По мере того, как белые армии терпели поражения в Гражданской войне, их офицеры переходили на сторону красных или бежали из страны. Хотя на практике советская власть, нуждаясь в квалифицированных военных, прощала и принимала некоторых офицеров в свои ряды, до 1920 г. о массовой амнистии белогвардейцев не говорили. Первым крупным объявлением такого рода стало воззвание «К офицерам армии барона Врангеля» от 12 сентября 1920 г., сделанное большевиками. Воззвание подписали Ленин, Троцкий, Каменев, а самое главное — известный всем белым (и многим всё ещё по-человечески симпатичный) генерал А.А. Брусилов. В этом обращении офицеров Врангеля убеждали, что они служат марионеткам интервентов и реакционерам, что они скоро будут разбиты и необходимо прекратить войну.
Вместе с тем врангелевцам предлагалась амнистия: «Честно и добровольно перешедшие на сторону советской власти — не понесут кары». Благодаря подписи Брусилова и желанию не покидать родину колеблющиеся оставались в Крыму, не эвакуировались с остатками армии и надеялись на обещанное прощение. Их обманули (как и самого Брусилова) — сразу же после ухода Врангеля и занятия Крыма красными чекисты приступили к приказу «вымести Крым железной метлой». Оставшиеся белые офицеры, солдаты и все буржуазные элементы стали жертвами красного террора. По данным самих чекистов, «вычищено» было 20−25 тыс. человек. Точно число жертв неизвестно.
Вскоре, однако, советская власть столкнулась с нехваткой образованных кадров для восстановления страны. В эмиграции оказались, по разным данным, от 1,2 до 2,5 млн человек, большинство из которых могли бы пригодиться в России (образованные военные, учёные, врачи, преподаватели, инженеры, в общем, интеллигенция — творческая, гуманитарная и техническая). Да и массы бывших рядовых белых были востребованы, включая мещан, крестьян и рабочих. В связи с этим советское правительство пошло на реальную амнистию. 3 ноября 1921 г. в связи с четвёртой годовщиной октябрьского переворота и переходом страны на «мирное строительство» был издан декрет «Об амнистии лицам, участвовавшим в качестве рядовых солдат в белогвардейских организациях». Прощались все, кто «обманом или насильственно был втянут в борьбу против советской власти». Белые рядовые могли вернуться из эмиграции в Европе вместе со своими семьями.
Не подлежали амнистии офицеры, юнкера, бывшие жандармы, служащие кадетских отрядов и военные чиновники белых армий, — в общем, наиболее непримиримые враги большевизма. Для них был, однако, предусмотрен особый порядок: наиболее полезные или ставшие лояльными новой власти могли вернуться по частной амнистии (таким был, к примеру, случай генерала Я.А. Слащова, вернувшегося в Россию в конце 1921 г. и уже в 1922 г. ставшего преподавателем тактики курсов комсостава РККА «Выстрел»). Просто эмигранты (не военные) могли также обращаться за рубежом в советские представительства, получать или восстанавливать советское гражданство и возвращаться на родину.
Постепенно круг амнистированных ширился — в 1924 г. амнистировали белых, ушедших в Китай, в 1926 г. — тех, кто воевал против красных на Севере России, в Архангельской губернии.
Несмотря на непримиримость многих эмигрантов, значительная часть воспользовалась возможностью вернуться домой — зарубежье послевоенной Европы было довольно неприветливым, да и если бы и было иначе, выброшенные стихией истории за пределы родины тянулись в Россию. С 1921 по 1931 г. продолжалась репатриация — вернулись 181 432 человека (две трети из них — уже в первые два года). Имущество большинства репатриантов уже было конфисковано советской властью, но сами они были прощены. Но не забыты — возвращенцев ставили на учёт в НКВД, а в вид на жительство ставилась пометка «за службу в белых армиях суду и наказанию не подлежит».
