ПИСЬМО АРТИЛЛЕРИЙСКАГО ПОДПОРУЧИКА БОНАПАРТА (В ПОСЛЕДСТВИИ ИМПЕРАТОРА НАПОЛЕОНА I)
12-ГО ИЮНЯ 1789 Г.
В двадцатых числах марта 1813 г., французския войска (корпус генерала Морана) были на-голову разбиты на левом берегу Эльбы, при Люнебурге, отрядом русских войск, под начальством генерала А. Чернышева. Моран был ранен. Весь его штаб, 100 офицеров, 2,900 солдат, 9 пушек и все бумаги генерала Морана достались в руки победителей. В числе бумаг найдено чрезвычайно любопытное письмо, за собственноручною подписью Наполеона Бонапарта к генералу Паоли, бывшему правителем Корсики. Письмо относится к 1789 году, когда будущий повелитель Франции был еще простым артиллерийским офицером, никогда не мечтавшим о том великом жребии, который ему готовила судьба. В этом частном письме, котораго, сколько нам известно, нет ни в одном собрании писем и бумаг Наполеона I, он высказывается как заклятый враг французов и лютый корсиканский патриот, сомневающийся в своей будущности и готовый принести себя в жертву за свободу своей родины.
Помимо обще-историческаго значения этого документа, он относится, непосредственно, не только к Франции, но и к России, характеризуя личность человека, по воли котораго нашему отечеству пришлось пережить столько тяжелых и в тоже время славных, незабвенных дней, обновиться в московском пожаре и в лице своего монарха возвестить мир народам Европы.
Генерал Чернышев в
«Осмеливаюсь приложить к этому письму, ваше величество, два весьма любопытных документа: один из них — письмо, написанное в 1789 году Наполеоном Бонапартом, артиллерийским офицером regiment de la Ferre, генералу Марбёфу (Marboeuf), дающее уже понятие о человеке, и найденное мною между бумагами генерала Морана (Morand), бывшаго губернатора Корсики».
В этой приписке Чернышев, как нам весьма обязательно сообщил П. А. М — в, делает грубую ошибку. Письмо Наполеона положительно писано не к Марбёфу, а к Paoli (Pascal, род. в 1726). Это тот самый Паоли, который в 1755 г. стал во главе правления своего отечества Корсики и, образовавший маленький флот, весьма успешно боролся с владыками Корсики—генуезцами. После мира, заключеннаго генуезцами в 1761 г., Паоли обратил на себя внимание всей Европы тою славною деятельностью законодателя, которую он проявил в Корсике, введя здесь суды, учредив университет и проч. Ж. Ж. Руссо готов был явиться в Корсику и содействовать воину-законодателю в его деятельности на преуспеяниe юной республики. Но вот являются, в 1767 г., французы, под начальством графа де-Марбёфа, и генуезцы уступают Франции свои домогательства на Корсику. Паоли протестует, старается силою оружия противодействовать новым поработителям его родины, но он разбит и вынужден бежать в Лондон. Здесь Паоли пробыл до 1789 года и сюда, к этому бойцу за независимость Корсики, писал Бонапарт, безвестный еще офицер и пылкий в то время враг французов. Между тем, в конце 1789 г. Паоли получил прощение, явился в Париж и был весьма хорошо принят правительством. Людовик XVI произвел его в генерал-лейтенанты и назначил губернатором в Корсику. Вынужденный бурным потоком событий последующаго времени вновь возстать против Франции, Паоли тщетно искал в короле Англии протектора Корсике. Этот замечательный человек умер близ Лондона, в одной деревне, в 1807 г., с глубоким отчаянием видя в последние годы своей жизни Францию, управляемою человеком, которому он некогда покровительствовал и qui n’avait pu rester son ami — как говорит автор биографии Паоли.
Изложив в настоящей заметке главнейшия обстоятельства жизни корсиканскаго патриота, нам не нужно распространяться о том, что письмо Бонапарта было писано именно к нему. Все содержание письма ясно то свидетельствует. Наконец, хотя Наполеон в ранней юности и знал Марбёфа и был лично ему обязан как человеку, содействовавшему определению его в 1777 г. в Бреннскую военную школу, но писать поработителю Корсики в 1789 году уже потому не мог, что маршал граф де-Марбёф умер в 1788 году. Ред.
