Третий путь
22 июня 1941 г. в русской эмиграции произошёл очередной раскол: в разразившейся войне одни увидели надежду на крушение коммунизма, другие категорически не принимали видение её как путь к свободе России. Часть эмигрантов выступила против Германии, а несколько тысяч человек впоследствии бились против Гитлера. Но многие белые, 20 лет ждавшие возможности вернуться в Россию, поддались соблазну взять реванш с помощью нацистов, провозгласивших себя борцами против мирового еврейского большевизма. В битве СССР и Рейха такие эмигранты, как и власовцы, искали «третий путь». Кто-то работал в русских националистических группах внутри Третьего рейха, кто-то служил в коллаборационистских частях, другие отправлялись на Восточный фронт в качестве переводчиков. По разным оценкам, их было от 15 до 20 тыс. — больше, чем русских участников движения Сопротивления в разных странах.
Почему такое количество людей сделало выбор в пользу немцев — один из главных вопросов истории эмиграции в годы Второй мировой войны. Германофильские настроения не были настолько распространены. Сильнее опасений перед гитлеровской агрессией была ненависть к коммунизму. Как и все коллаборанты, эмигранты не считали себя предателями (часто совершенно искренне). Выступление в рядах германской армии они воспринимали как единственный доступный метод борьбы за освобождение России от большевизма. Желаемое при этом выдавалось за действительное — в начале войны казалось, что с Германией получится договориться или же спасённая Россия сможет дать победителям-немцам отпор. Прежде чем этот мираж русско-немецкого антибольшевистского союза растаял, он успел увлечь немало людей.
Несмотря на все надежды, заблуждения и иллюзии, перед эмигрантами, вставшими под знамёна Рейха, всегда возникал тяжелейший моральный выбор. Малоизвестный и недооценённый эмигрантский писатель Евгений Гагарин написал об этом свой главный роман — «Возвращение корнета».
Евгений Гагарин — корнет Подберёзкин?
Внук успешного архангельского купца Евгений Гагарин ненавидел коммунистов и желал их падения. Молодой статистик треста «Севстрой» жил во «внутренней эмиграции» — внешне мирился с социальным и политическим строем Советской России, но тянулся к противникам советской власти. Гагарин женился на репрессированной дочери известного философа и эмигранта Н. С. Арсеньева, а в 1933 г. тесть выкупил их у властей СССР (за право выезда требовали огромные пошлины). Гагарины поселились в Германии.
Несмотря на укрепление гитлеровского тоталитарного режима, те немногие русские, что ещё оставались в этой стране, находили возможность уклоняться от службы на нацистов. Гагарин учился в Лесной академии в Эберсвельде, а затем работал в международной организации по изучению лесов. До конца своей короткой жизни (1905−1948 гг.) он писал о России и эмиграции. В 1948 г. Гагарин попал под колёса грузовика в Мюнхене и погиб. Незадолго до этого он успел закончить «Возвращение корнета» — единственный в русской литературе роман об эмигранте, который с немцами пришёл в СССР.
История этой книги туманна. Сам Гагарин, судя по всему, с вермахтом в России всё же не был (подробности его биографии почти неизвестны). Очевидно, в Мюнхене, где жили многие бывшие коллаборационисты, Гагарин с ними сталкивался и слушал их рассказы; едва ли он мог иначе в деталях узнать о деяниях вермахта на Востоке. И если уж этот роман и не автобиографичный, то во всяком случае он автопсихологический. Писатель разделил все переживания, мифы, несбыточные надежды и выбор эмиграции.
Главный герой романа — корнет Подберёзкин — бывший офицер белой армии и русский переводчик вермахта. Как и все белые изгнанники, он давно ждал, когда вновь сможет ступить на родную землю. «Правда, возвращался он не так, как представлял себе все эти годы, — не в рядах белой армии, очищающей огнём и мечом родную землю от полонившей её нечисти». Корнет разрывался между желанием возобновить «очищение русской земли» и стремлением уберечь Россию от немецкой политики в отношении русских, суть которой затем ему открылась: «Когда началась война, то сначала радостно прянуло сердце: вот оно наступило, то, чего двадцать лет ждали не переставая, — освобождение родной страны, пусть даже с чужой помощью».
В немецкой форме
«Что-то было всё-таки не так — это ему с самого начала стало ясно. (…) не было ни радости, захватывающей без остатка, ни даже нетерпения, а скорее тревога, неуверенность, неясная боязнь». Россия стала иной — это чувствовалось. Эмигранты думали, что старая знакомая им страна всё та же, лишь мучается под коммунистическим игом. Но жизнь в «Совдепии» продолжалась, за 20 лет выросло новое поколение с новыми идеями, привычками и заботами: они уже не знали Евангелия, изменился их язык, а оставшиеся представители благородных фамилий считали себя обычными советскими людьми. Как оказалось, несмотря на бытовые тяготы советской жизни, «белых освободителей» здесь не ждут.
Радость прибытия под осаждённый Ленинград — город юности — быстро омрачилась неприязнью к нацистским офицерам. Не все из них считали своим долгом, как молодой лейтенент фон Эльзенберг, обнадёжить русского корнета, что Германия не хочет поработить русский народ и что найдётся общий путь. Другие офицеры вермахта прониклись пропагандой теории расового превосходства и понимали поставленную Гитлером задачу: русские для них — «варварский, дикий и глупый народ», подлежащий истреблению. Два офицера — Эльзенберг и Корнеманн — воплощают два взгляда немецких военных на «русский вопрос». Один верит в крестовый поход против еврейского большевизма, другой понимает, что России отведена роль «удобрения» для восхождения великой Германии, и политический строй России не имеет значения. О вымирании русских миллионами Корнеманн говорит: «Мы не скрываем, что хотим этого, что это наша цель. Мы народ без пространства, и мы хотим его получить, и мы получим его». Русские же должны подчиниться и снизойти до рабского состояния или умереть. столкнувшись с ним, Подберёзкин «понял, что по какой-то ошибке находится здесь, что, несмотря на его немецкую форму, он был чужой всем присутствующим», а в Корнеманне чувствует врага.
Советские пленные оказались корнету ближе, чем немцы. Видел он и расстрелы пленных, и издевательства над ними на допросах. Понял, что их могут уничтожить только за то, что они русские, знал, что в лагерях «держали их впроголодь, били смертным боем: чем больше погибнет, тем лучше». Когда Красная армия начала громить вермахт, а немцы стали отступать, корнет в глубине души радовался. Побеждали — потому что «защищали Россию, а не коммунизм, это корнету стало давно ясно (…). Побеждала именно Россия». Подберёзкин лишь жалел, что заодно спасается и коммунизм.
Видел корнет и власовцев, почему-то убеждённых, что они являются русской армией, а не немецкими марионетками: «третий путь» в немецкой форме. Кроме разочарования, война принесла осознание эмигрантских ошибок: «Здесь, на чужбине, он весь ушёл в любование прошлым, в личную судьбу. Россия стала для него придатком к ней, к пейзажам Нестерова и Левитана. Живое тело России он обратил в ландшафт!.. В этом и заключается его основной грех, тягчайший грех его поколения». Россия никогда не умирала, просто в ней началась новая жизнь. Чтобы это понять, понадобилось надеть немецкий мундир, под знаком свастики вернуться на родину и убежать оттуда под ударами красноармейцев.
Многим эмигрантам, служившим немцам, удалось уйти от ответственности после 1945 г. — они осели в Западной Германии и других странах Европы или уехали в США. Но службу нацистам даже искренне заблуждавшимся коллаборантам никто и никогда не простил — ни Россия, ни эмиграция, ни история.