Что произошло?
До начала Первой мировой оставалось меньше полугода. Вот только лидеры мировых держав совершенно не могли предположить, во что выльется грядущий конфликт. В конце концов, ведь понятия мировой войны в тот момент просто не существовало, и титаны европейской геополитики, обильно воевавшие друг с другом по мелочи, даже и не думали, что события могут пойти по иному сценарию, который никто из них уже не будет контролировать.
Петр Дурново, в прошлом министр внутренних дел, а на тот момент (февраль 1914) член Государственного совета, выступил в роли вещей Кассандры. То есть, предсказал-то он все совершенно правильно, да только впустую, ибо предсказание его было оставлено без высочайшего внимания, а советы, как мы можем судить по последующим событиям, были полностью проигнорированы. Тут нужно сказать пару слов о самом документе. «Памятная записка» до императора дошла, но вот была ли она им прочитана — неизвестно. Широкую известность она получила в 1922-м году, когда ее опубликовал журнал «Красная новь». Да-да, большевики нашли записку среди бумаг давно покойного императора и передали ее в печать.
Любопытна, кстати, судьба записки уже в современной России. Чаще всего ее теперь цитируют либералы. «Записку Дурново» они именуют не иначе как пророчеством. Для них это весомый аргумент в дискуссии о том, что Россия не должна была вступать в Первую мировую и что вся внешняя политика империи была ошибочной. Важный нюанс, либералы цитируют системного консерватора, человека глубоко презиравшего парламентскую оппозицию и весьма скептически относившегося как к социалистам, так и к либералам. И в тех, и в других Дурново, подобно современным госчиновникам, видел угрозу для страны.
Не стоит также забывать, что свою государственную карьеру Петр Николаевич строил в министерстве внутренних дел. Возглавлял он его всего полгода, зато до этого девять лет руководил департаментом полиции. Подавление вольнодумия, борьба с любым инакомыслием, преследование свободной мысли, чтение личных писем подданных Его Величества, — вот что входило в его обязанности. Был в биографии Дурново и сексуальный скандал. В 1893-м он устроил обыски в посольстве Бразилии, узнав, что его любовница имела связь также и с главой дипломатической миссии этой южноамериканской страны.
Что предлагал и от чего предостерегал?
«Центральным фактором переживаемого нами периода мировой истории является соперничество Англии и Германии. Это соперничество неминуемо должно привести к вооруженной борьбе между ними, исход которой, по всей вероятности, будет смертельным для побежденной стороны», — этими словами начинается текст «записки». Далее Дурново старательно выдерживает по сей день весьма популярную у консерваторов линию о том, что «англичанка гадит». Германия, — согласно бывшему министру, — имеет перед Великобританией преимущество и может добиться ее полной изоляции и подавления ее позиций на море. При этом, — подчеркивает автор, — сама Германия для Великобритании неуязвима, а, стало быть, у Лондона остается только один путь: «Англия постарается прибегнуть к не раз с успехом испытанному ею средству и решиться на вооруженное выступление не иначе, как обеспечив участие в войне на своей стороне стратегически более сильных держав. А так как Германия, в свою очередь, несомненно, не окажется изолированной, то будущая англо-германская война превратится в вооруженное между двумя группами держав столкновение, придерживающимися одна германской, другая английской ориентации».
Растущие амбиции молодой Германской империи действительно сделали ее смертельной угрозой для Великобритании. Германию Петр Николаевич характеризует следующим образом: «Мощная континентальная держава, ограниченная территория которой недостаточна для возросшего населения». А у кого еще отжимать жизненное пространство, как не у Великобритании? Ну и главное: «Мирному сожительству культурных наций более всего угрожает стремление Англии удержать ускользающее от нее господство над морями». Далее идет то, что можно было бы назвать страшилками, если бы последующие события не доказали, что Петр Дурново был прав где-то на 99 процентов.
