Бонапарта всюду сопровождал английский офицер. Русский комиссар Александр Бальмен рассказывал о мерах безопасности на острове: «Три пехотных полка, пять рот артиллерии, отряд драгун образуют главное ядро гарнизона. Два фрегата, из коих один 50-ти пушечный, несколько бригов и шлюпок охраняют остров с моря».
Из бумаг графа де Бальмена, русского пристава при Наполеоне на острове Святой Елены
29 июня 1816 года
Графу Карлу Васильевичу Нессельроде
(…)
Я едва только успел вступить в сношения с здешним правительством и бросить беглый взгляд на все вообще, не останавливаясь ни на чем в особенности. Так как невозможно сделать другого описания острова, кроме того, которое уже достаточно известно в Европе, то я ограничусь повторением известного, что это скучнейшее в мире место, неприступнейшее, весьма легко защищаемое и трудно атакуемое, дорогое для жизни и наиболее соответствующее настоящему своему назначению. Смею утвердить уже теперь, что всякая внешняя попытка против острова осталась бы совершенно безуспешною. Природа первая возвела здесь величайшие и непреодолимейшие препятствия.
Английское правительство со своей стороны не перестает усиливать средства к защите, из коих большая часть кажутся совершенно излишними. Три пехотных полка, пять рот артиллерии, отряд драгун, назначенный для служения значительному генеральному штабу, образуют главное ядро гарнизона. Два Фрегата, из коих один 50-ти пушечный, несколько бригов и шлюпок охраняют остров с моря. Число пушек, расположенных по берегам и внутри острова, громадно. Сир Гудсон-Лоу обещал мне на днях сообщить сведения о его войске и военный план острова, и я поспешу приобщить эти сведения к моим последующим донесениям. Самая строгая дисциплина введена на всех пунктах острова, для прямого и косвенного наблюдения за Наполеоном. В известных частях острова, даже днем, не пропускают иначе, как с паспортом от губернатора; ночью же нельзя никуда идти без пароля. В какую сторону вы ни взгляните (куда не повернетесь) всюду видите часовых и патрулей. Бывший император помещается в Лонгвуде, в павильоне наместника. Пространство на несколько миль в окружности предоставлено в полное его распоряжение, и он пользуется на нем безусловною свободою. Самая даже стража его не переступает этой границы, иначе как по удалении его ко сну и оцепляет дом до следующего утра; когда же ему приходит желание выйти за черту означенного пространства, постоянно охраняемого войсками и защищенного артиллерийским парком, за ним всюду следует офицер, обязанный ни на минуту не терять его из виду; а также никто из желающих, почему бы то ни было, его видеть, не может быть к нему допущен без особого дозволения.
Морские правила еще строже. В день приближения к пристани Св. Джемса, корабль наш встречен был залпом из 25 орудий с крепостной батареи, потому что наш адмирал Малькольм не счел нужным послать на берег объявить о нашем прибытии. После вечернего выстрела ни одна лодка не смеет двинуться с места или выйти из пристани. Несколько человек офицеров отряжены единственно для того, чтобы осматривать эти суда и задерживать их на ночь. Такое положение дел лишило остров Св. Елены главного его промысла, рыбной ловли: она производится теперь только днем, и рыба становится здесь такою же редкостью, как свежее мясо.
Не желаю, ваше сиятельство, произносить слишком поспешного суждения обо всех этих мерах предосторожности, но признаюсь вам, не могу понять их действительной необходимости. Остров, столь отдаленный от материка, доступный кораблям только при известном ветре и только с одной стороны, загроможденный скалами, которые на каждом шагу образуют непроходимые пропасти, мог бы, мне кажется, охраняться проще и с меньшими издержками. Теперь перехожу к самому Наполеону. Умственное его расположение довольно неровно; по большей части он не в духе, но физически он нимало не страдает от душевных тревог; здоровье его превосходно и заставляет опасаться долгой жизни. Никто до сих пор не мог угадать, примирился ли он с свой участью или продолжает еще питать надежды. Говорят, что он рассчитывал на оппозицию в Англии для своего освобождения. Достоверно только то, что он до сих пор протестует против своего ареста и требует, чтобы в Лонгвуде с ним обращались как с императором. Бертран, Монтолон, Ласказ, Гурго и вся его свита продолжают отдавать ему все прежние почести. Он принимает постоянно иностранцев, желающих его видеть, но не дает ни вечеров, ни обедов и никогда не выходит за свою черту. Присутствие английского офицера, обязанного следовать за ним всюду, стесняет и заставляет страдать его. Он встает в полдень, завтракает, занимается у себя разными делами до 3-х часов, допускает в четыре доложенных ему посетителей, затем гуляет пешком или в коляске в шесть лошадей, изредка верхом, обедает в 8 часов, сидит за столом не более ¾ часа и садится за партию в реверси; затем ложится спать и встает несколько раз в течении ночи для занятия: с помощию Монитера он пишет свою историю и учится по-английски. Его разговор мог бы быть интересен, если б можно было следить за ним последовательно, потому что он делается разговорчив с тем, кто только умеет за него взяться. Но обыкновенно он видится только со своими французами, все же, сказанное им мимоходом англичанам, за исключением разве адмиралу Кокбурну, или исковеркано их национальным тщеславием или весьма незначительно.
Генерал Лoу обращается с ним с величайшею деликатностью, потворствует даже до некоторой степени страсти разыгрывать императора. Тем не менее он не любит его, и виделся с ним только три или четыре раза. Он, как будто, оказывает некоторое предпочтение адмиралу Малькольму, который отлично разыгрывает перед ним доброго малого, но с своей стороны не хуже Лоу, сумеет удержаться в начертанных ему границах. Прибавлю еще одно обстоятельство (достойное некоторого интереса) что Наполеон наконец снял мундир и заменил его охотничьим платьем. Надеюсь, ваше сиятельство, в скором времени доставить вам более интересное донесение.