Слова «Михаил Фрунзе» и «военный переворот» поставлены в один ряд не автором этой статьи, а современниками наркома, заподозрившими человека, чьё имя долгое время носил Бишкек, в попытке взять власть в только что образовавшемся Советском Союзе. Мысль о том, что Михаил Фрунзе готовит военный переворот, возникла как раз у тех людей, кто поспособствовал назначению революционного командира на посты наркома и председателя Реввоенсовета, то есть тех, кто доверил ему Красную армию.
Впервые предположение о том, что Фрунзе метит в «русские Бонапарты», высказал секретарь Сталина Борис Бажанов, который за годы работы с на тот момент ещё будущим вождём народа сильно разочаровался, как в самом вожде, так и в идеях коммунизма. В 1928-м Бажанов бежал из СССР, а два года спустя издал знаменитую книгу «Воспоминания бывшего секретаря Сталина». Там и была высказана мысль о том, что Фрунзе затевал переворот.
Эту идею Бажанов связал со смертью наркома на операционном столе. Оперировали-то ему всего-навсего язву желудка. История тёмная, но благодаря художественной литературе у большой части общества укоренилась мысль, что Фрунзе был убит врачами по тайному приказу Сталина. Впервые её популяризировал ещё в 1926 году Борис Пильняк в «Повести непогашенной луны». Пильняка в 1938-м расстреляли, но из литературы история не выветрилась. Её довольно подробно расписал в «Московской саге» Василий Аксёнов. Впрочем, вернёмся к Бажанову. Сталинский секретарь практически прямым текстом пишет, что Фрунзе готовил переворот и что за его загадочной смертью стоит именно Сталин. В рамках этой статьи мы будем придерживаться именно этой версии.
Подозревать в заговоре и убийстве, однако, можно по-разному. Чтобы представление было наиболее точным, приведём цитаты из той самой книги: «Я был уже в то время скрытым антикоммунистом. Глядя на списки высшего командного состава, которые провёл Фрунзе, я ставил себе вопрос: «Если бы я был на его месте, такой как я есть, антикоммунист, какие кадры привёл бы я в военную верхушку?». И я должен был себе ответить: «Именно эти». Это были кадры, вполне подходившие для государственного переворота в случае войны. Конечно, внешне это выглядело и так, что это были очень хорошие военные».
Что характерно, о том, что аналогичные подозрения имел Сталин, секретарь узнал через вторые руки, а именно от Льва Мехлиса — заведующего бюро секретариата ЦК. А вот каковы соображения Бажанова про ту самую операцию: «Почему Сталин организовал это убийство Фрунзе? Только ли для того, чтобы заменить его своим человеком — Ворошиловым? Я этого не думаю: через год-два, придя к единоличной власти, Сталин мог без труда провести эту замену. Я думаю, что Сталин разделял моё ощущение что Фрунзе видит для себя в будущем роль русского Бонапарта. Его он убрал сразу, а остальных из этой группы военных (Тухачевского и прочих) расстрелял в своё время».
Интересная деталь. Троцкий, писавший в последние годы жизни биографию Сталина, категорически отрицал даже саму мысль о том, что Фрунзе был убит на операционном столе. Больше того, именно Троцкий и приписывал Бажанову мысль о том, что нарком готовил переворот. Сам автор «Воспоминаний бывшего секретаря» выразился корректнее: «Фрунзе изжил свой коммунизм, стал до мозга костей военным и ожидал своего часа». Что, впрочем, скрывается за этой обтекаемой формулировкой? «Ожидал своего часа» означает, что нарком как минимум допускал идею силового захвата власти силами Красной армии.
Могло ли такое быть?
Почти сто лет спустя в это трудно поверить, но практически до конца 1920-х годов Сталин не был так всесилен, как в годы 1930-е. И уж тем более он не был таковым в январе 1925-го, когда и состоялось судьбоносное назначение Фрунзе. Это была не просто смена руководителя Реввоенсовета и военного наркомата. Это была решительная победа над Троцким. Переломный момент в тяжелейшей борьбе за власть, которая началась ещё при жизни Ленина. И Сталин в тот момент был ещё частью триумвирата, куда помимо него входили «ленинские гвардейцы»: влиятельные, но политически совершенно недальновидные Лев Каменев и Григорий Зиновьев.