- «Главная тяжесть войны, несомненно, выпадет на нашу долю <…> Роль тарана, пробивающего самую толщу немецкой обороны, достанется нам, а между тем сколько факторов будет против нас и сколько на них нам придется потратить и сил, и внимания».
- «Что может дать нам победа над Германией? Познань, Восточную Пруссию? Но зачем нам эти области, густо населенные поляками, когда и с русскими поляками нам не так легко управляться».
- «И есть полное основание рассчитывать, что немцы легче, чем англичане, пошли бы на предоставление нам проливов, в судьбе которых они мало заинтересованы и ценою которых охотно купили бы наш союз».
Далее мрачнее.
- «Более того, нельзя не предвидеть, что, при исключительных условиях надвигающейся общеевропейской войны, таковая, опять-таки независимо от ее исхода, представит смертельную опасность и для России, и для Германии. По глубокому убеждению, основанному на тщательном многолетнем изучении всех современных противогосударственных течений, в побежденной стране неминуемо разразится социальная революция, которая, силою вещей, перекинется и в страну-победительницу». Вспомним события 1917-го — 1918-го годов и сразу поймем, что именно так все в итоге и получилось.
И совсем убийственное:
- «Особенно благоприятную почву для социальных потрясений представляет, конечно, Россия, где народные массы, несомненно, исповедуют принципы бессознательного социализма. Несмотря на оппозиционность русского общества, столь же бессознательную, как и социализм широких слоев населения, политическая революция в России невозможна, и всякое революционное движение неизбежно выродится в социалистическое. За нашей оппозицией нет никого, у нее нет поддержки в народе, не видящем никакой разницы между правительственным чиновником и интеллигентом. Русский простолюдин, крестьянин и рабочий одинаково не ищет политических прав, ему и ненужных, и непонятных. Крестьянин мечтает о даровом наделении его чужою землею, рабочий — о передаче ему всего капитала и прибылей фабриканта, и дальше этого их вожделения не идут. И стоит только широко кинуть эти лозунги в население, стоит только правительственной власти безвозбранно допустить агитацию в этом направлении, — Россия, несомненно, будет ввергнута в анархию».
- «Но может случиться и худшее: правительственная власть пойдет на уступки, попробует войти в соглашение с оппозицией и этим ослабит себя к моменту выступления социалистических элементов. Хотя и звучит парадоксом, но соглашение с оппозицией в России безусловно ослабляет правительство. Дело в том, что наша оппозиция не хочет считаться с тем, что никакой реальной силы она не представляет. Русская оппозиция сплошь интеллигентна, и в этом ее слабость, так как между интеллигенцией и народом у нас глубокая пропасть взаимного непонимания и недоверия».
И вот она, наконец, панацея от всех бед, предложенная экс-министром. «Будущее принадлежит несравненно более жизненному тесному сближению России, Германии, примиренной с последнею Франции и связанной с Россией строго оборонительным союзом Японии. Такая лишенная всякой агрессивности по отношению к прочим государствам, политическая комбинация на долгие годы обеспечит мирное сожительство культурных наций, которому угрожают не воинственные замыслы Германии, как силится доказать английская дипломатия, а лишь вполне естественное стремление Англии во что бы то ни стало удержать ускользающее от нее господство над морями».
И тут нужно перейти к главному. Петр Дурново, с пророческой точностью описав события следующих лет, предложил не вполне жизнеспособное решение проблемы. Такой выход похож скорее на внешнюю политику утопической «прекрасной России будущего», чем на шаг реально существовавшей Российской Империи. Тут и заключается удивительный парадокс. Ведь монархист-консерватор, глубоко презиравший либералов, предался в конце концов мечтам, которые сделали бы честь любому русскому идеалисту-либералу.
Могло ли такое быть?
