Весьма распространено мнение, что к Рокоссовскому Сталин относился более уважительно, чем к Ватутину, поскольку талант Константина Константиновича был на порядок выше. Безусловно, верховный главнокомандующий был человеком эмоциональным, имел определенные симпатии и антипатии, но как руководитель он все-таки понимал, что эмоции — это эмоции, а решение конкретных задач и подбор инструментария и исполнителей для них — это первично.
Давайте вспомним: если Сталин считал, что тот или иной военачальник не тянет, не подходит на должность командующего стратегическим объединением, его просто снимали, с понижением, или отправляли в округ. Например, командующий Сталинградским фронтом Василий Гордов: не потянул — сняли — командовал армией. Или Иван Конев. Сколько раз его снимали с фронта?
То есть в этом отношении надо понимать, что Сталин был человеком, настроенным на результаты. И эмоции, когда вопрос касался дела и для этого был нужен человек, уходили на второй план.
Безусловно, к полководческому таланту, к той работе, которую делал Рокоссовский, верховный главнокомандующий относился с глубоким уважением. Что касается Ватутина, то да, со Сталиным у него были сложные отношения. Но это не значит, что отец народов не ценил Николая Федоровича как полководца, как командующего крупным объединением, фронтом. Как уже говорилось, если бы Сталин считал, что Ватутин не тянет, он сразу бы его снял.
Другое дело, что не все качества характера, стиль Ватутина отвечали желаемой обстановке. Не всегда он решал задачи так, как хотелось бы Сталину. В том числе и на первом этапе Курской битвы. Известны воспоминания Хрущева, который говорил, что в начале Курской оборонительной операции ситуация была очень сложной, в том числе из-за ошибок Сталина — ведь это Ставка просчиталась с направлением главного удара. Тем не менее ежедневно из Москвы Ватутину в форме разноса поступали телефонные звонки: «Не умеете воевать! Противник движется. Мы дали вам такие силы, средства, а вы…». И это говорил не только Сталин, но и члены Ставки, Молотов и так далее.
Более наглядно отношение к Ватутину проявилось в ходе Корсунь-Шевченковской операции. Если честно, то итог операции — это заслуга и Конева, и Ватутина. Вклад войск последнего действительно очень весом, но все лавры достались Ивану Степановичу. За это он получил погоны маршала Советского Союза.
Почему к Ватутину было такое отношение? Не только потому, что «ну не нравишься ты мне…», но и потому, что Сталин формировал свою точку зрения в том числе и под влиянием той информации, которая поступала из органов управления. Прежде всего — из Генштаба. А с Генеральным штабом у Ватутина как-то не заладилось.
У Рокоссовского все было спокойнее. Свое он хлебнул перед войной, когда был репрессирован, просидел три года в Крестах. Ребра поломаны, зубы выбиты…
То есть к Курской битве оба военачальника подошли с большим багажом знаний. Да и в положении они оба оказались непростом. Воронежский фронт лежал на боку, а Центральный на колесах ехал, не был развернут. Оба фронта нужно было восстанавливать. И командующие сыграли в этом большую роль. К началу Курской битвы это были мощнейшие объединения, способные решить любые, стоящие на тот момент перед верховным командованием Красной армии, задачи.
Что они сделали? Из-за просчетов значительная часть сил артиллерии была оставлена у Рокоссовского, поскольку Центральный фронт имел большую протяженность оборонительной линии. Плюс было решено, что если немцы не перейдут в наступление первыми, с 15 июля в наступление перейдет Красная армия. И первым должен был наступать Рокоссовский. В результате к началу Курской битвы Центральный фронт, самое мощное наше объединение, имел относительно Воронежского артиллерии больше на 26%, минометов — на 30%, ПТР — на 18%. А ударили с юга. Ударила по нему 9-я армия Моделя.
Что касается планирования Курской оборонительной операции советской стороной и операции «Цитадель» немцами, то к 5 июля боевой состав Центрального фронта составлял: 464 179 военнослужащих, 1 906 танков. Против него действовала одна единственная армия генерала Моделя — 191 755 бойцов и 947 бронеединиц соответственно. То есть по живой силе Рокоссовский имел превосходство в 2,4 раза, а по танкам — в 2 раза.
