28 ноября финскому посланнику была вручена вторая Нота Советского правительства, по радио прозвучала речь Молотова о разрыве дипломатических отношений и денонсации пакта о ненападении, а войскам ЛенВО был объявлен приказ о переходе границы Финляндии и разгроме финских войск. На следующий день в 8.00 Красная Армия перешла в наступление на всех направлениях от Финского залива до арктического побережья.
О Майнильском инциденте современные отечественные историки, занимающиеся советско-финляндскими отношениями, высказывают неоднозначное мнение. Одни считают, что обстрел был произведен с советской стороны, другие — что с финской, а третьи вообще утверждают, что никаких выстрелов не было. На эту тему было опубликовано немало статей. В архив МИД Финляндии находится на хранении папка с материалами о провокации в Майнила (Ф. 109, оп. А, д. 6.). В ней есть несколько любопытных документов:
Протокол допроса военнопленного Ивана Сергеевича Удовиченко от 15 сентября 1941 года в лагере военнопленных № 1.
Личные данные: Удовиченко Иван Сергеевич, род. 7.2.1915 станция Нежино, Украина, закончил 6 классов школы и 3-месячные курсы младших командиров. Гражданская профессия — крестьянин. Отец умер в Германии, женат, имеет двух детей, жена в эвакуации.
Воинская повинность
Военнопленный был призван на службу в армию в 1937 году в Ленинграде в 68-й стрелковый полк. Полк был передислоцирован на Карельский перешеек и стоял в 12 км от госграницы. Военнопленный находился там до октября 1938 года, после чего проходил обучение на трехмесячных курсах младшего командного состава на Черной Речке (Карельский перешеек) до января 1939 г. Все лето 1939 года он провел на оборонительных работах в Майнила. Прострелив себе палец 21 ноября 1939 года, он был госпитализирован на Черную Речку, откуда его вместе с другими пациентами госпиталя отправили
Оттуда 21 января 1940 года военнопленный был направлен в 31-й резервный стрелковый полк, а 8 сентября 1940 года его отправили в Элисенваара в состав 701-го стр. полка, откуда вместе с 3-м батальоном военнопленный прибыл на станцию Сорьо. Два месяца он охранял военные склады в Кякисалми. В мае и июне 1941 он заболел и лечился в Выборге, а в июле был переведен в ленинградский госпиталь. Оттуда он и попал на фронт.
Военные действия
5 августа 1941 года военнопленного отправили в состав Отдельного батальона (номера он не помнит) 115-й стр. дивизии в район Сайрала. Примерно в 20 км к западу от Сайрала батальон попал в окружение. Около двух недель военнопленный блуждал по лесам и сдался в плен вместе с тремя другими рядовыми 21 августа 1941 г. в районе Сювяоро (?). Он сдался бы и раньше, но боялся, что расстреляют.
Майнила, 1939 год
Согласно утверждениям военнопленного два полевых орудия (калибра 76 мм) артиллерийского полка (номера он не помнит) обстреляли Майнила. Военнопленный говорит, что сам слышал 5 орудийных выстрелов. Целью был провокационный обстрел своей территории, но один из снарядов попал в пулеметное гнездо, в котором были убиты младший лейтенант Пятаев, один младший сержант, один рядовой и один рядовой был ранен. Согласно рассказу пленного, солдаты 1-й и 2-й роты 1-го батальона 68-го стр. полка знали все, что Майнильскими выстрелами их обстреляли со своей территории. По крайней мере уже 15 ноября 1939 года всем было известно, что война начнется.
Военнопленные 1939−1940 гг.
Попавший в плен в 1939—1940 гг. младший лейтенант Попов после обмена пленными был расстрелян. Военнопленному пришлось сообщить об этом его вдове.
Командному составу во время этой войны внушали, что она была оборонительной. Уже заранее были составлены планы отступления. Военнопленный рассказывает откровенно.
Записано дознавателем капралом Р. Аксола
Копию заверил офицер канцелярии: Лейтенант Юсси Саукконен
Военнопленный И. С. Удовиченко пишет:
В ноябре 1939 года, до начала военных действий в деревне Майнила размещались и готовились к военным действиям I-й, II-й и III-й батальоны 68-го стр. полка 70-й стр. дивизии. На правом фланге располагался 208-й (по старой нумерации) стр. полк, а на левом в направлении Нового Белоострова 209-й стр. полк. Номера 208 и 209 были новыми, также как и 210-й стр. полк, в который был преобразован 68-й стр. полк 70-й стр. дивизии.
