Политика прежде всего
Вторая половина 15-го века пришлась на время правления Ивана III (1462−1505 гг.) и становление единого Русского государства с центром в Москве. Продуманная политика великого государя, подкреплённая изощрённой дипломатией и масштабными походами, принесла свои плоды. Русь окончательно сбросила оковы Ига (пусть и больше формальные) и, не стесняясь, вмешивалась в дела восточных соседей, имея одну цель — обезопасить протяжённые границы от набегов татар (крымчаков, ногайцев, казанцев и др.). Формальное присоединение Новгорода (1478 г.) и Твери (1485 г.), фактический контроль над Псковом и Рязанью, увеличили материальные, экономические и военные ресурсы Государя всея Руси и подняли его международный престиж.
После решения целой плеяды внешне- и внутриполитических задач, остро встал вопрос о возвращении в состав Руси-России земель, находившихся некогда в составе Киевской Руси и теперь входивших в Великое Княжество Литовское. Например, Новгород-Северский, Чернигов, Брянск, Смоленск, Киев и других.
Первая война Ивана III с Литвой (1492−1493 гг.) не дала решительного результата: противники только присматривались друг к другу, опасаясь осуществлять полномасштабные операции. Война даже не была официально объявлена. Историк Зимин иронично назвал первую войну Ивана Васильевича с Литвой «Странной войной». Мир, заключённый в 1494 году, больше походил на перемирие: ни в Москве, ни в Вильно соблюдать условия мира не стремились, а отошедшие России Вязьма, Одоев, Перемышль и Козельск не могли удовлетворить претензии государя всея Руси. Новая война была делом времени, и скоро у противников появился повод. И не один.
Римский закон и северские князья
Конец 15-го века — время активного насаждения католичества в Литве. Со времён принятия католичества великим князем литовским (1386 г.) прошло более 100 лет, в течение которых православным (составлявшим, к слову, большинство населения великого княжества) и католикам удавалось сосуществовать. Но заключение личной унии между Литвой и Польшей (1499 г.) открыло новый этап религиозной экспансии в Литве: «схизматики» притеснялись, права местного населения бывших суверенных русских княжеств на свободное исповедание «отцовской» веры попирались.
И если сильные городские и военные корпорации (как, например, Смоленск) ещё могли отстаивать свою веру, то княжествам Северской земли приходилось выдерживать мощное давление со стороны центральной власти. Некоторые приграничные князья решили воспользоваться этим, чтобы переметнуться к московскому государю: успехи русских войск в последних войнах впечатляли, а государь всея Руси был, хоть и грозен, но справедлив. Сам Иван III смотрел на «проделки» князей сквозь пальцы и не без удовольствия принимал их в Москве: князья приезжали не одни, а со двором и главное с «отчинами» — то есть своими княжествами. Отъезд целого ряда северских князей в Москву великий князь Александр Казимирович не мог воспринять иначе как объявление войны. Ещё бы: в момент Литва лишилась примерно 10-й части своей территории, густонаселённой, с городами и укреплениями. Стерпеть такое было нельзя.
Другим формальным поводом (со стороны Москвы) к объявлению войны стало якобы принуждение к переходу в «римскую веру» жены литовского князя Александра — Елены Ивановны, которая ни много ни мало приходилась дочерью самому Ивану III. Александр все обвинения отрицал, но вероятно на княжну и правда оказывалось давление — она была центром притяжения антикатолических сил при литовском дворе и не могла нравиться папским эмиссарам в Вильно. Интересно, что Елена Ивановна стала причиной развязывания ещё одной русско-литовской войны (1512−1522 гг.), в правление сына Ивана III Василия.
Стратегия великого государя
Итак война была объявлена: в Вильно посланы гонцы с размётной грамотой, а уже в мае 1500 года русские воеводы отправились в поход. Иван Васильевич в войне с Литвой делал ставку на молниеносное вторжение сразу на нескольких направлениях. Дело в том, что поместная система в Литве была более развитой и укоренившейся, чем в России, где она была создана только при Иване III. Потенциально литовцы могли выставить больше 25 тыс. человек посполитого рушения (панского, дворянского и городского ополчения), в том числе отряды ударной конницы литовских аристократов. Москва могла собрать со всех подвластных земель (включая Псков, Рязань и союзных татар) значительно меньше сил — примерно 20 тыс. воинов.
