Мы перекусили немного и снова двинулись в путь. Теперь дорога стала ещё хуже. Мокрый фирн был покрыт твёрдой коркой, в которую мы проваливались и которая на каждом шагу резала нам ноги. Такая острая корка может обезоружить даже самого сильного; но здесь нельзя было просить пощады, мы должны были попасть на вершину хребта как можно скорее. Собирался дождь, видимость могла ухудшиться. Мы зашагали вперёд. То и дело нам казалось, что мы уже дошли; однако вскоре мы убеждались, что поверхность всё ещё повышается. Наконец, мы поднялись на необходимую высоту, но, увы, жизнь полна разочарований: когда доберёшься до одной вершины, за ней всегда есть другая, ещё более высокая, закрывающая кругозор. Нам снова пришлось шагать вперёд к самому высокому месту на хребте, которое мы видели перед собой. Начало моросить. Подъём был довольно крутой, а снег тяжелее чем когда-либо; мы погружались в него по самые икры.
Долго ли, коротко ли, но вот мы очутились на вершине «Белого холма», как мы его назвали, и перед нами открылся широкий вид. Моросящий дождь был не настолько част, чтобы закрывать обзор. Вся поверхность, насколько хватало глаз, казалась ровной и без трещин. Далеко впереди на поверхности снежного океана поднималось множество малых и больших горных вершин, нунатаков. Часть их была совсем белая, но на многих сквозь снежный покров чернели обнаженные утесы. Мы определили расстояние до самого дальнего из них в 40−50 км и, конечно, не могли надеяться дойти туда с нашими санями раньше, чем через несколько дней. Правда, подъём был постепенный и ровный, но дорога была отнюдь не из хороших, а если не наступит ночного заморозка, то перспективы у нас не блестящие. Барометр показал, что мы находимся на высоте свыше 900 м; если же мы поднимемся ещё выше, то там температура воздуха ночью должна во всяком случае падать ниже нуля. Бедные наивные люди, вздыхавшие о морозе в сердце Гренландии!
Мы достигли цели нашего рекогносцировочного похода — наметили хорошее направление пути. Несмотря на нунатаки и нелёгкий подъём непосредственно от моря, мы всё-таки нашли материковый лёд настолько пригодным для движения по нему, что на лучшее никогда не могли и рассчитывать. Были посрамлены все, предвещавшие нам неудачу. Ведь многие мудрые знатоки утверждали, что подняться на материковый лед будет очень трудно.
Теперь нужно было вернуться к палатке, от которой мы отошли на добрые 15 км. Спустилась ночь, пошёл такой дождь, что мы промокли насквозь, да и темновато стало; поэтому трудно было пробираться через ледяные поля с большим количеством трещин. Однако дело подвигалось, и в 5 часов утра мы благополучно дошли до палатки. Поесть, а затем забраться в мешок было настоящим наслаждением.
В течение нескольких дней мы были очень заняты приведением в порядок всего необходимого для перехода через лёд. Стальные полосы, которыми были обиты полозья саней, сильно заржавели за время морского перехода и дрейфа во льдах. Теперь их надо было обскоблить, отчистить и сделать как можно более гладкими, чтобы они могли легко скользить. Обувь тоже нужно было снабдить хорошими подошвами: материковый лед требовал крепких подошв, в чем мы убедились из опыта своего первого перехода. Мы подбили к ним новые подметки и скрепили их как можно лучше стальным швом и стальными и латунными винтами; подошвы получились действительно крепкие.
Снаряжение имеет в таком походе столь большое значение, что здесь будет сказано о нем несколько слов. Особенно важны, разумеется, сани для перевозки груза: нужно, чтобы они были не очень тяжелы и хорошей формы, — тогда они легко скользят. В предыдущих экспедициях чаще всего пользовались большими санями, которые, по моему мнению, были слишком тяжелы и неуклюжи. Я предпочел сделать меньшие нарты, нечто похожее на норвежские сани-лыжи, для того чтобы их мог тащить один человек. Эти сани делаются обычно из упругого ясеня; они связываются, а не сколачиваются гвоздями, отчего становятся более эластичными и при ударе сгибаются. Длина их 2,9 м, а ширина 0,5 м. Полозья имеют в ширину 9,5 см, обшивка под ними сделана из тонких стальных полос, которые можно отвинчивать. Передний край полозьев соединяется дугой из ясеня. Такая конструкция крепка и имеет свои преимущества — благодаря закруглённой форме сани не врезаются в выступы льда. У заднего края саней была прикреплена стоящая кверху дуга из ясеня, вроде спинки стула, которая служит для того, чтобы подталкивать сани и управлять ими в трудных местах, когда за них нужно браться вдвоём. Без стальной обшивки сани весили 11,5 кг, а обшивка — 2,25 кг.
