Новый общественно-политический строй утвердился на территории Чукотки лишь спустя четыре года после революции. А чукчи, которые принимали участие в военных конфликтах, очень смутно представляли себе, что происходит в стране.
Под крылом большевиков
Если во времена царской России чукчи по факту являлись независимыми и подчинялись законам государства лишь формально, на бумаге, то большевики им такой свободы уже не дали. После революции страна лежала в руинах, и Чукотка не была исключением. Вся система управления, а также отлаженное годами снабжение аборигенов промышленными товарами были разрушены.
В начале 1920-х Чукотка медленно и мучительно становится частью большой многонациональной страны. На полуострове появляются бюро и ячейки. Но только 10 декабря 1930 года советское руководство создало Чукотский национальный округ. И после этого чукчей стали «дотягивать» до жизни «как у всех». Тогда-то чукчи в полной мере осознали, что произошло в стране.
Их привычный, сложившийся столетиями жизненный уклад начали менять. Причём происходило это быстро и жёстко. На территории полуострова сначала появились оленеводческие колхозы, где за животных отвечала специальная пастушеская бригада. Кстати, переход от свободной жизни кочевников к осёдлым красным ярангам для многих оказался плачевным. Дело в том, что далеко не все стойбища добровольно согласились передать своих оленей Советам. И тогда их просто раскулачивали.
Пережитком прошлого посчитали большевики жизнь в традиционных ярангах да и в стойбищах в целом. Из мобильных юрт чукчей стали переселять в стационарные кирпичные дома. В прибрежной зоне появились зверобойные колхозы, где бригады, в соответствии с утверждённым планом, обязаны были добывать определённое количество мяса, жира, кожи и меха.
Война за «ликвидацию экономической и культурной отсталости края» развернулась нешуточная. В каждом колхозе на полуострове начали возводить дворцы культуры, где представители большевиков вели разъяснительную работу, рассказывая коренным жителям Севера, как им на этом Севере, собственно, жить. Параллельно велась очень активная борьба с шаманством.
Испытание на прочность
Советская власть, не понимавшая разницы между белорусским колхозником и чукчей, ломала многовековой уклад кочевой жизни. К тому же в колхозы начали постепенно стекаться люди из других уголков Союза, и они с трудом представляли себе, что такое оленеводство и не знали местных традиций. Так, например, молодые учителя и комсомольцы, которые взялись за образование аборигенов, начали прививать им культуру здорового образа жизни. В каждом посёлке были возведены бани, которые должны были приучить чукчей мыться. Для приезжих сам факт того, что аборигены практически никогда не купались, казался жуткой дикостью. Поэтому коренное население насильно заставляли регулярно использовать мыло. И произошла катастрофа. Чукчей, а также эвенков и ненцев начали выкашивать болезни. Врачи долго не могли понять, в чём причина. Оказалось, что мыло уничтожало природный жировой слой, которым была покрыта кожа аборигенов. Без него они оказались не в состоянии бороться с различной заразой.
Первый руководитель Чаунского райкома ВКП (б) Наум Пугачёв в 1933 году так описывал Чукотку: «Мрачные морские берега, вековые льды, мороз, пурга. Хилые кочевые яранги, каменный молоток, примитивный лук и стрелы, шаманство, патриархальщина». Постепенно всё это уходило в прошлое. Лук и стрелы были заменены на ружья, традиционные байдары уступили место моторным лодкам, в колхозы завозились тракторы. По воспоминанием очевидцев, знакомство с техникой не всегда проходило гладко. Так, например, когда в посёлок Рыркарпий, относящийся к колхозу «Пионер» (Иультинский район), привезли трактор, чукчи долго боялись подойти к этому «зверю». А уж когда кто-то из комсомольцев его завёл, так они и вовсе разбежались.
Постепенно у чукчей появилась своя письменность (был даже составлен русско-чукотский разговорник), женщин на роды вывозили из тундры в больницу, успешно шла борьба с поголовной неграмотностью. Опять же, имели место перегибы и недальновидность. Детей насильно отправляли на учёбу в города, откуда они либо не возвращались, либо возвращались, но совершенно не подготовленные к специфической жизни на Севере.
Почти 150 лет чукчи успешно сопротивлялись отрядам Российской империи. Более того, присоединить Чукотку удалось лишь благодаря прянику, а не кнуту. А вот новой власти аборигены ничего не смогли противопоставить. Все перемены, которые происходили форсированными темпами, сильно сказались на менталитете северян. И ничего удивительного в этом нет; когда за какие-то 10−15 лет насильно меняется уклад и мировоззрение, то сложно пройти проверку на прочность. Чукчи не смогли. Народ, что называется, начал впадать в депрессию. Если верить отчётам председателей чукотских колхозов и различным проверкам, то жизнь на полуострове была чуть ли не райской. Аборигены стали культурными и образованными. Появилась даже местная интеллигенция. Чукчи с удовольствием переселялись в кирпичные дома, пользовались всеми благами цивилизации. Оленеводство и добыча зверя росла от квартала к кварталу… В общем, по отчётам можно было понять, что на Чукотке, как и во всей стране, со дня на день ждут прихода коммунизма.
Но реальность была несколько иной. Спору нет, среди чукчей были и такие, кто действительно смог выбиться в люди при Союзе. Некоторые становились лётчиками или военными, писателями или актёрами. Но в общей своей массе народ начал хандрить, а затем и деградировать. Они перестали считать себя «настоящими людьми» (ведь их самоназвание луораветланы переводится именно так). Правда, периодически случались и бунты. Точнее, вспышки «памяти предков». Чукчи неожиданно вспоминали о том, кем они когда-то являлись. Так, например, в 1947 году они отправились бить эскимосов на их же североамериканской территории. И с этой задачей справились блестяще.
В архивных документах упоминается случай, когда старейшина одного из посёлков умыкнул себе в жёны «спортсменку, комсомолку и просто красавицу». Вернули её только за большой выкуп. Был и другой прецедент, произошедший уже в конце 1950-х — начале 1960-х годов. Тогда кто-то из чиновников предложил ввести дополнительный налог для чукчей. Зная их нравы, он обезопасил себя, как только мог. В его квартире и у дома дежурили милиционеры. Но однажды ночью чукчи сумели его выкрасть. И только когда он пообещал не раздражать аборигенов налогами и какими-либо законами, они вернули его в ту же квартиру.
Но это единичные случаи. В основном народ начал искать утешение в спирте. По статистике, много пили как мужчины, так и женщины. А это приводило к высокой смертности.
Анекдоты про чукчей, как считают исследователи, массово появились в 1960−1970 годы. Они явились результатом насильственного насаждения цивилизации и форсированной коллективизации. Образ сурового, беспринципного воина, который мог ночью пробраться в поселение коряков и подчистую всех вырезать, сменился образом глупого, наивного аборигена, который по развитию интеллекта может поспорить разве что с пятилетним ребёнком. Жизнь при советской власти имела для аборигенов плачевные последствия. Несмотря на все плюсы, чукчи потеряли главное — они перестали быть собой.