По негласной традиции, Куракину принято отказывать в каких-либо талантах, за исключением умения одеваться и тратить деньги. Ему приписывали пустоту, тщеславие, даже пьянство и глупость. Однако личность князя не исчерпывалась образом чванливого любителя женщин, музыки и развлечений.
Отпрыск старого московского рода, восходящего к литовскому князю Гедемину, старший сын в семье, в 14 лет Куракин остался круглым сиротой, обременённым родительскими долгами. Опекунами младших Куракиных стали их родственники — братья Пётр и Никита Панины. Первый привёл в порядок финансы семейства, второй, картёжник, гурман, сибарит и бабник, дал внучатым племянникам отличное образование.
Университеты
Назначенный наставником 6-летнего Павла Петровича, Никита Панин привлёк в его окружение братьев Александра и Алексея Куракиных. Оба делили с наследником игры и обучение и сделались его ближайшими товарищами.
Сам дипломат, Панин готовил Куракина к тому же поприщу. В 1766 году 14-летний Куракин был приписан в русскому посольству в Копенгагене, одновременно начав обучение в университете в Киле, а затем продолжив его в датской столице. Совершив ряд поездок по немецким землям, юный князь немало пошалил, так что дядя в наказание отправил племянника в университеты Страсбурга и Лейдена. Здесь Куракин учился на юридическом факультете под псевдонимом Александр де Борисофф. Помимо наук в курс входили языки (латынь, французский, немецкий, итальянский), музыка, фехтование и даже правила морали и поведения. По завершении учёбы князь предпринял путешествие по Голландии, Франции и Англии, влюбился в Париж и сделался заядлым англоманом. Словом, в 1773 году в Россию вернулся образованный европеец, до конца жизни сохранивший интерес и любовь к наукам и литературе, а также к музыке и танцам.
Во время разъездов Куракин поддерживал живую переписку с наследником престола, а по возвращении был официально приписан к т. н. малому двору.
Верный друг
На правах старого друга Куракин стал доверенным лицом цесаревича — через него последнему передавались письма и прошения. Он не задумываясь заложил имение, чтобы ссудить наследника деньгами. При этом был остроумным собеседником и постоянным партнёром цесаревны в танцах. Верность вознаграждалась. В возрасте 24 лет Куракин получил назначение в Сенат, год спустя стал камергером, а ещё через пару лет был избран первым предводителем петербургского дворянства.
Недовольство Куракиным со стороны императрицы и последовавшая затем ссылка в родовое имение оторвали его от друга «Павлушки». Зато после вступления Павла на престол на Александра Куракина посыпались награды, пожалования деньгами, землями и чрезвычайно доходными рыбными ловлями в Астрахани, чины и звания. В один год он стал вице-канцлером, гофмаршалом, членом Совета при императоре, действительным тайным советником…
Сибарит Куракин тяготился службой и не раз подавал в отставку, которую император не принимал. Но в 1798 году в результате придворных интриг князь лишился всех чинов и был сослан в Москву. Вернувшись через пару лет ко двору, Куракин успел поприсутствовать на освящении Михайловского замка и на последнем обеде императора. Государь завещал верному другу ряд ценных сувениров: один из орденов Фридриха Великого, шпагу графа д’Артуа… В свою очередь Куракин в своём имении устроил мемориал Павла I, сохранив множество его портретов, стол, за которым они занимались в отрочестве, и прочие экспонаты.
После смерти Куракина в 1818 году на водах в Веймаре вдовствующая императрица Мария Фёдоровна распорядилась похоронить его в придворной церкви в Павловске, украсив надгробие надписью «Другу супруга моего»…
Масон
Одной из причин недовольства Екатерины II Куракиным были его тесные связи с масонами. Сам князь через опекуна Панина рано примкнул к масонам, а в 1776 году в Стокгольме был посвящён в высшие масонские степени. При его участии в России была учреждена национальная ложа по шведской системе.
Куракин поддерживал тесные связи с видными масонами своего времени, в частности, с Николаем Новиковым. Он охотно оказывал поддержку всем, кого ему рекомендовали братья. В его доме был дан старт карьере Михаила Сперанского, одного из самых талантливых российских законотворцев и бюрократов.
Раннее русское масонство высоко ставило самосовершенствование и общественное благо. На протяжении всей жизни Куракин переписывался с лейденскими учёными, собрал огромную библиотеку, заботился о семейном архиве и каждый вечер посвящал письму и чтению. Оказывал покровительство российским учёным и литераторам, в частности, Бантыш-Каменскому, Богдановичу, Державину, Хераскову, Фонвизину. Последний выступал и как комиссионер вельможи при покупке им произведений искусства. Много внимания уделял князь обучению своих многочисленны воспитанников, приглашая для них лучших педагогов и финансируя их труды.
Куракин занимался благотворительностью, поддерживая Куракинский дом презрения, учреждённый в Москве его предками, заводя новые богадельни, училища и больницы в своих многочисленных имениях. Наконец, в 1804 году он на деле осуществил самый радикальный за всю историю России проект освобождения крестьян — дал вечную и потомственную вольную сразу 3 000 душ с выкупом ими 60 000 десятин земли за символическую сумму с рассрочкой в 25 лет. Этот беспрецедентный случай вызвал настоящий скандал в России. Согласно завещанию князя, ещё более 13 000 душ крестьян имения Надеждино должны были быть освобождены с условием выплат ими ежегодных сумм на содержание богоугодных заведений для самих крестьян. Этот пункт завещания не был исполнен.
