Отучившись в Царскосельском лицее вместе с Пушкиным и получив от ровесников неприятное прозвище, Модест Корф лучше всего усвоил одну науку — продвижения по службе. Демонстрируя благоговейную преданность престолу, он сначала пошел работать в Министерство финансов, потом фактически сменил Сперанского на высоком посту, а в итоге — вошел в разгар европейских революций в так называемый цензурный комитет, который осуществлял надзор «за духом книгопечатания».
После смерти Александра I в 1825 году возникло недопонимание в том, кто должен занять престол после него. Один брат его, Константин Павлович, давно от царствования отказался, другой же брат, Николай Павлович, притязания на престол не оставил, однако был крайне непопулярен в военных кругах.
В начале декабря формально императором стал Константин Павлович, многие солдаты даже успели дать ему присягу. Впрочем, через несколько дней о своих правах на престол заявил Николай Павлович. На 14 декабря назначили новую присягу, теперь уже ему.
«Государь встал рано. Он предчувствовал приближавшуюся опасность; но ожидал ее со спокойствием невинности и бесстрашия», — описывает те события в своей книге Модест Корф. «Город кипел заговорщиками, и ни один из них не был схвачен, ни даже замечен; они имели свои сходбища, а полиция утверждала, что все спокойно», — продолжает он.
Заговорщики решили воспользоваться ситуацией, в которой как народ, так и армия не понимали, за кем действительно останется престол. Несмотря на то, что Сенат 13 декабря признал в качестве Императора Николая, до людей эту весть ещё не донесли. Первые волнения начались утром 14 декабря, когда солдат в Петербурге обязали дать «переприсягу», то есть поклясться в верности Николаю.
«В то время, когда большая часть войск присягала в совершенном порядке и огромное большинство народонаселения столицы с умилением произносило обет вечной верности Монарху, скопище людей злонамеренных или обольщенных, обманывавших или обманутых, стремилось осквернить эти священные минуты пролитием родной крови и дерзким, чуждым нашей Святой Руси преступлением», — пишет Корф.
В ночь на 14 декабря офицеры из числа заговорщиков тайно вели агитацию в казармах. Как итог — к 11 часам утра восставший лейб-гвардии Московский полк занял Сенатскую площадь. Всего их было менее тысячи человек, однако вскоре к ним примкнули части других батальонов.
«Один из офицеров ранил саблей сперва генерала Фредерикса, потом генерала Шеншина, которые оба упали без чувств; нанес несколько ударов полковнику Хвощинскому и также ранил сопротивлявшихся ему гренадера и унтер-офицера. Наконец часть полка, под его предводительством, выбежала из казарм и с распущенными знаменами и криками «ура!», насильно увлекая с собою встречавшихся военных, устремилась, в совершенном неистовстве, к Сенатской площади. Вслед и вокруг нее бежала толпа народа», — описывает эти события Модест Корф.
Вести о неповиновении солдат быстро доходят до Зимнего дворца, где находится Николай Павлович. Он решил с небольшим числом солдат выдвинуться к Сенатской площади, чтобы оценить обстановку. «С одною этою ротою [Преображенской], сопровождаемый, сверх Кутузова и Адлерберга, Стрекаловым, Перовским и флигель-адъютантом Дурново, к которым вскоре присоединились генерал-адъютанты князь Трубецкой и граф Комаровский, Государь двинулся за фузелерными ротами, по направлению к Сенатской площади», — пишет в своей книге Корф.
В то же время генерал-губернатор Петербурга Михаил Милорадович подъехал верхом к восставшим солдатам. Он считал, что сможет найти общий язык с революционерами, однако для героя Отечественной войны 1812 года все закончилось трагично. «Но вдруг — поднятые к верху руки Милорадовича опустились, будто свинцовые, туловище перегнулось, лошадь рванулась вперед, и он упал на грудь Башуцкого. Переодетый отставной поручик Каховский, стоявший в толпе народа за лошадью графа, подкрался к нему и выстрелил, почти в упор, из пистолета в бок, под самый крест надетой на нем Андреевской ленты», — утверждает Модест Корф.
Узнав об опасности, которая поджидает его на Сенатской площади, император Николай стал стягивать туда все войска, расквартированные в Петербурге и подконтрольные его военачальникам. У подножия Медного всадника — среди декабристов — стояло не так уж много солдат, однако император медлил: ему не хотелось начинать первый день царствования с кровопролития. Впрочем, как отмечает Корф, других методов, кроме силового, у Николая фактически не оставалось: «Упорство мятежников, которые, несмотря на усиливающуюся вокруг массу войск, продолжали стоять неподвижно на занятых местах, выстрелы по генералу Воинову и другим, наконец и по самом Государе — все это, к сожалению, указывало на необходимость обратиться к мерам более энергическим и решительным».
Первое распоряжение об атаке император отдал конной гвардии, которая, в целом, потерпела полный крах. «На площади было очень мало снега, неподкованные на шипы лошади скользили по оледенелым каменьям, у людей не были отпущены палаши, и, сверх того, при тесноте места, бунтовщики, в сомкнутой массе, имели всю выгоду на своей стороне. Первая атака и повторенные за ней несколько других — пишет Корф — остались безуспешными. Напротив, от батального огня, которым встречали мятежники каждый натиск Конной гвардии, в ней многие были ранены».
Восставшие войска стояли на Сенатской площади вплоть до трёх часов дня, в тот момент уже начало смеркаться. Поскольку бунт ночью грозил перерасти в нечто более масштабное, Николай Павлович решил окончательно утихомирить протестующих — к площади подвезли артиллерию.
«По Его приказанию поставили приведенные четыре орудия поперек Адмиралтейской площади и, сняв их с передков, скомандовал, для острастки бунтовавших, сколько мог громче, чтобы заряжали пушки боевыми зарядами. Государь подъехал к фронту и поздоровался с людьми. «Орудия заряжены, — донес Ему Сухозанет так тихо, чтобы никто другой не мог слышать, — но без боевых зарядов», — уточняет в своей книге Корф.
Далее события разворачивались стремительно. Оставив гуманные мысли, император Николай несколько раз скомандовал стрелять. Артиллеристы не без сомнений, но всё же подчинились. Вот как описывает произошедшее Корф: «Первый выстрел ударил высоко в здание Сената. На него отвечали неистовыми воплями и беглым огнем. Но за первым выстрелом последовали второй и третий, которые разразились в самой середине толпы и тотчас ее смешали. Часть ее бросилась к той стороне площади, которая была занята Семеновским полком, и наперла на него всею силою».
Уже после первых выстрелов картечью солдаты, собравшиеся на Сенатской площади, начали спасаться бегством. Многие из них спрыгивали на лёд Невы, чтобы добраться до Васильевского острова.
«Заговорщики, забыв все тщеславные замыслы и думая единственно о спасении жизни, обратились в бегство; нижние чины, отовсюду стесненные, покинутые возбуждавшими их зачинщиками, может быть, и внезапно образумленные побегом последних, не могли держаться одни; они также быстро рассыпались по разным направлениям», — пишет Корф.
Улицы в итоге декабристского восстания покрыли сотни трупов, тела многих солдат сбрасывали прямо в проруби, сделанные в Неве. После восстания декабристов суд арестовал более 500 человек. Пятерых из них казнили, более сотни — сослали в Сибирь.