Ростово-суздальского князя Юрия Владимировича, протянувшего свои длинные руки аж до самого Киева, окружающие недолюбливали. Шутка ли: завладел «матерью городов русских», другие достойные вотчины — Вышгород, Туров, Переславль — раздал своим наследникам. Мало того, что киевлян Долгорукий не жаловал и с их интересами не считался, так ещё и вступил в союз с сыном хана Боняка, одним из главных врагов своего отца Владимира Мономаха. Киевляне отплатили ему той же монетой: князя не любил как простой люд, так и духовенство.
При этом, несмотря на почтенный по меркам того времени возраст (князь родился в 1090-е, точная дата неизвестна) и народную нелюбовь, в 1157 году Долгорукий умирать отнюдь не собирался. Он готовился к новым походам, раздумывал, как отразить готовящийся штурм Киева. 10 мая Юрий Владимирович, вероятно, погружённый во все эти мысли, отправился на вполне рядовой обед к своему боярину Осмяннику Петриле. Тут-то всё и случилось. После пира Долгорукому стало дурно, в течение пяти суток его состояние лишь ухудшалось, а 15 мая князь и вовсе отправился в мир иной.
Причин смерти могло быть великое множество, особенно если учесть, что Юрий Долгорукий был уже далеко не молод. Однако моментально распространились слухи, будто князю пищу «приправили» ядом. Даже если это были всего лишь домыслы, киевляне, узнав о кончине ненавистного князя, долго горевать не стали. Княжеский двор незамедлительно был разграблен, под горячую руку также попало киевское имущество одного из сыновей Юрия, Василька.
По легенде, рассказанной Карамзиным на страницах «Истории государства Российского», Долгорукого даже отказались погребать рядом с могилой его отца, любимого и уважаемого всеми. Похоронили Юрия в одном из загородных храмов. Как выяснилось в конце 20-го века, это была церковь Спаса на Берестове. В прошлом столетии археологи обнаружили там саркофаг, в котором, судя по всему, был захоронен некто очень влиятельный. Впрочем, нет достоверных доказательств, что в этом саркофаге покоились останки именно Юрия Долгорукого, однако эта версия среди учёных прижилась и стала одной из наиболее авторитетных.
Впоследствии останки были скрупулёзно изучены, и никаких следов яда они, как выяснилось, не содержали. Однако говорить о разрешении этой исторической коллизии пока что не приходится — и яд мог не сохраниться, особенно если его происхождение было органическим, и труп мог быть совсем не тем.