Пожалуй, первым кульминационным моментом в истории польской культуры стал период наполеоновских войн, когда, находясь под обаянием прекрасной Марии Валевской, дочери влиятельного польского магната, Наполеон, одерживая победу над могущественной Пруссией, из части принадлежавших ей польских территорий решил создать вассальное по отношению к Франции Варшавское герцогство. В 1809 году к Варшавскому герцогству, в качестве победного презента за участие польских кавалеристов была присоединена Малопольская провинция с городом Краков.
Именно в этот период распространилась волна благородных идей о национальной независимости, такой вожделенной для польского государства после трех разделов утратившей свое могущество Речи Посполитой в конце XVIII века. Эта волна захлестнула общество и вылилась в такое яркое и самобытное явление, как польский романтизм, с его своеобразным культурным героем, главным «байроническом» протагонистом поэм польского патриота Адама Мицкевича.
Похожая социокультурная обстановка сложилась и в середине 50-х годов XX века, когда национальное возрождение и осознание своей уникальной роли в истории Европы стало непосредственным результатом политической либерализации, последовавшей за смертью Сталина в 1953 году. Появление в печати ранее засекреченных документов, посвященных деятельности Армии Крайовой, освободительного военизированного движения времен Второй мировой войны, и фактам подготовки и подавления Варшавского восстания 1944 года, привело к масштабному процессу осмысления собственной национальной идентичности в деятельности крупнейших представителей польского кинематографа.
Кадр из фильма «Всё на продажу»
Главный идеолог польской «новой волны» в кино — Анджей Вайда, интерпретировал традиционные романтические мотивы на протяжении всей своей творческой биографии, говоря, что целью режиссера был «наказ великих польских романтиков стать посланником умерших». Романтик по-вайдовски — это герой других обложек, скорее глянцевых, но вполне в духе своего времени, эдакий избранник-одиночка, борющийся если не со всем окружающим миром, то по крайней мере с духом коллективизма и нивелировки индивидуального начала в искусстве стран социалистического блока.
Таким новым Конрадом, польским национальным героем-освободителем и выразителем самых болезненных проблем бытия, стал сначала актер Збигнев Цыбульский, а потом, после его трагической кончины, — Даниэль Ольбрыхский, который как раз в фильме «Все на продажу» принял эту «эстафетную палочку» носителя польских комплексов и надежд.
Фильм Вайды 1968 года был задуман как раз как своеобразная попытка осмыслить роль личности в процессе становления национального мышления, с одной стороны, однако, лента трагически совпала с чудовищными событиями подавления «пражской вечны» в Чехословакии. Так, по совершенно случайному стечению обстоятельств, картина «Все на продажу» стала поводом к размышлению не только о судьбах польской интеллигенции, о границах искусства вообще, но и о дозволенных рамках высказываний о действительности, о пределах свободы.
Поэтому особенно пророчески выглядит финальный кадр фильма, когда герой Ольбрыхского устремляется в погоню за табуном лошадей, полностью отдаваясь эмоциональному порыву, сбрасывая с себя все те маски и роли, которые ему приходилось носить на протяжении картины.
Кадр из фильма «Всё на продажу»
Парадоксальным образом, именно кинематограф послевоенной Польши подхватил темы, мотивы и эстетику польского романтизма так органично, словно это направление никогда и не прерывалось. Романтический герой одинок, против него восстают все стихии мира, он бьется до конца и неминуемое поражение встречает с гордо поднятой головой, как и положено польскому избраннику. «Новая волна» в кино воспевала этот стоический героизм вечно обреченного воина — наперекор логике, расчету, здравому смыслу проигрывавшего во имя высоких идеалов.
Фильм «Все на продажу» должен был выразить тоску об ушедшем друге, воплощающим своим творчеством отдельную главу в истории молодого польского кинематографа — оттого он мыслился скорее как лирическая лента-аллюзия, нежели сугубо документальная картина. Вайда решил делать не заполненное архивными материалами кино, а кино игровое, в котором персонаж ушедшего из жизни актера будет присутствовать лишь намеком.
Героями фильма являются члены съемочной группы, занятые поиском пропавшего Актера, который, как оказалось, погиб под колесами поезда — как и сам Цыбульский в реальной жизни. Так, в киноповествовании Вайда пытается стереть грань между реальной действительностью, за которой режиссер как бы подглядывает в процессе съемок фильма, и условной реальностью, искусственно создаваемой оператором, сценаристом и самим автором.
Тут возникает мотив удвоения реальности, который неотъемлемо связан с романтической эстетикой: прием «кино в кино», привнесенный в кинематограф Федерико Феллини с его шедевром «8 ½», стал воплощением метафорического диалога с невидимым зрителем о соотношении кино и реальности. Правда и вымысел непрестанно переплетаются, создавая сложные многоуровневые конструкции.
Отношения между режиссером Анджеем (Анджей Лапицкий) с Актером и актрисами Эльжбетой (Эльжбета Чижевская) и Беатой (Беата Тышкевич) находят свое отражение в фильме, который снимает киногруппа. Порой трудно разобрать, на каком уровне происходит действие: то ли демонстрируются фрагменты «фильма в фильме», который снимает Анджей, то ли сцены из частной жизни героев.
Кадр из фильма «Всё на продажу»
Показательно, что режиссер Анджей находит временное убежище от всеохватывающей пустоты лишь в художественной галерее. И неслучайно там выставлены работы Анджея Врублевского, рано ушедшего из жизни друга Вайды, который создал потрясающий цикл картин, рассказывающий о кошмаре войны. Память о прошлом, понимание своей миссии и стремление к поиску правды — вот признаки прежней модели искусства, о которых автор фильма «Все на продажу» никогда не забывал.
Считается, что название фильма было подсказано образом нищего индуса, который распродает на улице весь свой скарб. Так и герой фильма, режиссер киноленты, выставляет свою жизнь на публичное обозрение, ничего не скрывая от зрителя. Хотя даже в том самый момент, когда истина вот-вот должна открыться пытливому зрителю, Вайда оставляет повод для сомнения: не есть ли и этот оптический, мировоззренческий прием еще одной стороной многогранной природы реальности?..
Фрагмент фильма: