Бытует легенда о том, что будто бы Александр Христофорович Бенкендорф, назначенный главой Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии и Корпуса жандармов, явился к государю с докладом и верноподданнейше спросил, какими инструкциями должен он будет руководствоваться. В то самое время камердинер Его Величества подносил белый носовой платок. Государь, взяв платок, передал его Бенкендорфу, высочайше выразив: «Вот твоя инструкция, чем более утрёшь им слёз несчастных, тем лучше исполнишь своё назначение».
Варианты предания содержат упоминание «вдов и сирот», коим нужно будет утирать слёзы, сведения о том, что знаменитый платок хранился то ли в штабе Корпуса, то ли в Третьем отделении под специальным колпаком. Однако ни самого платка, ни документальных подтверждений разговора нет. Бенкендорф о нём никогда и нигде не упоминал. Но легенда хороша и знаменательна.
Лето 1826 года, первое в долгом правлении Николая Павловича, — это не только завершение следствия по делу о тайных обществах, повешение пяти главных декабристов, наказание десятков других, но и набросок новой системы управления страной. Императорская канцелярия была разделена на отделения, третье из которых призвано было контролировать политическую ситуацию и, может быть, главное — пресекать злоупотребления местных властей. Каждый подданный мог вручить жалобу жандарму и надеяться на то, что она, минуя бесчисленные бюрократические инстанции, дойдёт до императора.
Пользуясь образом из другой эпохи, идеальную николаевскую Россию можно представить себе как небоскрёб, построенный вокруг шахты лифта, который беспрепятственно доставляет наверх отчёты и донесения, а вниз спускает распоряжения. Отец Николая, Павел Петрович, наверняка одобрил бы такую структуру, ведь она была организационно выверенным продолжением павловской идеи о «жалобном ящике», в который всякий мог опустить своё прошение на высочайшее имя.
Действительность не была и не могла быть идеальной. Многие восторгались нововведением: Фаддей Булгарин, например, ознакомившись с указом об учреждении Третьего отделения и Корпуса жандармов, чуть не всплёскивал руками, приговаривая, что этот документ мог быть программой декабристского «Союза Благоденствия». Но, несмотря на рыцарски строгие требования к офицерам жандармского корпуса и благородные намерения императора, учреждение с большей охотой выполняло пункты о выявлении неблагонадёжных, чем о помощи обездоленным. В лучшем случае, как говорили злые языки, «Бенкендорф одной рукой заставляет проливать слёзы, чтобы другой их утереть». Корпус жил, развивался и ветшал на протяжении всего царствования Николая I и почти всего — Александра II. А упразднён был за год до убийства «Царя-освободителя», в 1880-м.
А что же носовой платок? Был разговор или не был, а символика жеста понятна даже сейчас, в эпоху окончательной победы «бумажных-одноразовых». Появившийся в 16-м веке кусок тканого полотна, специально предназначенный для сморкания, сразу стал знаком определённого положения в обществе. Французское наставление юношеству 1530 года подчёркивает, что высмаркивание носа пальцами с последующим отиранием оных об одежду прилично лишь низшим сословиям. В то же время философ Мишель де Монтень недоумевает, зачем нужно портить чистый кусок хорошей ткани.
Но платок, едва родившись, стремительно теряет своё «носовое» значение и приобретает множество дополнительных функций. Прощальный жест — помахать платком и приложить его к глазам; вежливое недоумение — при неуместной фразе собеседника можно сделать вид, что тебе нужно высморкаться; с помощью носового платка ты можешь не просто прикрыть нос от вони, но и показать, что «здесь дурно пахнет». Платок — письмо и пароль: помните неуклюжую попытку д’Артаньяна подать Арамису выпавший из кармана кружевной платочек с монограммой? А «стреляться через носовой платок»? На жаре платок с узелками — прекрасный головной убор. Платки разных цветов, повязанные на рукав или на шею, стали знаками политических партий и движений. А скаутский галстук — в сущности, тот же большой носовой платок — способен помочь во множестве походных ситуаций.
Он не сразу стал строго квадратным. До 1785 года бывали и прямоугольные, и даже круглые носовые платки. Королева Мария-Антуанетта громко высказалась, что лучшая форма для носового платка — квадрат, и муж тут же учредил стандартный патент. Через восемь лет платок сыграет важную роль в последние мгновения жизни Людовика XVI. На эшафоте, перед гильотиной, палач Сансон попытался связать королю руки верёвкой. Тот возмущённо отказался. Тогда Сансон предложил: «А если носовым платком, сир?» Удивлённый давно не слышанным обращением «сир», король согласился. И казнь пошла своим чередом.
С 1924 года, когда американская фирма запатентовала бумажный носовой платок Kleenex, полотняный, атласный шёлковый квадрат стал окончательно терять своё предназначение. Он редко выходит в свет — разве что показавшись из нагрудного кармана пиджака, смокинга или фрака. Отдадим же дань его истории, завязав (как полагается) его угол «узелком на память».