При этом на стороне Литвы были людские ресурсы связанных с ней родственными узами правящих династий Польши, Чехии и Венгрии, откуда в случае чего можно было, если не ожидать реальной военной помощи, то хотя бы нанять кондотьеров (как случилось во время Оршанской кампании полтора десятка лет спустя). Однако в сильных сторонах устройства Литвы крылись и её слабые стороны: богатые аристократы и города не спешили на войну, а без решения сейма Александр Казимирович не мог поднять посполитое рушение и воспользоваться преимуществом в силах, пока угроза не станет достаточно явной. Кроме того, необходимость объявлять мобилизацию при помощи парламента скрывала в себе ещё один минус: в этом случае стоило забыть о какой-либо скрытой мобилизации, а открытый сбор войск можно было приравнять к объявлению войны.
Учитывая особенности военной системы Литвы, Иван III разработал план войны, в котором предусматривалось удержание за русскими войсками стратегической инициативы. Все русские войска были разделены на 3 группировки:
1) Главные силы под командованием воеводы Якова Захарьича Захарьева-Юрьева (опытного военачальника из высшей аристократии) развернулись на южном направлении (на Путивль). Эта рать была самой большой по численности (7−9 тыс. человек), ей был придана осадная артиллерия («государев наряд»), а в задачи этой группировки входило наступление на Северские земли — непосредственную цель войны.
2) Вторая группировка развернулась на севере, на границе псковских и новгородских земель, у Великих Лук. Корпус под командованием воеводы Челяднина должен был как бы нависать над армией противника, угрожая важнейшим района Литвы: полоцким и виленским землям. Северная армия была значительно слабее южной, насчитывая примерно 3−3,5 тыс. воинов.
3) Третья армия была развёрнута на центральном направлении — на Дорогобуж и Смоленск. Крепость имела исключительное значение для обоих государств, прикрывая путь на любую из столиц, но взятие твердыни в непосредственные цели войны не входило: уж больно прочной считалась крепость, так что центральная армия даже не имела осадной артиллерии — весь «наряд» отправился на юг. Командующим центральной ратью был Юрий Захарьевич — брат воеводы главной армии, однако, куда как менее опытный воин и воевода рангом пониже. Этот корпус насчитывал примерно 3−4 тыс. человек.
Как видно из схемы концентрации сил русских войск на границе, Иван III поставил во главу угла единственную цель: овладение Северскими землями, куда были направлены основные силы с опытными воеводами во главе. Остальные направления носили отвлекающий и вспомогательный характер: ни о каком взятии Смоленска или Полоцка в кампанию 1500 года речи не шло.
Русские войска должны были действовать быстро и решительно, не теряя времени в долгих осадах. Для этого Иван III использовал дипломатические меры: весь 1499 год шла напряжённая работа с северскими князьями и городами. Основные цели кампании должны были быть достигнуты молниеносными ударами отдельных корпусов конницы.
Снова война
Боевые действия русская армия открыла в мае 1500 года. Войска перешли границу на всех 3 направлениях, нанося удары в намеченных заранее районах. На юге в весенне-летнюю кампанию были взяты Брянск, Мглин и другие города. Значительные территории бывших удельных княжеств оказались под властью Москвы. Войска не останавливались для долгих осад: жители сами открывали ворота городов или сдавались после короткой блокады. Северная группа войск заняла разоряла северные «украинки» (окраины) Литвы. В центре Юрий Захарьич взял Дорогобуж, Оршу и ещё ряд пунктов в бассейне Днепра, угрожая дороге Смоленск-Полоцк-Вильно. Великому князю Александру нужно было срочно что-то предпринять.
Литовский ответ
Александр Казимирович не мог не понимать, что дело идёт к новой войне, но поделать ничего не мог. Его расчёт строился на том, чтобы занять неприятеля овладением приграничных территорий, мобилизуя в это время армию и собирая наёмников, а до тех пор ограничиваться частными акциями против слабейших отрядов русских. Стратегическое развёртывание московских войск было знакомо князю Александру: аналогично русские войска действовали во время «Странной войны» 1492−1493 гг.
В начале войны великий князь Литовский и король Польский смог собрать силы только своего домена и поднять ополчения ближайших сподвижников. Командование этой армией, составлявшей меньшую часть потенциального литовского войска (8−9 тыс.), было поручено гетману Константину Острожскому, который уже успел отметиться в предыдущей войне с Россией и в сражениях с татарами на южных рубежах Литвы. Гетману было поручено обратиться против центральной группировки русских, разбить её, а после действовать по внутренним операционным линиям против северной и южной русских ратей, перехватив их сообщения. Впрочем, у Ивана III было чем «порадовать» надменного соседа.