Кроме этого неподалеку от Майнила в Старом Белоострове, в Старом и Новом Алакуле, в Кальяла и в Аккази находились подчиненные XIX АК подразделения, такие как батарея 76-мм пушек, 122-мм гаубичный полк и батареи 45-мм пушек (номеров не знаю), саперные роты, роты связи, также как и подчиненные комендатуре Старого Белоострова пограничные подразделения. За два-три дня до начала военных действие, то есть
Командование 68-го стр. полка, в особенности III-го батальона, так же как и часть красноармейцев 1-й и 2-й рот, знали, что инцидент был организован по инициативе Советского Союза, что это был спорный вопрос и открытая провокация для начала военных действий против Финляндии. Все они знали и ждали с минуты на минуту ответного огня с финской стороны, а также приказа о наступлении от советского руководства. Комиссар 68-го стр. полка Пянцев пытался «пачкать мозги» убеждая с помощью политработников рот и других подразделений личный состав в том, что инцидент был спровоцирован финскими военными, но командиры и солдаты знали кто это сделал и не хотели его слушать. Кроме этого позднее вечером стреляли также с берега Сестры-реки, что подтвердило с какой стороны летели снаряды. Во время пребывания в плену я не встречал никого из 68-го стр. полка, кто был тогда в Майнила. В соседнем полку, а именно в 208-м стр. полку, в последнее время который был краснознаменным под номером 588 и находился в подчинении XIX АК, служивший в нем мл. лейтенант Богачев также не знает откуда выстрелы были произведены; что он знает, а что нет я сказать не могу.
На финский перевел лейтенант Й. Тиинус.
Отправлено Ставкой в МИД 5 ноября 1941 года.
Рассказ военнопленного № 8239 из 2-й роты лагеря военнопленных № 6 о Майнильских выстрелах, основанный на собственных впечатлениях при прохождении военной службы в качестве разведчика артиллерии 68-го стр. полка.
Осенью 1939 года по всей территории Советского Союза прошла волна мобилизации, когда в Красную армию призывали как проживавших в городах, так и в деревнях. 13 сентября меня обязали явиться в Сертолово, которое находилось близ финляндской границы. Там меня направили в 68-й стр. полк артиллерийским разведчиком 76-мм полевой батареи. Полк дислоцировался тогда в 2 км от финской границы в деревне Новый Алакуль. Полк к тому времени был уже полностью укомплектован главным образом призванными резервистами, а 13−14 сентября прибыли и запоздавшие по какой-то причине подразделения срочников и конная тяга. Жили мы в палатках в каком-то молодом лесочке. Началась монотонная ежедневная полевая служба для людей, оторванных от повседневной гражданской жизни. Нетерпеливо считали дни до окончания обещанного срока месячных внеочередных военных сборов. Но нашим надеждам не суждено было сбыться.
17 сентября объявили боевую тревогу и через три часа полк ушел на марш, в том числе и моя батарея, а по прибытию в деревню Майнила все заняли боевые позиции. Орудия были нацелены на деревни, стоявшие на финской стороне, а нам, артиллерийским разведчикам, дали приказ неустанно следить за деревнями круглые сутки. Этими приграничными деревнями были: Карвала, Хаапала, Яппиля, Таммиселькя и Мустапохья. Многие из нас думали отчего вышел такой внезапный поворот дел, и только на следующий день мы узнали, что Красная Армия вошла в Польшу и высшее руководство опасалось, что со стороны Финляндии могут последовать некие эксцессы, поэтому у границы и были сосредоточены войска. На случай возможных враждебных акций со стороны Финляндии войскам был дан приказ пересечь границу (реку Сестра) и занять приграничные районы. Лозунг «Чужой земли мы не хотим» выглядел уже устаревшим и в начале второй мировой войны у Сталина появилось намерение расширить территорию страны за счет миролюбивых маленьких прибалтийских государств. Это было совершенно безопасно и возможно могло пройти безнаказанно. После этого можно было приступать к действиям, направленным против государств покрупнее. Так планировал Сталин и тем самым он начал осуществлять заветную мечту 3-го Интернационала о мировой революции, «пролетарии всех стран соединяйтесь» под сталинским скипетром.
Финский народ не хотел войны и не верил, что могучий сосед с населением в 50 раз превышающим численность Финляндии, нападет на нее. Мы, разведчики, которые наблюдали денно и нощно за финскими приграничными деревнями, в своих ежедневных рапортах не могли сообщить ничего иного, кроме того, что жители их ведут спокойную, тихую и счастливую мирную жизнь.
