Последний участник бомбардировок Хиросимы и Нагасаки Теодор Ван Кирк умер в 2014 году. Штурман бомбардировщика Б-29 «Энола Гэй» никогда публично не выражал сомнений в необходимости подобного шага, как и большинство членов экипажа.
Теодор Ван Кирк, штурман бомбардировщика «Энола Гэй»: «При тех же обстоятельствах — это ключевые слова: «при тех же обстоятельствах» — да, я бы сделал это снова. Мы воевали пять лет. Мы боролись с врагом, который никогда не сдавался, никогда не принимал поражения. Это действительно трудно — одновременно говорить о морали и о войне. На войне приходится делать очень много сомнительных вещей. Где была мораль в бомбардировке Ковентри или Дрездена, или Перл-Харбор? Была ли мораль в Батаанском марше смерти или в резне в Нанкине? Я считаю, что, когда вы воюете, нация должна иметь мужество делать всё возможное, чтобы выиграть войну с минимальными потерями».
«Одна бомба или тысячи бомб. Какая разница?»
«Мы как раз пытались выровняться, когда где-то сзади произошёл взрыв. Всё, что мы смогли увидеть, — яркая вспышка, как у фотографа».
«Удар был невероятной силы. А звук такой, будто самолёт разрывает на куски».
«Ты всё обдумываешь заранее. И, когда сбрасываешь бомбы над оккупированной Францией или Северной Африкой, ты всегда понимаешь, что люди там, внизу, серьёзно пострадают».
«Если ты не мог с этим справиться, то грош тебе цена как военному лётчику. У тебя в голове должно быть четкое разделение, иначе ты ничего собой не представляешь. И работу сделать не сможешь. Мы с Тиббетсом и Фиаби сразу решили: такова была воля Соединённых Штатов на тот момент — сбросить бомбу на Хиросиму».
«Я не знаю другого способа воевать, не убивая людей. Если придумаете, сообщите мне».
О полёте в Нагасаки после бомбардировки этого города: «Всё, что мы увидели, это ровная плоская поверхность земли». «Да не было особой разницы между атомной и обычной бомбой. Разница только в масштабе поражения».
Высказывания других членов экипажа
Томас Фереби, бомбардир: «Мне жаль, что так много людей погибло от этой бомбы, и мне неприятно думать, что подобное понадобилось для того, чтобы скорее закончить войну. Сейчас нам следует оглянуться назад и вспомнить, что могут сделать всего одна-две бомбы. А затем, я думаю, нам следует согласиться с мыслью, что подобное никогда не должно повториться».
Один из лётчиков, капитан Роберт Льюис, записал в бортовом журнале: «В первую минуту никто не знал, что будет дальше. Вспышка была ужасна. Нет никакого сомнения, что это самый сильный взрыв, который когда-либо видел человек. Боже мой, что мы натворили!»
«Сначала появилась яркая молния взрыва, — вспоминал стрелок сержант Билл Кэрон. — Затем — слепящий свет, в котором была видна приближающаяся взрывная волна, потом — грибообразное облако. Впечатление было такое, словно над городом бурлило море кипящей смолы. Только края его оставались видны».
«Уверен, никому до сих пор не случалось видеть зрелище, подобное этому. Там, где две минуты назад мы ясно видели город, теперь мы не видели города вообще», — второй пилот «Энолы Гэй» Боб Льюис, послевоенное интервью.
«Хотя погибли тысячи людей, я уверен, что бомбу надо было сбросить, поскольку если бы американцам пришлось начать вторжение в Японию, это было бы смертоубийством. Мы бы потеряли миллионы людей, как союзников, так и японцев», — Фред Оливи, второй пилот самолёта, сбросившего атомную бомбу на Нагасаки.