Великий князь Александр отличался большим военным дарованием, чем его отец Казимир, а во главе литовского войска был поставлен талантливый и довольно опытный полководец. Литовцы имели все шансы надеяться переломить ход войны в самом её начале и захватить стратегическую инициативу. Острожский с войском двинулся на восток через Смоленск и Ельню, в район Дорогобужа, где по слухам была сосредоточена небольшая русская армия (Юрия Захарьича). Литовцы быстро отбили Оршу и в июле вышли к притокам Днепра, сбивая русские сторожи (пикеты) в поисках рати «московитов».
Резерв верховного главнокомандования
Для войны с Литвой Иван Васильевич на самом деле собрал не 3, а целых 4 рати. Четвёртая армия играла роль стратегического резерва. В случае непредвиденного осложнения обстановки, в дело должна была вступить армия под командованием Даниила Щени — бывалого воеводы и смелого военачальника. Этот резервный корпус был развёрнут в тылу у северной и центральной группировок (в Твери) и насчитывал около 3 тыс. человек. Государь всея Руси тщательно следил за ситуацией на фронтах, давая определённую свободу воеводам, при этом корректируя направление ударов и взаимодействие между корпусами директивами из Москвы.
О движении Острожского на Дорогобуж стало известно заранее. Было очевидно и то, насколько опасным может быть манёвр литовцев. Рати Юрия Захарьича было поручено отступать к границе, а из Твери на помощь был выдвинут стратегический резерв. В начале июля две русские рати соединились под Дорогобужем, командующим был поставлен воевода резервной армии более опытный Даниил Щеня. Интересно, что факт назначения Щени командующим стал поводом для местнической обиды Юрия Захарьевича, который даже подал государю официальную жалобу. Иван III, однако жёстко пресёк попытки местничества накануне сражения. «Ино не сором тебе быть в Сторожевом полку», — написал он. Попытка поместничать, так дорого обошедшаяся русским войскам в битве при Орше 14 лет спустя, была в 1500 году пресечена в зародыше.
«…И бысть промеж ими бои велик и сеча зла»
14 июля, после стояния на одном из притоков Днепра (где именно находилась речка Ведроша неясно) литовская армия, разбив передовые отряды русских на своём берегу, переправилась через небольшую речку по наведённому мосту и атаковала русскую армию воеводы Даниила Щени. Ход сражения известен нам лишь по нескольким летописям, но представить себе сражение в общих чертах всё-таки возможно.
Литовцы переправились через небольшую речку, берег которой русские воеводы даже не стали оборонять: они применили типичную татарскую тактику, заманивая неприятеля на другой берег, подальше от реки, к равнине, где могла развернуться легкая и манёвренная русская конница, предпочитавшая осыпать врага стрелами, утомить его и лишь потом энергичным наскоком рассеять. В отличие от русских всадников, у литовских магнатов сохранялись традиции ударной рыцарской конницы, полагавшейся на «копейный бой», хотя в целом вооружение простого литовского дворянина не слишком отличалось от его «коллеги» с востока.
Даниил Щеня, оценив ситуацию, пошёл на риск: Острожский до конца не верил, что русские смогли подвести под Дорогобуж какой-то резерв (и даже повесил гонца, принёсшего это известие), ну и тем более не мог поверить, что русские будут обладать каким-никаким численным превосходством (часть войск пришлось оставить при Александре, так что у силы русских воевод примерно на тысячу всадников превосходили литовцев). Русский командующий решил не только принять сражение, но и задумал разгром главных сил литовской армии.
Войскам Острожского удалось, судя по всему, смять сторожевой полк (авангард) русских. Окрылённые успехом они бросились на остальные силы «москвитян», но поместная конница умело истощала силы литовцев, вступая в бесконечные перестрелки, то отступая, то контратакуя. Постепенно все силы Литвы были введены в бой, причём даже для охраны моста не был выделен особый отряд, чем и воспользовались русские. Скованные с фронта, литовцы не сразу заметили неладное: русский отряд, находившийся в засаде, разрушил мост через Ведрошу и ударил в тыл войскам Острожского. Литовские всадники, утомлённые сражением, не имеющие пути для отступления, зажатые между русскими отрядами, быстро потеряли боевой запал и бросились врассыпную.