«Бывшие люди» — неизвестные судьбы
Что стало с большинством вернувшихся в Россию — неизвестно (историки ещё не исследовали подробно эту сложнейшую тему). Судьбы значительной части репатриантов сложились трагически, и для многих — сразу по возвращении. Как пишет историк С. В. Волков, из первой крупной «партии» возвращенцев (1500 человек) 500 были расстреляны. Они прибыли на пароходе «Решид-Паша» из Константинополя в Новороссийск 13 февраля 1921 г. Вопреки запрету, офицеры возвращались под видом рядовых и были репрессированы. Два месяца спустя тот же корабль доставил в Одессу 2,5 тыс. человек, и ситуация повторилась. Некоторые офицеры не были, однако, казнены, но попали на бакинские нефтяные промыслы, где трудились под охраной. Всего с 1921 г. вернулись около 3 тыс. офицеров, статистики, что с ними стало, не существует. В частности, неизвестны судьбы нескольких офицеров, вернувшихся с тем же генералом Слащовым (сам Слащов был убит в 1929 г. в своей московской квартире). Репатрианты добровольно-принудительно определялись на работу в гражданские учреждения и трудились вместе с остальными советскими гражданами.
Прощённые белоэмигранты, вернувшиеся в Россию, пополнили категорию так называемых «бывших людей» — тех, кто в империи пользовался различными привилегиями или просто относился к буржуазным группам населения. В годы большого террора многие из них стали жертвами сталинизма. Показательна судьба так называемых «сменовеховцев» — так называли тех эмигрантов, что в 1921 г. выпустили в Праге сборник статей «Смена вех» и затем распространяли изложенные в нём идеи.
Суть сменовеховства сводилась к призывам примириться с советской властью в России, сотрудничать с большевиками и возвращаться домой. Сменовеховцы верили, что большевизм эволюционирует, советская политика становится великодержавной, национально ориентированной и соответствующей интересам русского народа, — в общем, многое становится на круги своя (начало НЭПа казалось тому хорошим подтверждением).
Вот как сложились жизни трех наиболее заметных лидеров сменовеховства:
Николай Васильевич Устрялов, правовед и философ, служивший у Колчака начальником пресс-бюро правительства. Эмигрировал в 1920 г., но вскоре стал иначе относиться к большевикам и пришёл к выводу, что Советская Россия — это редиска, красная снаружи, белая внутри. Устрялов работал в советских учреждениях в Китае, а в 1935 г. вернулся в Россию и работал профессором экономики в Москве. Расстрелян в 1937 г. по обвинению в шпионаже. Реабилитирован в 1989 г.
Юрий Вениаминович Ключников, юрист и дипломат, демократ, работал в правительстве Колчака. В эмиграции стал редактором сменовеховской газеты «Накануне», в 1923 г. вернулся в Россию, вёл научную работу, преподавал, консультировал НКИД. В 1934 г. был выслан за «антисоветскую агитацию», в 1938 г. расстрелян за «шпионаж».
Александр Владимирович Бобрищев-Пушкин, адвокат и потомок декабриста. Работал при Врангеле, эмигрировал в Германию, вернулся в 1923-м в Петроград и вновь стал адвокатом. В 1933 г. вышел на пенсию. В том же году был расстрелян его сын (обвинён в шпионаже), а в 1937 г. расстреляли и самого Александра Владимировича. Реабилитирован в 1963 г.
Принадлежность к бывшим белым и/или эмигрантам в 1930-е гг. стала основанием для репрессий, в годы большого террора дела их в основном заканчивались приговором к высшей мере наказания.
По судьбам отдельных людей мы знаем, что другая часть «бывших» всё же вполне влилась в советское общество и репрессий избежала. Так, колчаковский генерал А. Я. Крузе, в 1920 г. попавший в плен к красным, стал сталинским генералом и пережил самого Сталина (ум. в 1967 г.). Ещё лучше сложилась карьера колчаковского прапорщика А. Л. Говорова, тоже попавшего в плен, вступившего в РККА и ставшего впоследствии знаменитым Маршалом Победы.
Вернулись в Россию из эмиграции и избежали террора и многие представители творческой интеллигенции, долгое время прожившие в эмиграции — А. И. Куприн, М. Цветаева, И. Эренбург, А. Толстой, Валентин Булгаков, М. Горький, А. Вертинский, И. Кондаков и др. Эти люди примирились с Советской Россией, которая прежде всего оставалась Россией. И когда звучит вопрос о проблеме примирения сторон Гражданской войны, стоит иметь в виду, что шаг к примирению был сделан уже в 1921 г., и примирение началось уже тогда. Побеждённые бок о боком с победителями работали на восстановление и развитие России.