Эти лёгкие и крепкие сани-лыжи, легко идущие по снегу и не увязающие в нём глубоко, стали образцом для саней во всех последующих полярных экспедициях. У каждого из нас должны были быть свои сани; однако желательно, чтобы на трудных участках кто-нибудь шёл впереди в поисках более лёгкой дороги и не заставлял других останавливаться и его ожидать, поэтому у первых саней было двое людей; и мы взяли всего пять саней.
Будь у нас собаки, чтобы тащить эти сани, всё пошло бы чрезвычайно гладко; но, к сожалению, раздобыть собак до нашего отъезда было невозможно, а отложить по этой причине поход на год, я не мог, так как был слишком молод и нетерпелив. Как уж упоминалось, я предполагал сначала взять в качестве упряжных животных оленей, но потом нашёл, что это будет слишком неудобно, и отказался от них.
Кроме лыж на каждого, у нас было ещё несколько пар запасных. А так как не исключалась возможность, что будет трудно затаскивать сани на гору, стоя на лыжах, если снег будет очень гладкий, то у нас были с собой ещё и индейские (канадские) лыжи. Они делаются плетёными из сухожилий и ремней, чаще всего американского лося, натянутых на гнутую раму упругого дерева. В длину они имеют 1 м 6 см, в ширину — 39 см, несущая поверхность у них больше, чем у лыж, и по рыхлому снегу они идут лучше; к тому же много легче. Однако мы скоро обнаружили, что лыжи предпочтительнее даже тогда, когда приходится тащить сани в гору, так как на них с каждым шагом скользишь вперёд, не поднимая ног.
У нас были также канадские лыжи норвежского образца, переплетённые ивовыми прутьями, овальной формы, 39 см в длину и 26 см в ширину; они были слишком малы, чтобы держать человека на рыхлом снегу.
Палатка была четырёхугольная с коньком, ставилась при помощи двух вертикально поставленных бамбуковых шестов, по одному с каждого конца, и одного более длинного под коньком крыши; по сторонам она укреплялась оттяжками. Палатка была такой величины, что все мы, шесть человек, только-только могли поместиться на её полу лежа друг около друга. Она была сделана из пяти частей; две боковые части и две концевые — из лёгкой хлопчатобумажной материи, а пол из более толстого брезента; части скреплялись шнуровкой. Я думал пользоваться отдельными частями палатки как парусами на санях, но скоро увидел, что лёгкая бумажная материя может разорваться от ветра. Поэтому рекомендуется сшивать все части и пол палатки так, чтобы она была сплошной, как мешок, только с небольшим входным отверстием, которое надо плотно завязывать, чтобы снег не проникал между шнуровкой. Крепкий пол палатки можно при этом прекрасно использовать в качестве паруса, а остальное лёгкое полотнище оставить висеть на передней стороне, как это мы и стали делать.
У нас было два спальных мешка из оленьих шкур, и в каждом помещалось по три человека. Мешок на троих легче трёх одиночных мешков, к тому же в нем много теплее, так как люди согревают друг друга. Мы, норвежцы, были одеты в шерстяную одежду, как нижнюю, так и верхнюю, а поверх всего носили ветронепроницаемую куртку из лёгкой бумажной ткани, с капюшоном. После нашей экспедиции такая «ветряная одежда» вошла во всеобщее употребление среди лыжников всего мира.
Были у нас также капюшоны и шапки из шерстяной материи; шапки можно было опускать на уши и шею. У лопарей была собственная одежда: балахоны и штаны из оленьего меха и теплые лопарские шапки с четырёхугольным верхом, набитым гагачьим пухом. На ногах у нас были толстые носки из козьей шерсти и обыкновенные башмаки с просмоленными швами, а когда мы надевали лыжи — пьексы из мягкой несмазанной кожи; у лопарей были комаги из сыромятной кожи, а для лыж они носили каньги из оленьей шкуры волосом наружу, набитые осокой, которая держит тепло и остаётся сухой. На руках у нас были шерстяные варежки, у лопарей — рукавицы из оленьего меха волосом наружу, которые они набивали осокой, когда было холодно. Для предохранения от снежной слепоты мы надевали очки с тёмными стёклами и, кроме того, очки из выкрашенного в чёрный цвет дерева со щелью. У нас были также красные и синие шёлковые вуали, чтобы предохранить лицо и глаза от яркого солнца на снегу в разрежённом воздухе на высотах.