Надеждино
Попав в 1783 году в опалу, Куракин был сослан в родовое имение Борисоглебское Сердобского уезда, которое тут же переименовал в Надеждино. Названием дело не ограничилось. Князь выстроил роскошный дворец с 80 залами, заполненный европейской живописью, скульптурой, французской мебелью и бронзой, в том числе связанными с казнённой Марией-Антуанеттой; разбил великолепный парк.
Здесь он жил на широкую ногу, имел обширный штат то ли прислуги, то ли придворных, включавший поваров и кондитеров, музыкантов и художников, капельмейстера и церемониймейстера, библиотекаря и некоего «держателя трости» — в общей сложности несколько сот человек. Придворных нанимал из дворян и труд их щедро оплачивал. Кроме того, держал открытый стол для всех, вследствие чего в Надеждино собиралось множество гостей и прихлебателей, составлявших свиту князя. Подобную жизнь считал «удалением от суеты и пышностей мирских». Распорядок дня в усадьбе подчинялся, с одной стороны, строгому придворному этикету, с другой — особым правилам, составленным самим Куракиным и нацеленным на то, чтобы каждый в Надеждине имел полную свободу, получал всё необходимое и даже больше, и при этом не стеснял хозяина.
В имении князь, обожавший музыку, завёл бальный и роговой оркестры, музыкальную школу, домашний театр, школу живописи для обучения крепостных; яхтенную флотилию на Хопре и гребную — для прогулок по прудам.
Сам Куракин оказался дельным человеком: посвящал немало времени хозяйству, устроил в своих многочисленных имениях суконные фабрики и винокуренные заводы, предоставлял крепостным откупы, так что имел немалый доход. К тому же он старался вести хозяйство в соответствии с наукой, чему способствовали его тесные связи с Вольным экономическим обществом, деятельность которого финансировал.
Бриллиантовый князь
Каких только прозвищ не давали Куракину за его пристрастие к роскоши! Павлин, золотой манекен, великолепный, сияющий, алмазный князь… Последние связаны с необычайной любовью Куракина к бриллиантам, которые украшали его костюм, от пуговиц на туфлях до пряжек на шляпах.
Во время страшного пожара в Париже 1810 года на балу у австрийского посланника по случаю женитьбы Наполеона на Марии-Луизе Куракин до последней минуты помогал находившимся в зале дамам и сам стал жертвой огня и дыма. Спасатели, вынося вельможу из огня, заодно содрали с него бриллиантов на 70 000 франков.
По утрам ему приносили альбом с образцами материй его костюмов. Каждому образцу соответствовали своя трость, шпага, перчатка, табакерка и прочие атрибуты. Единственный раз, когда по невнимательности слуги ансамбль был нарушен, привёл князя в состояние паники. При этом он щедро одаривал слуг предметами своего изумительного гардероба.
В 19-м веке Куракин оставался единственным человеком в России, выезжавшим из дома в золоченой карете цугом, то есть с тремя парами лошадей, форейтором, двумя лакеями, двумя верховыми и тремя скороходами: два бегом за каретой, один — на запятках… Стремясь увековечить блеск собственной персоны, Куракин заказывал свои портреты всем видным художникам своего времени: Боровиковскому, Лампи, Рослину…
Дипломат
С молодых лет Куракин исполнял дипломатические поручения. Он совершил с цесаревичем поездку в Берлин для знакомства с невестой, вюртембергской принцессой Софией-Доротеей, а затем был отправлен к шведскому двору с известием о браке. В 1781—1782 годах сопровождал графа и графиню Северных (Павла и Марию Фёдоровну) в гран-туре по Европе.
После воцарения Павла был введён в коллегию иностранных дел и стал вице-канцлером, главной фигурой, занимавшейся внешними сношениями. Неудивительно, что Павел в 1797 году поручил князю ответственнейшее дело — переговоры с Мальтийским орденом об учреждении в России Великого приорства.
Александр I поставил князя во главе иностранного ведомства. Куракину удалось в кратчайшие сроки восстановить отношения с Англией и Австрией. С лёгкой руки французских историков, сформировалось мнение, что Куракин-дипломат осуществлял лишь представительские функции. Эту роль Куракин исполнял с блеском — с 1806 года в качестве посла в Вене, с 1808 года — при французском дворе. Роскошный загородный дом Куракина в Севре поражал обстановкой. А когда пострадавший в пожаре князь сменил его на дачу в Нёйи, весь путь он проделал, подобно восточному набобу, в носилках с балдахином и в сопровождении многочисленных слуг. Наконец, он ввёл в парижский обиход «русскую подачу»: стол на званых обедах украшали лишь цветы и фрукты, тогда как блюда выносились последовательно согласно меню. Это позволяло сохранять нужную температуру блюд, но требовало множества вышколенной прислуги.
Князь сыграл значительную роль в подготовке и подписании Тильзитского мира в 1807 году, а затем всеми силами пытался предотвратить войну с Наполеоном. Не имея чётких инструкций и регулярной связи с Петербургом, он ловко лавировал в хитросплетениях европейской политики, обзавёлся в Париже агентами влияния, своего рода разведывательной сетью. Его донесения императору содержали точную оценку положения в Европе и намерений французской стороны и немало дельных предложений.
В начале 1810-х Куракин оказался в Париже в положении заложника. Однако и в это время позволял себе экстравагантные жесты, например, погасил свет в своём доме в день рождения Наполеона. В 1812 году покинул Францию, страдая от болезней и последствий пожара, и вышел в отставку.
Остаток дней он посвятил своим имениям и составлению записок о путешествиях.