Присоединение к Советскому Союзу некоторых частей польского государства возбудило аппетиты большевиков и коммунистов. Красная Армия праздновала «блестящую победу», которая досталась благодаря разгрому немцами польской армии. Надо было ковать железо пока горячо и начинать без промедления войну против Финляндии. Но начинать войну самим было как-то неудобно, надо было придумать какой-нибудь фантастичный конфликт или провокацию на границе, чтобы снять с себя ответственность в глазах собственного народа, а также перед «братьями по классу» соседнего государства. Был придуман лозунг о безопасности «колыбели революции» Ленинграде, которая могла быть обеспечена перемещением границы на 50−60 км вглубь Финляндии. Одновременно, пока велись дипломатические переговоры, у самой границы концентрировались войска, строились новые фортификационные сооружения прямо перед носом у финнов, выставлены орудия, нацеленные на финские приграничные деревни. В хорошую солнечную погоду в небе над границей летали десятки наших самолетов, нарушавшие территориальное пространство в районе Кронштадта. Мы думали, что финны откроют огонь по ним или собьют один из них, и тогда появится веская причина начать военные действия. Но финны отвечали на эти акции полнейшим молчанием.
Только когда красноармейцы выставили орудия и пулеметы на полевые позиции и направили их в сторону деревень, финны эвакуировали мирных жителей и их домашний скот подальше от опасной границы. 10 октября не было видно дымов, поднимающихся из печных труб, не было видно животных обычно пасущихся на лугах. Только из одной деревни Карвала было уведено более 100 голов крупного рогатого скота.
Несмотря на все усилия, нашему военному командованию не удалось получить ничего достойного внимания, хотя оно пыталось заставить нас быть особо бдительными (мы были обязаны отмечать каждое малейшее передвижение на той стороне границы днем и малейший звук ночью), ничто не привело к ожидаемому результату. Каждая смена наблюдателей отмечала одно и то же день ото дня в своем журнале дневного дежурства: молотят овес, сушат сено. А ночью делали одну запись — крик петуха, указывая точное время и примерное нахождение «диверсанта».
Наш наблюдательный пункт в Майнила перенесли к самой границе у шоссе. Каких-то 200 метров отделяло нас от проволочных заграждений на берегу реки и 500 метров от финских пограничных нарядов. Все время нам надлежало наблюдать за целями через буссоль. Когда мы, уставшие, возвращались в казарму, то передавали журнал наблюдений командиру разведывательного отделения, с которого он незамедлительно делал копию и передавал ее дальше в штаб полка. От него мы также получали задание на следующий день и строгий наказ быть особо бдительными. Политруки нам читали лекции о финских вооруженных силах и делали расчеты за сколько дней Красная Армия сможет оккупировать Финляндию — по их мнению на это было достаточно 10−15 дней.
Итак, наступил день мирового преступления — позорной Майнильской провокации 26 ноября 1939 года. В этот день мы как обычно находились на боевом дежурстве на своих передовых позициях. Был туманный осенний день. Мы бдительно наблюдали за ближними окрестностями и за тем, что находилось далеко от нас на сопредельной стороне. Что там было? Что нарушило это спокойное безмолвие? С удивлением мы услышали рассказ посетившего нас начальника разведывательного отдела артиллерийского полка о том, что он с группой военных топографов наносил на карту «вражеские» цели. Согласно его сведениям находившаяся в деревне Таммиселькя школа являлась мощным железобетонным ДОТом, который надо было в первую очередь уничтожить. Там же в трех отдельно стоящих домах размещался почти батальон самокатчиков. И еще много других «тайн» открыл нам разговорчивый командир.
В журнале наблюдений мы записали тогда обычную информацию: «от будки пограничной охраны в сторону деревни Яппиля выехал один солдат на велосипеде»; «из деревни Хаапала в деревню Таммиселькя проехала телега с сеном, лошадь темной масти» и тому подобное. Пришло обеденное время. Я побежал в рядом находившееся пулеметное гнездо, где покушал и немного отдохнул. В 15.00 зазвонил телефон. Всем дозорам находившимся на открытых позициях был дан приказ перейти в блиндажи и оставаться в них до особого распоряжения. Начальник дозора отправился оповещать остальных подчиненных. Я поспешил к своему наблюдательному пункту, поскольку я не относился к пулеметной роте, а был артиллеристом. Я также не относился и к дозорным открытых позиций, так как сидел внутри наблюдательного пункта.
