Всё на продажу
Сегодня любят броские заголовки, и соболиный мех нередко именуют «пушистой нефтью». И, если отбросить конъюнктурность и долю шутки, эти слова не лишены справедливости: мех был одной из главных статей экспорта России на протяжении многих веков.
Ещё в конце 19-го века в Риге вышел справочник «Меховая торговля в России и за границей П. Гринвальдта». Скорее всего, его автор был владельцем собственного предприятия в Петербурге, по крайней мере, в столице работал «Дом меха П. М. Гринвальдт».
Автор книги отмечает, что русские купцы торговали мехами уже примерно с 11-го века, продавая их и в Грецию, и в Хазарию (часть территории современных Казахстана, Приазовья и Поволжья), и в Сирию, и в Волжскую Булгарию, и в города Ганзейского союза (Северо-Восточная Европа).
Основными экспортными позициями в те годы были белка, заяц, лиса, бобёр. Покупали охотно. Известно, что Иван III подарил Максимилиану, императору Священной Римской империи, 80 соболей, 3000 белок, а также шубы из горностая и белки. Подобные подарки, которые вручали на высшем уровне, говорят о том, как ценили меха.
Об огромном значении, которое торговля шкурками имела для Руси, говорит хотя бы то, что существовала так называемая система «меховых денег». Примерно в 9-м веке в русские земли стал активно проникать и использоваться восточный дирхем (серебряная монета). Здесь он получил название «куна» — по одной из версий, потому что на один дирхем можно было купить шкурку куницы. Были и другие монеты, которые унаследовали названия от животных: «векша» и «веверица» были названы в честь белки — так животное называли в старину.
Животных истребляли нещадно: на одну беличью шубу в те времена уходило около 400 шкурок (сейчас — куда меньше). Но и законы рынка работали прекрасно: надо много — добудем много. Судите сами: шкурки для продажи упаковывали в бочки. В каждую помещалось от 7 до 12 тысяч, а продавали их не одну и не две. По мере истребления белок, зайцев и лис приходилось искать новые места охоты. С этой точки зрения особенно манила Сибирь.
Страна невиданных богатств
В словаре Даля есть поговорка: «В Сибири бабы коромыслами соболей бьют». Видимо, земли за Уралом представлялись чем-то вроде «мехового Эльдорадо», а ещё там можно было добыть кость, рыбу, орехи — всего и не перечислишь. Так что ничего удивительного нет в том, что ещё в 13- 14 веках, задолго до похода Ермака, за Урал («за Камень») ходили новгородские ушкуйники, или повольники.
[Сборник: Ермак]
Как только их ни называют — и речными пиратами, и прародителями казаков. В общем, так оно и было: вооружённые люди, промышлявшие на реках и занимавшиеся помимо набегов ещё и торговлей. Проникали они достаточно далеко, доходили до Югры (скорее всего, это север современного Ханты-Мансийского автономного округа). Достигали этих земель и поморы: по Баренцеву морю, через Ямал, а потом по рекам, а где-то и волоком, приходили в Мангазею (примерно на территорию современного Красноселькупского района).
Учёные полагают, что Югра находилась с Русью в даннических отношениях с 12-го века. Именно поэтому новгородцы регулярно сюда наведывались, собирая в том числе и соболей. Порой сталкивались с сопротивлением, особенно когда хотели забрать гораздо больше оговорённого. Но в целом уживались.
В 14-м веке в результате различных уступок и договорённостей в состав Московского государства вошла Пермь Вычегодская (современная территория Архангельской области и Коми), примерно в 15-м веке — Пермь Великая (территория в верховодье Камы, а также в междуречье Камы, Вишеры, Колвы и Язьвы). Так что теперь основной поток собольего меха перетёк из Новгорода в Москву.
В 1483 году русская рать во главе с воеводами Фёдором Курбским-Чёрным и Иваном Салтык-Травиным отправилась походом «мимо Тюмени в Сибирскую землю». Через 100 лет состоялся поход Ермака. Покорённые в ходе завоеваний народы должны были платить дань — ясак. Брали в натуральном выражении: кому нужны деньги, если за шкурки на внешнем рынке можно было выручить буквально золотые горы? К тому же теперь не ограничивались белками и бобрами — предпочитали соболей и куниц. Хотя требовали вроде бы немного — одну соболью шкурку с человека.
Проще простого?
Казалось бы, что за ясак — одна шкурка? Но не торопитесь делать выводы. К примеру, если плательщик не добыл соболя, он мог заменить его эквивалентом, который составлял 50 хороших беличьих шкур, или 100 шкур качеством пониже, или три куницы, или две росомахи. Такой «обменный курс» говорит о высокой ценности соболя.