Разгром литовских отрядов был полным: более половины воинов с литовской стороны погибло, было ранено или попало в плен. Были убиты и пленены большинство литовских командиров, в том числе сам Острожский (он пробудет в почётном плену до 1506 года) и один из виднейших литовских магнатов Радзивилл. Только одному литовскому воеводе удалось спастись! Нелегко пришлось и русским войскам. О каких-либо точных цифрах потерь говорить не приходится, однако армии потребовалось пополнение и замена некоторых командиров, вероятно раненых или убитых на поле боя. Тем не менее масштабы потерь были несравнимы: литовская армия на какое-то время фактически перестала существовать.
После битвы
В Москве известие о Ведрошской победе встретили с ликованием: возможно, что даже сам Иван III не ожидал подобного исхода операции объединённых ратей. Появилась реальная возможность развить успех: в начале августа 1500 года на севере был взят Торопец, на юге Путивль, Любеч и ещё ряд городов Северской Руси. Можно сказать, что цели войны были достигнуты уже к этому моменту.
Думается что, ещё менее чем в Москве, подобного поворота событий ожидали в Вильно: Александру Казимировичу было ясно, что кампанию этого года он проиграл (благодаря суровой зиме русские не смогли подступиться к Смоленску в зимнюю кампанию 1500−1501 гг.) и нужно срочно искать дипломатические способы решения конфликта, так как ни Польша, ни Венгрия, ни Молдавия воевать с Иваном III не собирались. В следующем году удалось привлечь лишь силы Ливонского ордена, который вступил в войну на стороне Литвы и атаковал псковские и новгородские земли.
Однако дипломатическое давление на московского государя не дало желаемых результатов. Иван Васильевич вёл хитрую игру: мотивируя свои действия возвращением «отчины», он отказывался очищать занятые территории, однако, дальше особенно не двигался (осада Смоленска в 1502 году провалилась). Тем не менее, старого государя (Ивану III шёл уже седьмой десяток — возраст для 15-го века солидный) всё больше беспокоили вопросы престолонаследия и внутренней политики, так что решительного продолжения война так и не получила, тем более что ресурсы Литвы, несмотря на разгром, не были истощены.
В 1503 году было заключено перемирие сначала с Великим Княжеством Литовским, а после и с Ливонией. По условиям договора Иван Васильевич «временно» получал всю Северскую землю (вплоть до Днепра), Верховские княжества (находящиеся в верховьях Оки), Торопец, Дорогобуж — всего около 3-й части (!) территории Литвы. Это был большой военный и политический успех великого государя, достигнутый продуманной стратегией и тактикой.
К концу правления Ивана III на востоке Европы появилась огромная держава, пугавшая соседей своими размерами и военной мощью. Однако эта сила покоилась прежде всего на грамотной и продуманной политике московских государей.
В военном искусстве
Ведрошская операция являет нам отличный пример военного искусства переходного периода: от Средневековья к Новому времени. В развертывании, организации и снабжении войск уже видны черты новой военной организации, однако многие принципы и приёмы ведения войны относятся ещё к Средним векам. Продуманная и слаженная работа Ставки (государева двора) и командиров на местах (воевод корпусов и отдельных отрядов) способствовали рождению одной из самых замечательных побед русского оружия в допетровский период.
Развитие тактических приёмов, известных ещё со времен первых московских князей (притворное отступление, которое так часто практиковали противники русских князей татары, устройство засадного полка для удара в решающую минуту), демонстрирует общую эволюцию тактики русских в позднем Средневековье. Русские воеводы и в походе, и на поле боя не выпускают инициативу из своих рук (не забывая, правда, при этом местничать), проявляют высокий уровень боевого взаимодействия.
Провал при Ведроши хорошо запомнил и гетман Острожский: впредь он будет куда осмотрительнее в сражениях, а в войнах с русскими больше полагаясь на польских наёмников, чем на посполитое рушение. В начале осени 1514 года он взял реванш за позор при Ведроши (применив схожий тактический приём с засадой), разгромив главную русскую армию под Оршей, о чём мы уже рассказывали. Несмотря на впечатляющие тактические результаты, Оршанская битва, к сожалению для Острожского, не имела таких стратегических последствий как Ведрошская победа: главная цель войны — Смоленск так и остался в руках «московитов», а война затянулась ещё на долгие восемь лет.