Все было спокойно. Внезапно откуда-то с тыла со стороны деревни Майнила, где находился мой полк, послышались раскатистые звуки и чуть позднее с того же направления мощные взрывы. Я посмотрел на часы, они показывали 16.00. Всего я насчитал примерно дюжину разрывов. Я посмотрел назад, откуда донеслись эти взрывы, но не заметил ни огня, ни дыма. Я перевел взгляд на финскую сторону, где возле сосны сидел ихний наблюдатель и что-то записывал в блокнот. Начало смеркаться. В свою буссоль я больше ничего не мог увидеть, поэтому забрав ее с собой, я поспешил в казарму. Здесь к нам пришел начальник взвода разведки товарищ Близнецов, который спросил: «Ну что вы видели и слышали?» Мы показали ему журнал наблюдений. «Как так? Выстрелы с тыла? Выстрелы были с финской стороны, это разрывы были на нашей». Мы с моим напарником переглянулись. «Разрешите товарищ командир взвода доложить, что выстрелы были произведены именно в 16.00. К этому часу все открытые посты внешнего наблюдения были сняты согласно приказу, поступившему по телефону. С финской стороны не было замечено никакой стрельбы, выстрелы и разрывы доносились со стороны казармы, находящейся в Майнила, причем взрывы произошли еще ближе к границе». «Да, действительно, мы испытывали там миномет новой модели. На эти испытания прибыл из Ленинграда сам Начальник НКВД товарищ Гоглидзе со свитой. Там все в порядке. По причине этих испытаний мы дали приказ временно убрать все посты наружного наблюдения и закрыть движение по дорогам на Майнила. Но почти одновременно финны обстреляли нашу территорию из орудий, одно попадание пришлось в батальонный блиндаж, где один сержант погиб, а три-четыре красноармейцев было ранено. Вам следовало более внимательно слушать». Мы продолжали стоять на своем. «Ну разве непонятно? Вы ошиблись направлением звука выстрелов. Они были произведены не с нашей, а с финской стороны. Слышите?»
«Мы поняли, товарищ командир взвода».
«Теперь можете ступать отдыхать, но помните, что все что вы видели и слышали является военной тайной. А знаете, чем карается разглашение военной тайны?»
«Знаем, товарищ командир взвода. Высшей мерой».
«Можете идти. Но помните».
«Есть, товарищ командир взвода».
В казарме наши товарищи окружили нас и стали расспрашивать: «Что вы видели?».
«Ничего не видели, только слышали. А что там стряслось-то?»
«Говорят, что в каком-то батальоне нашего полка погибло и ранено несколько красноармейцев и один сержант. Выстрелили с той стороны».
«Ну, а как минометная стрельба, все прошло нормально?» — спросили мы в свою очередь.
«Да, все нормально. Рассказывают, что туда сам Гоглидзе приезжал. И сразу после того нас и обстреляли».
«Ну, а где погибшие и раненые, кто они?»
«Никто из нас их не видел и не знает».
Тут в казарму пришел политрук. Мы в это время уже раздевались, готовясь ко сну.
На следующее утро весь гарнизон батареи собрали на митинг, на котором нам сообщили, что наша малюсенькая деревенька Майнила прославилась на весь мир. Об этом заявил сам Молотов, сказав, что за вчерашний день финны заплатят дорого. Надо быть готовым ко всему.
В полку и батарее началась ужасная суета для приготовления на случай вероятного приказа. Мы как обычно отправились на дежурство к своему наблюдательному пункту. Нацелили свою буссоль на сопредельную сторону — там все было спокойно. Но тут вдруг со стороны Яппиля появилось три легковых автомобиля. Они подъехали к будке пограничной стражи и из них вышло несколько человек в гражданском и в военной форме. Недолго поговорив с начальником пограничной стражи, они отправились пешком к мосту. Подойдя к нему, они немного постояли, посмотрели в нашу сторону и возвратились обратно. Вскоре машины поехали ко второму погранпосту, побыли там какое-то время и вернулись обратно по той же дороге. Ничего особенного не происходило ни в этот день, ни 28 и 29 числа.
Напротив, у нас в это время царила страшная суета: солдатам выдали комплекты зимней одежды, ручные гранаты, взрывпакеты и новые противогазы.
Вечером 29 ноября нам приказали собраться в казарме, куда прибыл комиссар дивизии. То, что я помню из его речи можно описать несколькими словами: финны отвергли предложения нашего правительства. Завтра утром 30 ноября в 8.00 начнется война. Надо быть готовым к маршу начиная с 4.00 утра. Мы разошлись, чтобы еще раз проверить свое снаряжение, и отправились пару часов поспать. Завтра начнется война — долгожданное завершение позорнейшей Майнильской провокации. Сталин и коммунисты начали войну под лозунгом: «Революция идет».
На финский перевел лейтенант Ю. Харьюлехто
Отправлено Ставкой в МИД 4 июля 1942 года
Показания военнопленного
Имя: Симонов Фома Харитонович.