У Ватутина было следующее. Боевой состав Воронежского фронта — 417 451 человек, танки — 1 861. И против него действовали две армии, 4-я танковая и армейская группа. Общая численность боевого состава — 297 831 военнослужащих, единиц бронетехники — 1 464. Преимущество Воронежского фронта над наступающим врагом в живой силе — 1,4 раза, танки — 1,3 раза. 2,4 и 1,4. 2 и 1,3.
Но самое интересное, как складывалась ситуация непосредственно в войсках, уровень укомплектованности дивизий, которые оборонялись и наступали. Например, по группе армий «Юг», корпус СС, который действовал на этом направлении. Его общая численность — 23 160 человек. Моторизованная дивизия СС «Дас Райх» — 20 303 человека.
5 июля эти две дивизии нанесли удар по фронту 52-й гвардейской стрелковой дивизии, которая имела общую численность 8,5 тысяч плюс 2 батальона. То есть грубо — 9,5 тысяч встретили. А тут — 43 000. 43 000 и 9 500. Такая же ситуация была и по остальным дивизиям противника. Укомплектованность дивизий Воронежского фронта колебалась в пределах 8 450 человек. А у немцев дивизии были 16 000, 19 000, 14 000, 15 000 и так далее. Численность дивизий противника была в два раза выше.
А что было перед Центральным фронтом? Кстати, у Рокоссовского укомплектованность дивизий была чуть ниже, чем на Воронежском фронте, на 12% в среднем. Но и в дивизиях Моделя личного состава не хватало. В основном — от 10 до 11,5 тысяч. Вот эти цифры наглядно показывают, с чем столкнулись оба командующих.
И как они решили действовать в этой ситуации? Командование Центральным фронтом, определив три направления, все-таки просчиталось. Главное направление оно посчитало третьим. И артиллерии там по количеству было в три раза меньше. Но расстояние-то — 40 километров. На второй день Рокоссовский имел уже значительные силы — быстро перебросили и подтянули танки. И все эти просчеты не были катастрофичны, они не имели последствий.
А что происходило у Ватутина? Ему нужно было прикрыть 164 километра. Он, как полководец, считал, что главные силы должны ударить вдоль Оболенского шоссе. То есть так, как оно и было. Но была вероятность, что ударят по участку 40-й армии. Поэтому все силы он собрал в трех армиях, в 40-й, 7-й гвардейской и 6-й гвардейской. И некоторые исследователи, историки говорят, что он как бы «размазал» свои силы по участку, не смог определить направление главного удара. Даже в воспоминаниях Рокоссовского есть такое: «Мы четко определили силы на этом участке, а командование Воронежским фронтом сконцентрировало свои силы на трех направлениях». Но если разобраться с документами по планированию операции, то получается, что Ватутин все прекрасно понимал.
Документы, которые сейчас рассекречены Министерством обороны, свидетельствуют, что Рокоссовский действовал по принципу «огневой вал», а у Ватутина таких средств, возможностей не было. Он действовал по принципу «разделяй, где можно, любую опасную группировку». И он разделил. В итоге за четыре дня он сорвал весь план немецкого наступления…
У Рокоссовского был другой подход. Он считал, что главное для командующего фронтом — собрать работоспособный, эффективный коллектив и помогать ему своим авторитетом. Тем не менее штабом Центрального фронта при подготовке был допущен ряд существенных просчетов. В частности, 19-й танковый корпус, резерв командующего фронтом, который можно было направить на контрудар в полосе 70-й армии…
И все же главное, что было сделано обоими фронтами — противник был удержан на двух армейских оборонительных полосах. Цена? В тот момент о ней никто не говорил. И оба полководца, и Рокоссовский, и Ватутин, были награждены высокими государственными наградами — орденами Кутузова.
Статья основана на материале передачи «Цена победы» радиостанции «Эхо Москвы». Гость программы — историк Валерий Замулин, ведущий — Владимир Рыжков. Полностью прочесть и послушать оригинальное интервью можно по ссылке.