О том, что в период немецкой оккупации советские женщины нажили от немцев детей, не принято было говорить. И больше всего этого стыдились сами несчастные, которых называли коллаборантками и «немецкими подстилками». Стыдились настолько, что многие после возвращения Красной армии топили немецких младенцев, подделывали документы на детей или сбегали с ними в другие деревни, боясь доноса соседей. Исследовавший эту проблему историк Б. Н. Ковалёв приводит такой случай: на оккупированном Северо-Западе России женщина «прижила» от немцев двух детей; в день освобождения её деревни она принесла малышей на дорогу, положила на землю и с криком «смерть немецким оккупантам!» убила их булыжником.
«Любовь» на фронте
Конечно, в огромном количестве случаев половые контакты немцев с советскими женщинами — это изнасилования и другие формы принуждения. Описания этих ужасных преступлений прозвучали ещё на Нюрнбергском процессе и хорошо известны. Но было и другое, особенно в тылу, где повседневная жизнь более стабильна, чем в прифронтовой полосе: случалось и косвенное насилие (сделки), и настоящие романы, даже неофициальные свадьбы. Кстати, когда Красная армия вошла на территорию Германии, то и у многих советских военнослужащих начались романы с немками — то также «делового» характера (секс в обмен на хлеб и защиту), то искренне романтического.
Контакты с русскими женщинами порой заканчивались для немцев очень плачевно. И дело здесь не только в венерических заболеваниях или в том, что девушка могла оказаться подпольщицей, благодаря данным которой этого немца могли на следующий день пристрелить на марше партизаны. Дело в том, что половая связь арийца с «унтерменшами» считалась нацистами «расовым позором» и порчей немецкой крови, а потому запрещалась. По данным немецкого историка Регины Мюльхойзер, только в 1944 г. полевые суды вермахта осудили 5349 германских солдат за «запрещённые сексуальные сношения с русским населением» (то есть вне борделей). Конечно, на самом деле половых контактов было намного больше. В основном офицеры смотрели на них сквозь пальцы, а идущие из Берлина запреты и предписания просто игнорировались. Так, в оккупированном Новгороде каждое утро по городу бежали в казармы немцы, возвращавшиеся от местных жительниц.
Женщины соглашались на связь с захватчиками по многим причинам: кто-то реально голодал и хотел накормить своих детей или найти защитника от постоянных домогательств, кто-то увлёкся «красивой жизнью» с немецкими офицерами, кто-то и правда влюблялся. Но чаще всего речь, конечно, шла о меновых сделках. В некоторых случаях это приобретало неожиданные формы: так, испанцы из «Голубой дивизии», находясь под Новгородом, грабили соседние с их расположением русские деревни, чтобы принести «своим» девушкам коров и свиней в подарок; затем испанцы «попереженились» на русских в православных церквях.
В итоге половой коллаборационизм достиг такого масштаба, что оккупационная администрация должна была как-то разбираться с последствиями. С марта 1943 г. в ряде мест немцы начали выплачивать русским матерям нажитых от немцев детей алименты по 200−300 рублей в месяц.
Немецкие бордели, «театры» и «любовь» из подполья
Немногочисленные бордели в тылу не могли удовлетворить потребностей вермахта. Кроме того, что их было немного, немцы не могли набрать персонал — русские к ним не шли, разве что те, кто и до войны занимался проституцией, но и таких было немного. Более того, население крайне отрицательно относилось к открытию публичных домов. К примеру, в Смоленске в борделе для офицеров-лётчиков работали только проститутки из Франции и Польши, которых специально для этого привезли в Россию. В бордели в Пскове набирали местных женщин — частью принудительно, частью вербовали тех, кто от безысходности так зарабатывал на хлеб. Так же действовали и в других оккупированных городах. Дозволена была и свободная проституция на улицах. Когда в г. Великие Луки немцы задумали организовать «Дом благородных девиц» (так и хотели назвать!), для управления им они нашли некую Древич, еврейку, прежде управлявшую подпольным борделем в Одессе. Но открыть заведение не получилось — подобранное для этого здание было уничтожено авиабомбой. После этого еврейку Древич немцы расстреляли.
Кроме борделей, немцы создавали и «театральные группы», фактически занятые тем же удовлетворением сексуальных потребностей военных. Эти «кабаре», в которых ради пропитания работали русские женщины, разъезжали по прифронтовой полосе. После танцев и песен начиналось неформальное общение с выпивкой, ну и… понятно.
Ещё одна категория женщин, вступавших в связь с немцами добровольно, — подпольщицы. Девушки терпели унижения и оскорбления, чтобы помочь партизанам. В некоторых случаях всё завершалось трагически. По воспоминаниям разведчицы З. Воскресенской («Теперь я могу сказать правду…»), одну такую подпольщицу по имени Ольга оставили как резидента в Орле. Но о ней забыли, её донесения с трудом добытой информацией никто не читал, и после освобождения Орла её осудили на 25 лет за «сотрудничество с гитлеровскими оккупантами», то есть танцы и пьянки с немцами. Только через несколько лет Ольге удалось добиться пересмотра дела, освобождения, реабилитации и возврата своего честного имени.
Дети оккупации: «немчики» и «фашистята»
Но большая часть любовниц немцев избежала уголовного преследования. В некоторых случаях приходилось терпеть презрение соседей. «Подстилка» — это ещё довольно мягко звучит на фоне того, что им ещё говорили. Нажитых от немцев детей называли «фашистёнок», «немчёнок»
Сколько немецких детей родилось в оккупации в СССР, никто не считал. В Норвегии за 5 лет оккупации от немцев родилось около 5 тыс. младенцев, во Франции — около 200 тыс. Учитывая, что в оккупации в СССР было более 70 млн человек, а через Восточный фронт прошло более 5 млн захватчиков, мы не ошибёмся, если предположим, что речь идёт, по меньшей мере, о нескольких десятках тысяч. В 2000-е гг. некоторые старые немецкие ветераны стали интересоваться оставленными в России детьми, иногда даже находили их. Но благожелательных ответов не получали. Один сын немца, которого его биологический отец и ветеран вермахта нашёл в 2011 г. (см. «АиФ», № 29 от 20.07.2011), отреагировал на весть об отце словами: «Увидеть он меня хочет? Он не отец мне, а б… фашистская. Он маму всё равно что изнасиловал». Его мать спала с ефрейтором, чтобы накормить заболевшего ребёнка. После войны она вынуждена была переехать, а позже рассказала сыну правду о его происхождении. Но многие дети оккупации так ничего и не узнали.