бы за чтением. Книга здесь чаще всего игровая деталь — в одном ряду с веером и маской. Из обыденной вещи потрепанный томик превращается в изысканный аксессуар. Главное — красиво его раскрыть и принять выразительную позу. Жемчужные серьги, вычурные головные уборы, кокетливые ленты, воротнички тончайшего кружева — все меркнет перед кожаным переплетом. И зритель, сам того не замечая, тоже оказывается в плену книги.
Неспешно прогуливаясь по галереям Ротари, неожиданно замечаешь, что все его ключевые работы пронизаны книжными мотивами. Книга превращает типологический портрет в жанровую сцену. Рассказывает интересную историю. Переводит режим «стоп-кадра» в режим «продолжение кинопоказа».
Хранящаяся в Государственной Третьяковской галерее картина «Читальщицы» иносказательно намекает на хрестоматийный сюжет «суеты сует», соединяя в одной сцене образы молодости и старости, эротизм и аскетизм, увлеченное чтение любовного письма и робкое подглядывание. Дерзкие или застенчивые, спящие или молящиеся, взыскательные и непритязательные, юные барышни или солидные дамы предстают как увлеченные читательницы.
Грациозный образ читающей девушки не только завораживал ценителей прекрасного — он идеально соответствовал визуальным эталонам и поведенческим образцам своей эпохи.