Но почему же всего одна? Какие проблемы могут быть в Сибири с добычей соболя, если, как мы помним, их там коромыслами бьют? Всё дело в том, что ценность шкурка имеет не всегда, а выследить зверя не так просто.
Соболь — быстрый и осторожный зверь. Поймать его летом, когда он прячется в густых лесах, практически невозможно, охота шла зимой. Тем более что именно в холодный сезон зверёк линяет и его шкурка приобретает тот самый тёмный цвет и блеск, за которые её так ценят. Пойдёшь на охоту слишком рано — шкурка будет не того цвета: буроватая, кое-где жёлтая, ясатчик не примет. Пойдёшь слишком поздно — не сможешь и шагу сделать в лесу, который завален снегом.
Так что соболей было много, но сезон охоты на них — совсем короткий. Кроме того, не со всяким оружием можно было на соболя идти. В них не стреляли острыми стрелами, а в более поздние годы не использовали огнестрельное оружие, ведь можно было повредить ценный мех. На соболей охотились стрелами со специальными тупыми наконечниками — томарами, которые не пронзали, а сильно били. Охотнику надо было попасть зверьку в голову, чтобы оглушить и оставить мех нетронутым.
Альтернативный способ охоты — ловушки с приманкой. В основном их использовали пришедшие в Сибирь русские. Но в ловушки попадали все звери подряд, и в итоге такая охота серьёзно сказывалась на популяции белок, лис, куниц и соболей.
Центрами аккумуляции ясака были города Томск и Тобольск. По данным Гринвальдта, сибирский ясак давал ежегодно около 200 тысяч соболей, 10 тысяч чёрных лисиц и около 500 тысяч белок. Такие масштабы больше похожи не на промысел, а на истребление. Но сибирские леса и правда были полны зверем: для собственных нужд местные жители соболей почти не убивали.
Роскошные шубы и накидки им были не нужны; если соболь попадался в ловушку, то шили шапку или рукавицы, а то и лыжи подбивали мехом. Кожа зверька не ценилась вообще, считалась чуть ли не хуже собачьей. А мясо и подавно — оставляли на месте охоты (только пытались закинуть подальше, чтобы соболь, даже мёртвый, «не учуял» охотника) или отдавали собакам.
Частники vs государство
Появилось и новое направление продажи мехов — Китай. Нет, торговали и до этого, но в 17-м веке Иван Петелин, побывавший с миссией в Китае, привёз согласие властей на активизацию торговли. Начали отправлять караваны, а положения Нерчинского договора 1689 года между Россией и Поднебесной закрепили разрешение торговать и перемещаться между странами свободно (при наличии разрешения). Собольи шкурки были, конечно, одним из ключевых товаров в русско-китайской торговле.
Началась бесконечная игра в кошки-мышки: купцам невыгодно было заниматься заготовками меха для государства, важнее было продать свои, частным образом собранные шкурки. Хитрили, задерживали госпоставки, торговали на границе, не въезжая в Китай. Время от времени власти издавали указы, запрещавшие вывозить соболя (а также лис, куниц и прочий наиболее ценный мех), но близость китайского рынка и его ненасытность преодолевала любые запреты.
Помимо Китая манило и освоение всё новых земель, пока ещё не «объясаченных». Так что торговля шла рука об руку с географическими открытиями. Например, залив Охотского моря между побережьем Азии и Камчаткой носит название в честь Григория Шелихова. Его компания («Северо-Восточная», а потом «Русско-Американская») с конца 18-го до середины 19-го века вывезла на продажу около 55 тыс. шкурок соболей. А были ещё рыси, медведи, росомахи, норки, песцы, лисы — всего не перечислить. И хотя все старались поставлять мех на экспорт, его внутренняя цена тоже была не маленькой: на современные деньги одна шкурка соболя стоила порядка 25 тыс. рублей. Можно представить, что творилось на рынке внешнем.
Впрочем, уже к 19-му веку Россия начинает проигрывать по объёмам соболиной торговли Америке. На Лейпцигской ярмарке русских соболей было примерно в три раза меньше, чем американских. Популяцию этих животных фактически истребили, так что в 1912 году был введён трёхлетний запрет на отлов. Впрочем, одна эта мера ситуацию изменить не могла, поэтому 29 декабря 1916 года (11 января 1917 года) в Бурятии открыли Баргузинский соболиный заповедник — единственный государственный заповедник, учреждённый до революции.