Генерал! Я родился в тот год, когда отечество погибало; первое возмутительное зрелище, представившееся моим глазам, было нашествие тридцати тысяч французов, погрузивших свободу в кровавые волны.
С самаго моего рождения вокруг моей колыбели слышались вопли умирающих, стоны притесненных, проливались слезы отчаяния.
Вы покинули наш остров и с вами покинула нас надежда на счастье; рабство было ценою нашего подчинения; воин, юрист, финансист наложили тройную цепь на наших соотечественников, и они презираемы… презираемы теми, которые имеют все силы администрации в своих руках! Не есть-ли это самая жестокая пытка, которую может испытать чувство? Неужели несчастный перуанец, погибавший в оковах корыстнаго испанца, испытывал более мучительное притеснение?
Изменники отечества, низкие люди, испорченные алчностью, распространили, в свое оправдание, клеветы против национальнаго правительства и против вас в особенности; писатели же, принимая эти клеветы за истину, передают их потомству.
Чтение их возбудило во мне мужество, и я решился разсеять туман, порожденный невежеством: раннее изучение французскаго языка, продолжительныя наблюдения и записки, почерпнутыя из бумаг патриотов, дают мне возможность надеяться на успех.
Я хочу сравнить ваше управление с настоящими… я хочу изобличить тех, которые изменили общему делу… я хочу призвать к суду общественнаго мнения правителей, обнаружить их притеснения, раскрыть их подпольныя интриги и, если возможно, возбудить участие добродетельнаго министра, управляющаго государством, к плачевной участи, которая всегда нас мучила и теперь еще так жестоко мучит.
Если бы мои средства позволили мне жить в столице, то я, разумеется, нашел бы другие способы для того, чтобы заставить услышать наши стоны; но вынужденный служить, я принужден довольствоваться одною гласностью; что же касается до частных записок (мемуаров), то оне или не достигнут известности, или же будут заглушены криками недоброжелателей и причинят только гибель автору.
Я еще молод, и потому мое предприятие может казаться слишком отважным; но любовь к истине, к отечеству, к моим соотечественникам, увлечение, всегда заставлявшее меня видеть в перспективе улучшения в нашем государстве, будут меня поддерживать.
Если вы удостоите, генерал, одобрить труд, в котором так много будет говорено о вас, если вы удостоите поощрить старания молодаго человека, котораго вы знаете с самаго его рождения и родители котораго всегда были преданы правой стороне, то я осмеливаюсь надеяться на успех.
Я надеялся одно время иметь возможность быть в Лондоне, для того, чтобы высказать вам те чувства, которыя вы во мне возбудили и поговорить с вами о несчастии отечества; но разстояние воспрепятствовало этому желанно; может быть, настанет день, когда я буду в состоянии преодолеть это препятствие.
Каков бы ни был успех моего труда, я чувствую, что он возбудит против меня всю шайку французских чиновников, управляющих нашим островом и затронутых мною: но что мне до того, когда дело касается пользы моего отечества! Я буду слышать брань негодяев, и когда, наконец, их гнев разразится надо мной, я обращусь к моей совести, вспомню всю правоту моих побуждений и тогда гнев этот не будет для меня страшен.
Позвольте мне передать вам глубочайшее почтение моего семейства и — зачем же не прибавить — моих соотечественников; они вздыхают о том времени, когда надеялись на свободу. Мать моя, синьора Летиция, поручила мне напомнить вам время, проведенное вами в Корсике.
Остаюсь с истинным почтением, генерал, ваш покорнейший и почтительнейший слуга Наполеон Бонапарт, офицер пешаго артиллерийскаго полка.
Бургонь,
12-го июня 1789 г.
Источник: Наполеон I. Письмо артиллерийского подпоручика Бонапарта (в последствии императора Наполеона I) от 12 июня 1789 г. / Сообщ. А. Н. Петров // Русская старина, 1870. — Изд. 3-е. — Т. 2. — Спб., 1875. — С. 653−657.
Изображение анонса: histolines.com
Изображение лида: gettyimages.com