Проблемы русской деревни, которые не удалось решить и через сорок лет после реформы 1861 года, были весьма специфичны. За долгие века крепостного рабства крестьяне привыкли жить не индивидуальным хозяйством, а общиной. В тяжёлые годы это помогало выжить. Но к концу 19-го века столь архаичная форма взаимоотношений внутри сельского общества превратилась в серьёзный тормоз на пути прогресса. А кроме того, большинству крестьян были понятны только экстенсивные методы ведения хозяйства. То есть не повышение урожайности, а просто расширение своих наделов.
«Взять и поделить!»
За вторую половину 19-го века население русской деревни выросло почти на треть. Но так как главным орудием оставалась соха, а единственным удобрением навоз, то рост урожайности не поспевал за ростом числа новых едоков. Регулярные неурожайные годы лишь усугубляли вопрос выживания. Голод был обычным делом на селе. Но сами крестьяне были уверены, что если передать им землю помещиков и переделить её «по справедливости», то тут же наступит эра благоденствия.
С одной стороны, подобные радикальные меры могли лишь на время решить крестьянский вопрос. Ведь при дальнейшем росте населения опять перестало бы хватать земли. С другой стороны, в руках помещиков пашен оставалось не так уж и много. А там, где дворяне умудрялись контролировать свои угодья, как раз были самые передовые хозяйства. Причём не обязательно для этого приходилось засевать пашни хлебом. Высокую доходность могло давать выращивание технических культур. Превращение таких угодий в новые поля ржи, которые обрабатывались бы по-дедовски деревянной сохой, просто отбросило бы жизнь на десятки лет назад.
Нельзя сказать, чтобы правительство не понимало сути проблем. Годами проводились совещания, собирались специальные комиссии и составлялись проекты «полезного переустройства». Но серьёзных перемен в жизни села не происходило. Заставить крестьян работать по-новому было невозможно. А на проведение принудительных реформ по упразднению общины у центральной власти не хватало воли.
В результате страдали самые трудолюбивые и самые инициативные крестьяне. Уйти от опеки односельчан было почти нереально. Вопросы что и когда сеять решались «сообща». Желание вести хозяйство «по-своему» встречало враждебное непонимание. А иногда такие слишком самостоятельные строптивцы сталкивались и с агрессией со стороны соседей.
Никак не функционировал и механизм реальной собственности на землю. А самое невероятное, что «сообща» мог произойти и передел размера наделов, если община считала, что у кого-то слишком много земли. Крестьянин даже не мог продать свой участок без разрешения односельчан.
Воля и разум
Бремя ответственности за непопулярную (а точнее, многим совершенно непонятную) реформу по разрушению всевластия общины взвалил на себя Пётр Столыпин. При этом яростное сопротивление всем переменам оказывали не только тысячи крестьян, которые считали выход своих соседей из общины преступлением против векового уклада. Гнев на Столыпина обрушился и со стороны образованного общества.
Для многих интеллектуалов община была образцом социальной справедливости. На волне модного увлечения идеями социализма упрямое желание крестьян сохранять коллективную форму собственности на землю воспринималось как особая народная мудрость.
В печати Столыпина называли врагом своего народа. Ведь переход от общинного уклада к индивидуальному неизбежно приводил бы к расслоению крестьянства на собственников и безземельных батраков. То есть реформа была на руку «эксплуататорам».
И даже запланированное Столыпиным масштабное переселение всех желающих на слабозаселённые земли Сибири и другие территории на окраинах империи воспринималось в штыки. В газетах писали, что это «обман крестьян», которых увозят с обжитых мест, разрушают родственные связи, а значит, обескровливают исконно русские земли Центральной России.
Следует особо оговорить, что император Николай II хоть и поддержал на словах все преобразования, в душе оставался искренним почвенником. На реальную помощь царя рассчитывать не приходилось. А согласие Николая II на реформы было вынужденным после поражения России в войне с Японией и начавшейся революции.
Можно только восхищаться решительностью Столыпина, который в таких условиях последовательно и терпеливо проводил всё задуманное в жизнь. Причём в невероятно короткие сроки.