Глаголица и кириллица
Вопрос, который и поныне мучит современных исследователей-филологов, таков: какую же азбуку изобрели братья — глаголицу или кириллицу?
И глаголица, и кириллица — это две азбуки, которыми были написаны дошедшие до нас памятники славянского языка.
Глаголицу мы сейчас совсем не используем: в глазах современного человека она представляет собой набор непонятных по начертанию букв. Кириллица же нам гораздо привычней: этот алфавит — основа современных русского, украинского, белорусского, сербского и болгарского языков. Есть мнение, что зародилась она на территории первого Болгарского государства как своеобразный компромисс между болгарскими духовенством и знатью, настаивавшими на ведении богослужений на языке местной паствы, и догматичным греческим духовенством, утверждавшим монопольное положение греческого языка. Однако возвратимся к вопросу, не дающему покоя современной филологии.
Логика и созвучность слов склоняют к мнению о том, что кириллица — это вне сомнений та азбука, что изобретена Кириллом. Тем не менее дошедшие до нас старославянские источники не дают однозначной информации: они датируются десятым веком, в который уже существовали как глаголица, так и кириллица. Соответственно, установить, какая азбука появилась раньше и какая из них была изобретена младшим братом солунянином (и Кирилл, и Мефодий были уроженцами Салоник), невозможно. Посему вопрос по-прежнему остается открытым.
Немного истории…
Кирилл и Мефодий отправились в Великую Моравию из византийской столицы после того, как моравский князь Ростислав приехал в Константинополь с необычной просьбой. Подвластное ему христианское княжество на Среднем Дунае подчинялось епископу в немецком городке Пассау, Ростислав же хотел иметь собственного епископа и людей, проповедующих не на латыни, а на языке, понятном местным жителям. Во избежание возможных конфликтов с немцами император и патриарх Византии отправили в Моравию не нового епископа, а уже известных нам просветителей Кирилла и Мефодия со словами: «Вы солуняне, а все солуняне чисто говорят по-славянски».
Оба брата обладали сильными сторонами: Мефодий, например, до пострижения был наместником одной из византийских губерний, что развило в нём талант организатора и человека, сведущего в законах. Кирилл в свою очередь был опытным полемистом по вопросам религии: он принимал участие в византийских посольствах в Арабский халифат, отправлялся на Нижнюю Волгу к хазарам.
Также младшего солунянина отличали его исключительные способности к языкам: он знал арабский, древнееврейский и сирийский, интересовался сравнительной грамматикой. Именно Кирилл сказал о необходимости создания новой азбуки: «Кто может на воде написать беседу и не прослыть при этом еретиком?» — имея в виду то, что у жителей Моравии не было собственного алфавита.
За три с половиной года своего пребывания в Моравии братья перевели все тексты для богослужений с греческого языка, а также обучили новой грамоте несколько десятков человек. Их деятельность не обходилась без трудностей: латинское духовенство, представленное немцами, выступало резко против любых переводов, настаивая на том, что тексты могут изучаться только на одном из трёх «священных» языков — на древнееврейском/латинском/греческом, на языках же местной паствы они могут только подвергаться объяснению. Обвинённых в ереси Кирилла и Мефодия вызвал к себе римский папа Николай I, однако к их приезду он скончался. Его преемник, Андриан II, встретил «славянских апостолов» радушно: он разрешил в некоторых римских храмах службы на славянском языке, а ученики Кирилла и Мефодия с его согласия смогли стать священниками.
Совместным трудом Кирилл и Мефодий почти полностью перевели Библию, осуществили перевод Номоканона — сборника поучений на главные праздники церкви. Они же составили и первый юридический памятник на славянском языке — «Закон судный людям».
На смертном одре, 14 февраля 869 года, Кирилл сказал своему брату Мефодию: «Мы с тобой, как два вола, вели одну борозду. Я изнемог, но ты не подумай оставить труды учительства и снова удалиться на свою гору». Мефодий внял его наставлению и продолжил просвещать своих учеников, заниматься литературным творчеством и переводами вместе с должностью архиепископа, на которую он вскоре был назначен.
«Человеку жизнь дана на то, чтобы она ему служила, а не он ей», — изрёк однажды один из братьев. А ведь им и правда это удалось.