Человеком, напавшим на короля Франции Людовика XV, был Робер-Франсуа Дамьен. Он родился 9 января 1715 года в деревеньке Ла-Тьёлуа, в окрестностях Арраса на севере Франции. С юных лет он был слугой — сначала при французской армии, затем в иезуитском колледже Парижа. После женитьбы он покинул это место и нанимался лакеем ко многим членам парижского парламента — ярым противникам «монаршего деспотизма».
Некоторые исследователи полагают, что в этом кругу он мог напитаться антироялистскими взглядами или наслушаться речей, очерняющих короля. У последнего своего хозяина Дамьен украл крупную сумму денег и сбежал со своей семьёй в Аррас. По прошествии нескольких месяцев он вернулся в Париж. Вероятно, уже с мыслью совершить покушение на короля.
Эпоха Людовика XV, ставшего правителем Франции в год рождения Дамьена, была эпохой застоя, характеризовалась серьёзными экономическими проблемами и неспособностью их решать. Король — большой сладострастник и распутник — находился под влиянием своей любовницы Маркизы де Помпадур, которая без помех растрачивала деньги его казны. Городское население сильно обеднело. Бюджет трещал. Зрело недовольство. На этом фоне развивалась литературная, философская и общественная мысль Франции. Монтескьё, Вольтер, Руссо и энциклопедисты превратили своё государство в интеллектуальный центр Европы.
Старый режим доживал последние десятилетия перед Великой революцией, однако ещё прочно держался. Это было возможно во многом благодаря тому, что фигура короля по-прежнему оставалось священной.
Неизвестно, был ли у Дамьена продуманный план или он действовал спонтанно. Многие современники считали его просто сумасшедшим. У Дамьена действительно была репутация неуравновешенного и вспыльчивого человека, из-за чего в семье его прозвали «Робер-Дьявол». Некоторые исследователи склоняются к тому, что Дамьен действовал по научению янсенистов или сам был сторонником янсенизма — учения, которое было оппозицией абсолютизму, а потому преследовалось во Франции.
Как бы там ни было, 5 января 1757 года Робер-Франсуа Дамьен пришёл на площадь перед Версальским дворцом и в многочисленной толпе людей, надеявшихся на аудиенцию короля, ждал появления монарха. Луи XV спустился по лестнице и направился к своей карете. Неожиданно он почувствовал боль в боку. Это Дамьен, прорвавшись сквозь его окружение, стремительным движением нанёс удар королю перочинным ножом. Сначала монарх даже не понял, что произошло. Но проведя рукой по своему камзолу, заметил, что истекает кровью. Король закричал, стал звать на помощь, а затем упал в обморок. Преступника в то время уже поймали. Бежать он не пытался, да и сделать это в таких обстоятельствах было весьма затруднительно. Под стражей его увели в Версальскую тюрьму. Весь Париж замер в ожидании — что же будет с королём?
А Людовик XV быстро оправился. Да, он потерял много крови, но рана не была глубокой, лезвие ножа не задело жизненно важных органов. Короля спасло то, что в тот январский день было холодно и он надел два плотных плаща. Один из них был подбит мехом, что существенно смягчило удар. Через неделю король уже снова был на ногах.
Дамьен же, как сказали бы сейчас, активно сотрудничал со следствием и давал показания. Свои мотивы он объяснил довольно туманно. Его нападение — это предупреждение королю о том, чтобы он «не отклонялся от верного пути, думая больше о своих подданных, чем о себе». В этих словах уже ощущается привкус будущей революции, но следователи не обратили на них внимания и под пытками требовали назвать имена сообщников. Дамьен клялся, что их у него не было, но ему не поверили. Несостоявшегося цареубийцу ждали только новые и новые истязания, которые не кончались смертью лишь потому, что заключённый должен был выжить — для публичной казни.
Сам Людовик XV не желал убийства Дамьена и вполне бы удовлетворился символическим наказанием, однако вопрос о судьбе преступника решался в Большой палате парламента. Смертный приговор не замедлил себя ждать. «Христианские чувства, коими исполнено каждое движение нашего сердца, говорят нам о милосердии, — отреагировал на это решение король Франции. — Однако наш народ, которому наша жизнь принадлежит в той же мере, как и нам самим, требует от нашего суда наказать преступника. И хотя это противоречит нашим желаниям, мы хотим, чтобы народ был счастлив».
Публичная казнь на Гревской площади Парижа была назначена на 28 марта 1757 года. Смерть преступника была превращена в зрелищный церемониал вопиющей жестокости. Одно её описание приводит в ужас. «После раздирания раскалёнными щипцами сосцов, рук, бёдер и икр возвести на сооружённую там плаху, причём в правой руке он должен держать нож, коим намеревался совершить цареубийство; руку сию следует обжечь горящей серой, а в места, разодранные щипцами, плеснуть варево из жидкого свинца, кипящего масла, смолы, расплавленного воска и расплавленной же серы, затем разодрать и расчленить его тело четырьмя лошадьми, туловище и оторванные конечности предать огню, сжечь дотла, а пепел развеять по ветру».
Казнь длилась около четырех часов. Огромная толпа парижан следила за каждым этапом мучений Дамьена. По воспоминаниям современников, многие свидетели этой экзекуции были упоены представленным перед ними зрелищем.
Дамьен стал последней жертвой четвертования, совершённого во Франции. Больше подобный способ казни не применялся. В 1792 году на Гревской площади впервые заработала гильотина, прослужившая до 1977 года.
Феномен Дамьена и его казни стал предметом анализа для ключевых философов Франции 20-го века, главным образом Мишеля Фуко. В работе «Надзирать и наказывать» он пытается объяснить, почему именно цареубийце Дамьену была уготована столь ужасная участь: «Цареубийца — поистине тотальный, абсолютный преступник, поскольку, вместо того, чтобы покушаться на конкретное решение или волеизъявление монарха, как это делает заурядный правонарушитель, он посягает на сам принцип монаршей власти в виде физической личности государя. Идеальное наказание для цареубийцы должно представлять собой сумму всех возможных пыток».
Существует свидетельство, что Людовик XV, узнав о страшных муках Дамьена, «не смог сдержать криков ужаса, удалился в свои комнаты и плакал, как ребёнок». Мог ли он представить, что уже через 36 лет народ, которому он «подарил» казнь Дамьена, будет восторженно следить за казнью его внука, Людовика XVI.