После неудач царского и Временного правительств советская власть нашла, как ей казалось, простой путь решения продовольственного вопроса: отбирать у крестьян то количество сельхозпродуктов, которое она считала «излишком». На практике большевистская продразвёрстка стала ограблением деревни, разжиганием в ней войны и предвестником грядущей голодной катастрофы.
Ещё во время Первой мировой войны во многих странах Европы ввели режим учёта и нормированной выдачи продовольствия. Так, в Германии продуктовые карточки появились уже в январе 1915 года. В России продовольственный кризис возник существенно позже, к концу 1916 года. А карточки появились только после Февральской революции. Временное правительство, установив хлебную монополию, ввело их к лету 1917 года в городах. Однако эта монополия не подкреплялась силовыми акциями. Государство просило хлеб у крестьян, а не отнимало его.
После Октябрьской революции отношения власти и села изменились. Появился классовый подход: теперь продразвёрстка понималась как конфискация хлеба у эксплуататоров, богатых крестьян или кулаков. В условиях военного коммунизма официальная торговля была отменена. Считалось, что деревня безвозмездно отдаёт хлеб социалистическому государству, а оно бесплатно снабжает деревню тканями, керосином и промизделиями. Причём всё это подлежало распределению лишь среди бедняков и середняков.
Правовые основы реквизиции оформили декретом ВЦИК от 13 мая 1918 года: «О предоставлении народному комиссару продовольствия чрезвычайных полномочий по борьбе с деревенской буржуазией, укрывающей хлебные запасы и спекулирующей ими». Ещё раньше, 9 мая, был издан декрет, объявлявший «врагами народа» всех, кто не заявит в недельный срок о хлебных излишках.
15 июля были созданы комбеды — волостные и сельские комитеты бедноты. Члены комбедов в качестве поощрения за свою деятельность получали бесплатно или по сниженной цене часть найденного и конфискованного хлеба. В глазах члена комбеда кулаком мог оказаться любой сосед, прежде относившийся к нему без уважения. В деревне началась классовая борьба, о которой так мечтали большевики.
Комбедовцы радостно грабили соседей, но накормить город не могли. Тогда в сёла были направлены продотряды, состоящие из городских рабочих, кровно заинтересованных в реквизиции хлеба. Отряды состояли в среднем из 75 человек и имели несколько пулемётов. Иногда эти рейды были успешны, иногда заканчивались убийством непрошеных гостей. За полтора месяца осени 1918 года рабочие заготовили два миллиона пудов зерна, при этом погибли больше четырёх тысяч человек.
Чтобы избежать голодной смерти городского населения, местные власти поступались принципами. Так, рабочим Петрограда и Москвы было разрешено ввезти в города полтора пуда хлеба, закупленного по вольным ценам. Временной отменой хлебной монополии воспользовались 70% населения Петрограда.
Одним из свидетелей политики большевиков на селе стала лидер левых эсеров Мария Спиридонова. Она получила известность в январе 1906 года, когда застрелила тамбовского вице-губернатора. В качестве мести за усмирение им крестьян. Революция освободила Спиридонову с каторги, крестьяне считали её защитницей своих интересов, посылали письма летом и осенью 1918 года из Смоленской, Витебской, Тамбовской, Нижегородской и других губерний. На основе этих сообщений с мест в ноябре Спиридонова направила письмо в ЦК РКП (б), сохранив немало свидетельств той эпохи.
«У нас в селе все бедные и голодные… у нас было три кулака, мы их давно ограбили, а на нас наложена контрибуция и штраф. Мы побили нашего большевика-комиссара, больно он нас обижал. Очень нас пороли… у кого был партийный билет от коммунистов, тех не секли».
«В комитеты бедноты приказали набирать из большевиков, а у нас все большевики негодящиеся, прямо скажем, хуже дерьма. Мы их выгнали. То-то слёз было, как они из уезда Красную Армию себе на подмогу звали. Кулаки-то откупились, а крестьянам спины все исполосовали».
«Сергей Агашин, семья семь человек. Отобрали 5 пудов муки, 7 картофеля, оставили по пуду тогои другого». «Реквизиционные отряды начисто загнали трудовых мужиков. Грабили, били, пороли, насильничали, отбирали всё».
По итогам этих писем революционерка, пробывшая на каторге больше десяти лет, пишет: «Приблизительные цифры перешли давно суммы жертв усмирений 1905−1906 годов». И это оценочное предположение сделано только на осень 1918 года.
Но никаких выводов большевики к 1919 году не сделали. И безжалостное ограбление деревни продолжилось в 1920 году. Благо теперь коммунисты контролировали почти в разы большие территории, чем прежде. И голод стал неизбежным.
В конце 1920-х годов официальная советская печать весьма критично оценивала результаты продразвёрстки. Откровенно говорилось, что она лишила крестьян стимула к увеличению производства и тем самым привела к сокращению посевных площадей. Однако признать, что системное ограбление деревни стало одной из предпосылок голода в Поволжье, большевики так и не решились.
Идеологи принудительной продразвёрстки утверждали, что она была единственной мерой, способной прокормить население крупных городов. Однако хлебная монополия и продотряды не спасли от запустения крупные промышленные центры. Например, население Петрограда в 1917 году составляло 2,3 млн человек, а в 1920 году — 720 тыс. Большинство жителей не умерли от голода, а просто покинули мегаполис.