В том-то и дело, что нет. Совершенно нет. Во-первых, потому, что в России не принято поступаться своими геополитическими интересами, каких бы жертв ни требовало достижение целей. Утопия номер раз: занимаемая по плану Дурново позиция не дает России ни контроля над Балканами, ни контроля над проливами. Германия не могла купить лояльность России проливами, потому что не распоряжалась ими. А поддержать претензии Петербурга на Балканы означало бы для Берлина получить неприятный конфликт с Веной. Не говоря уже о том, что именно в вопросе Балкан и выхода в Средиземное море Германия как-то раз по-черному Россию предала. Бисмарк в большей степени, чем кто-либо, способствовал стремительному пересмотру итогов Русско-Турецкой войны 1877−1878. Тогда на Берлинском конгрессе Россию лишили всех добытых по результатам ее военной победы преференций. И Бисмарк, на поддержку которого рассчитывали российские дипломаты, к полному их изумлению, встал на сторону Великобритании и Австрии.
Утопия номер два — это, конечно, примирение Франции и Германии. Чтобы понять, насколько подобное было нереально, достаточно посмотреть на главных французских политиков того периода и послушать их речи. Реваншизм на 44 года стал для Франции национальной идей. Прийти к власти, не погрозив пальчиком восточному соседу, было в этой республике невозможно. Апогей — активность генерала Буланже, который рвался в президенты, обещая уже на следующий день двинуть войска в Лотарингию с целью ее возвращения в лоно Франции. Буланже, впрочем, до власти так и не дорвался, чего не скажешь про его тезку — Жоржа Клемансо, премьер-министра республики на последних этапах войны. Еще будучи в оппозиции, он призывал к «войне с Германией до полной победы», объединению всех политических сил в «священный антигерманский союз» и к «выдворению из страны пораженцев». Его газета «Свободный человек» была закрыта цензурой за чрезмерную резкость и призывы к агрессии против мирного населения. Под стать Клемансо был и президент Франции Раймон Пуанкаре — ревностный сторонник войны. Этот человек имел характерное прозвище «Пуанкаре-война».
Проблема состояла в том, что отношения мировых держав вошли в стадию острого кризиса, а взаимные претензии достигли критической массы. Они жаждали разобраться друг с другом раз и на всегда, и Россия не была исключением. Петр Дурново идеально описал суть противоречий между Великобританией и Германией, которые, конечно, были двигателями будущей мировой войны. Вот только экс-министр не учел противоречий других стран, принимавших в конфликте активное участие. Что Франция мечтает вернуть Лотарингию, а Германия не против поживиться французскими колониями в Африке. Что Россия и Австрия бьются за Балканы, а Россия и Турция — за проливы и Кавказ. Этот клубок нейтралитетом было уже не распутать.
А если бы все-таки
Взглянем на этот утопический мир, предложенный нам Петром Дурново. Германия и Великобритания разбираются один на один, а Россия и Франция стоят в сторонке и, молчаливо болея за Германию, смотрят на войну, но в конфликт не вступают. Победа, скорее всего, осталась бы за Германией. Хотя так и остается непонятным, каким образом Германия лишила бы Великобританию владычества на морях. Нет, уничтожить Соединенное Королевство было бы нереально, а вот подчинить себе континент — вполне. Германия стала бы европейским гегемоном, что быстро переросло бы в проблему как для Франции, так и для России. Претензии на французские колонии и, скорее всего, на расширение своих владения в Польше, плюс австрийские Балканы и, в будущем, изоляция России в Черном море.
Да, революции Россия, скорее всего, избежала бы, но только взаимные претензии никуда бы не делись. И вот Франция и Россия, которым надоели территориальные притязания Германии, начинают искать поддержки у Лондона. И вот она, новая Антанта, которая вновь вступает в бой с Германией, только уже более мощной, чем та, что была в 1914-м. Изумительно выглядевший на бумаге план Дурново не был решением проблемы. Он не спасал от конфликта, он только откладывал его. А это значит, что вместо 1917-го Россия получила бы, например, 1923-й, или 1928-й. От этого немногое меняется.