Место и год рождения: 26.12.1905, деревня Садовичи под Минском.
Звание и должность: мл. лейтенант, 33-й Погранбатальон, начальник противогазовой защиты.
Подразделение: 33-й Погранбатальон.
Где, когда и как попал в плен: на берегу Вуоксы 23.8.1941 (был ранен).
Когда и где был призван на военную службу: 1928 г., Стрельна, 7-я артбриг. Отслужил 2 года.
Где и когда зачислен на кадровую службу:
Служил в 33-м Погранбатальоне с 1935 г.
События в начале Зимней войны в Майнила
В 1939 году я был начальником пограничного дозора на погранзаставе Каллелово (5-й Сестрорецкий Краснознаменный пограничный отряд войск НКВД Ленинградского Военного Округа) до июня месяца, когда меня перевели по приказу начальника погранотряда Соколова на новое место в Шлиссельбург в 33-й Ладожский отряд морской пограничной охраны НКВД Ленинградской области, где я служил до 23 августа 1941 года начальником противогазной защиты.
В то самое время моя жена Вера Матвеевна и моя дочь находились еще на моем старом месте службы в Каллелово. Ранее вывезти семью оттуда не было возможности с одной стороны потому, что начальник 33-го погранотряда и начштаба капитан Филиппов не отпускали меня со службы забрать семью, а с другой потому что мне не дали ни комнаты, ни мебели, да и жил я в гостевой комнате при казарме. Освободившись от дежурства 28 ноября, я пошел просить начальника погранотряда предоставить мне отпуск и машину, чтобы я смог съездить к семье в Каллелово. Он отпустил меня, учитывая неразбериху, творившуюся в это время повсеместно. Я взял полуторку и поехал к семье. По прибытию
После речи Молотова начальник 5-го Сестрорецкого Краснознаменного пограничного отряда майор Окуневич отправил на заставу и в комендатуру соответствующую обстановке телефонограмму: «Личному составу погранзаставы и комендатуры находиться в полной боевой готовности и что еще недоделано, довести до конца. Следует быть готовым к отражению финских войск. Окуневич».
До этого на границе был усилен пограничный наряд.
Я был в то время на Каллеловской погранзаставе 5-го Сестрорецкого Краснознаменного пограничного отряда и понимал сложность обстановки. Пришло время переходить от слов к делам, то есть переход границы означал захват Финляндии. Я быстро упаковал свои вещи и немедленно отправился на место службы в Шлиссельбург. Я был еще в пути, когда в 8 утра вдоль всей границы прокатилась канонада артобстрела.
По прибытию к 10 часам утра в расположение 33-го Ладожского отряда морской пограничной охраны 30 ноября 1939 года, я узнал, что наши войска по приказу тов. Молотова перешли госграницу и продвинулись в некоторых местах на 7 км вглубь Финляндии. Продвижение их шло быстрыми темпами, а финские войска быстро отступали, не оказывая серьезного сопротивления.
Начиная с мая 1939 г. вплоть до этого времени армейские штабы и НКВД развертывали кадровые части вдоль всей государственной границы. Сосредоточение происходило главным образом по ночам, чтобы финны не заметили и гражданское население не знало, которое не хотело войны.
Деятельность батальона капитана Угрюмова
Батальон заранее получил приказ пересечь границу и находиться у погранзаставы Каллелово на направлении Терийоки. Перед переходом границы туда прислали из Ленинграда корреспондента газеты «Правда», который регулярно описывал в газете события по пути продвижения батальона. Он нахваливал бойцов, но ни разу не упомянул, что батальон трижды переносил сокрушительные потери из-за неопытности личного состава до полной его замены.
После войны капитан Угрюмов был награжден Орденом Красного Знамени и получил звание майора. Его отправили в военную академию. Он не посещал ее, поскольку получил звание полковника. Всего этого он добился за то, что строго держал в тайне свое участие в провокационном обстреле заставы Каллелово в самом начале войны против Финляндии. После заключения мира опубликовали число потерь. С нашей стороны погибло 46 000, а финнов свыше 50 000.
Перевел сержант Е. Контро.
Разумеется, не всем сведениям, содержащимся в представленных документах, можно безусловно доверять. Иной раз военнопленные сообщали то, что слышали от других лиц или узнали из газет. Но они являлись свидетелями и очевидцами реальных фактов, хотя в той обстановке не всегда могли оценить их адекватно. Теперь, когда достоянием нашего общества стали секретные документы армейских штабов и органов НКВД, пытливый читатель в состоянии сам определить, что военнопленные говорили искренне, а в чем заблуждались.