Одна из первых сцен в «Чёрном обелиске» Ремарка — диалог между главным героем Людвигом и его другом Георгом Кролем:
— Сколько же стоит доллар сейчас?
— Сегодня в полдень он стоил тридцать шесть тысяч марок! А утром всего тридцать тысяч!
Затем Кроль жалуется, что взял с собой мало денег: «Только маленький чемоданчик с запасом на сегодня и завтра. Тысячные и стотысячные билеты и даже несколько пачек с милыми старыми сотенными. Около двух с половиной кило бумажных денег. Инфляция растёт такими темпами, что государственный банк не успевает печатать денежные знаки. Новые банкноты в сто тысяч выпущены всего две недели назад, а теперь скоро выпустят бумажки в миллион. Когда мы будем считать на миллиарды?». А потом вздыхает: «Где прекрасные спокойные дни 1922 года? Доллар поднялся в тот год с двухсот пятидесяти марок всего до десяти тысяч».
Падение немецкой марки началось ещё во время Первой мировой войны, а затем продолжилось с головокружительной скоростью. Нужно было восстанавливать экономику, но Веймарской республике приходилось ещё и выплачивать репарации за ущерб, нанесённый Франции и Бельгии. В первой половине 1921 года курс оставался более-менее стабильным — около 90 марок за доллар. Но потом, с выплатой первых репараций, которые нужно было отдавать в иностранной валюте, началось падение. К концу 1922 года Германия признала, что не способна продолжать выплаты. Франция и Бельгия в ответ оккупировали промышленный Рурский регион. Марка продолжала обесцениваться.
В октябре 1922 года за доллар давали 4400 марок, в конце января 1923 года, после оккупации Рура — 49 тысяч марок. Июнь 1923 года — 760 тысяч марок за доллар, август — 4,8 миллиона, сентябрь — 53 миллиона. За октябрь курс вырос с 440 миллионов до 32 миллиардов. Наконец, заключительным аккордом гиперинфляции стал курс 4,2 триллиона марок за доллар.
Не было ни дня, чтобы цены оставались прежними. Герои Ремарка не успевают продать товар: полученные деньги к обеду становятся простыми бумажками. Героиня Гюнтера Грасса вспоминает: «Мама стряпала для трёх наших постояльцев, которых из-за скачкообразного роста цен заставляла платить ежедневно». Многие деревни, города и целые земли Веймарской республики отказываются от национальной валюты и выпускают собственные денежные знаки.
Как бы то ни было, но люди продолжают писать письма. А за почтовые услуги надо платить. В январе 1923 года тариф внутри страны был 20 марок. В июле — 120 марок. 1 сентября — 30 тысяч марок, 1 октября — 800 тысяч марок. В среднем в 1923 году цены менялись каждые 48 часов. И пока письмо успевало дойти до адресата, почтовая марка становилась дешевле бумаги, на которой была напечатана.
Поначалу почтовая служба старалась успеть за веяниями времени. Весенняя серия стандартных марок включала в себя номиналы от 100 до 500 марок. 15 сентября напечатали новую — от 5 тысяч до 75 тысяч. Но уже 20 сентября самый дешёвый тариф достиг 100 тысяч, на письмо пришлось бы клеить минимум шесть почтовых марок. А ещё через десять дней тариф увеличился до 800 тысяч.
Печатать новые почтовые марки не было никакого смысла, государство принялось наносить надпечатки на старые. Так появились номиналы до 800 тысяч, а потом счёт пошёл на миллионы. В октябре и миллионов оказалось мало, пошли миллиардные марки. Последней инфляционной почтовой маркой стал экземпляр номиналом в 50 миллиардов. Нули уже с трудом помещались на маленьком бумажном квадратике.
Всё это великолепие нулей прекратилось в ноябре. В Веймарской республике провели реформу и ввели рентную марку. Эта денежная единица была обеспечена ипотечными обязательствами заводов и сельскохозяйственных предприятий. Как только появилась рентная марка, гиперинфляция прекратилась, как и не было ничего. От страшного 1923 года остался только ворох ненужных бумажек и удивительные почтовые марки.