Сталин в тот период активно расставлял своих людей на важных постах. Был у него и свой человек для Реввоенсовета. Звали этого человека Климентом Ворошиловым, вот только продавить его кандидатуру не удалось. Зиновьев и Каменев настояли на назначении Фрунзе. Логично. Армию доверили человеку, имевшему среди военных большой авторитет, герою Гражданской войны, талантливому полководцу, овеянному славой победителя Врангеля, и очень неплохому организатору. Это вам не какой-то сталинский прихвостень, это человек, чьи приказы военные исполняли бы беспрекословно. Ворошилов же стал только заместителем, то есть вторым человеком. И тем не менее Сталину назначение Фрунзе не понравилось. Внешне отношения между ними были, как сказали бы теперь, чисто деловыми. За следующие 10 месяцев Сталин ни разу не критиковал наркома публично. Стоит, однако, отметить, что Фрунзе держался независимо. И не зависел он в тот момент не только от Сталина, но и от Зиновьева с Каменевым.
Имелись у нового главы Реввоенсовета и прогрессивные идеи относительно реформирования армии. Фрунзе полагал, что после окончания Гражданской войны страна уже не нуждается в таком количестве военных. Численность личного состава вооруженных сил при нём резко сократилась. При этом Фрунзе полностью избавился от военных комиссаров. За политику теперь отвечали помощники командиров частей. Вот только у них не было права вмешиваться в принятие решений. Нарком при этом декларировал приверженность идеям коммунизма и говорил о применении марксизма в военной теории. Исключительно на словах. Фрунзе планомерно выводил армию из-под контроля партии, делая примерно то, что делал в те годы Сталин в политике: расставлял своих людей на важные должности. Дело шло к тому, что однажды Красная армия будет исполнять исключительно приказы Фрунзе, а вовсе не распоряжения членов ЦК. И всё это делало наркома потенциально очень опасной фигурой, особенно в условиях нарастающей политической борьбы. До окончательной победы Сталина было ещё далеко. Только-только свалившая Троцкого тройка раскололась. Вскоре Каменев и Зиновьев (на будущую свою погибель) выйдут на тропу войны. А проиграв Сталину первый раунд, не побрезгуют союзом с тем, кого до того люто ненавидели, — с Троцким.
Если бы всё-таки…
Замечание Бажанова о том, что Фрунзе изжил в себе коммунизм, — это всё-таки лишь предположение сталинского секретаря, которому, конечно, не откажешь в прозорливости и умении разбираться в людях. Вот только работы самого Фрунзе буквально пропитаны марксистскими идеями. Нарком был для своего времени видным военным теоретиком и оставил после себя немало трудов. Наиболее знаменитый из них — «Единая военная доктрина и Красная армия». Доктрина Фрунзе строится на принципах классовой борьбы. И особое внимание в обновленной армии он предлагает уделять коммунистическим ячейкам. Просто, в его понимании, завполит должен стоять в военной иерархии ниже, чем генерал, а никак не выше и даже не рядом с ним. Отсюда получаем два сценария развития событий по итогам гипотетического переворота. Первый: Фрунзе захватывает власть и насаждает военную диктатуру, не обременённую коммунизмом. И в этом случае он становится для Советского Союза чем-то вроде Франсиско Франко. Правит жёстко и безапелляционно.
С коммунистами расправляется тем самым методом, которым мечтал расправиться с ними ещё один несостоявшийся военный диктатор — Лавр Корнилов. То есть расстрелами да прочими видами физических расправ. ЦК, то есть Сталин, Зиновьев, Каменев, Троцкий, Бухарин, встают дружным рядом к стенке. А дальше начинается процесс полного слияния государства с армией. При этом, скорее всего, был бы сохранён НЭП, а СССР сделал бы решительный шаг навстречу ещё одному отверженному и оскорблённому невниманием европейскому государству — Германии. В случае глобального конфликта Фрунзе, скорее всего, пошёл бы путем Франко. СССР не стал бы полноценным союзником Германии, он поддерживал бы её лишь ценными советами. Страна осталась бы в стороне от большой войны, предоставив Франции и Великобритании самой решать проблемы с Германией.
Сценарий номер два — это уже военная диктатура со всей коммунистической ахинеей. И тогда СССР в кратчайшие сроки сделался бы очень агрессивным государством. Тут всё было бы завязано на классовой борьбе, истреблении мирового империализма и так далее. Важной частью процесса стал бы Интернационал. Его СССР кормил бы как бабушка любимого внучка. То есть где-то даже в ущерб самому себе. Как вариант, Интернационал можно было бы реформировать в боевое крыло международного коммунизма. Этакая Красная армия планетарного масштаба. Неизвестно, во что вылилась бы эта идея, но нервов Европе она бы попортила изрядно. И не исключено, что при таком развитии событий уже к концу 1920-х годов СССР получил бы полномасштабный военный конфликт с Великобританией и Францией.