Сравнение. Метафора. Гипербола. Параллелизм.
Начало здесь: https://diletant.media/blogs/71430/45241263/
Хотел сначала назвать новую часть «Говорим по-древнегречески», но удержался, посчитав, что таким образом отпугну массового читателя. Пусть остается как есть. Не бойтесь, мы начнем ходить изведанными тропами с лицензированным гидом-чичероне, а потом у всех желающих будет свободное время, когда они смогут оставить свои собственные следы «на пыльных тропинках», выбрав любого сопровождающего или спутника.
Чичероне у нас не какой-нибудь завалящий, а самый настоящий. Во всех сложных и спорных ситуациях мы будем спрашивать его совета, поэтому не удивляйтесь, если великий писатель появится, а потом незаметно уйдет, когда надобность в старшем товарище отпадет. Если вы не поняли значение слова «чичероне», то представьте себе виртуального помощника, имеющего литературную специализацию. Раньше все дела и их последствия брал на себя Пушкин, но в новом тысячелетии нет места универсальным «леонардескам»: каждый должен выполнять только свою работу. По этой же причине мы отказались от услуг всяких сири, алис и других легкомысленных барышень-секретарш, а привлекли настоящего эксперта в своей области. Да-да, я имею в виду Николая Васильевича Гоголя.
Давайте начнем с «математических/геометрических» и «магических» фигур и понятий (сравнение, метафора, гипербола и параллелизм), которые так любил классик.
Сравнение — стилистическая фигура, которая используется, когда один из предметов, понятие или явление уподобляется другому на основании схожих признаков. Подобное сопоставление друг с другом обязательно. Иногда для этого применяют союзы (как, как бы, как будто, словно, точно, ровно) или специальные слова (похож, напоминает, кажется), или без них. Если же мы имеем только одно понятие в переносном смысле (троп), без явного сравнения, то получается метафора. Происходит магическое превращение чего-то обычного в более выразительное, убедительное и яркое. В качестве примера давайте рассмотрим отрывок с описанием альбанской девушки из повести Гоголя «Рим».
«Попробуй взглянуть на молнию, когда, раскроивши черные, как уголь, тучи, нестерпимо затрепещет она целым потопом блеска. Таковы очи у альбанки Аннунциаты. Все напоминает в ней те античные времена, когда оживлялся мрамор и блистали скульптурные резцы. Густая смола волос тяжеловесной косою вознеслась в два кольца над головой и четырьмя длинными кудрями рассыпалась по шее. Как ни поворотит она сияющий снег своего лица — образ ее весь отпечатлелся в сердце. «
«Черные, как уголь, тучи» — это сопоставление цвета (черный и как уголь). В первых двух предложениях происходит сравнение взгляда (очей) девушки с молнией, а сами глаза черные, как уголь? Сама она (фигура, лицо?) напоминает ожившую античную статую или, наоборот, живую прекрасную девушку, ставшую идеальной моделью для мраморной скульптуры.
«Густая смола волос», на мой взгляд, становится метафорой, так как основной смысл переносится на слово «смола», а далее мы представляем некую черную, густую, тяжелую и текучую массу. Волосы имеют второстепенное и вспомогательное значение. Сравнение звучало бы примерно так: «Ее волосы, густые как смола». Или вы не согласны?
Аналогичная ситуация в следующем предложении: «сияющий снег лица» — метафора, где главный «снег», под которым подразумевается сияющая белизна.
Представьте себе в сумерках снежную бабу с паклей на голове, обильно политой смолой, и горящими глазами-углями! Контраст получился очень яркий. Снежная белизна кожи противопоставляется смоляной черноте волос, а лед — огню. Не антитеза ли это?
Тут у нас, пожалуй, не обошлось без эпитетов — художественных определений, которые автор использует для придания выразительности и красоты предмету или явлению. Эпитет обычно является скрытым сравнением, в нем заключается авторское видение и оценка.
Например, «тяжеловесная коса» подчеркивает здоровье, силу и красу волос.
В сравнении «черные, как уголь, тучи» я бы определение тоже посчитал распространенным эпитетом, характерным для туч, глаз
Посмотрите на описание Ноздрева в «Мертвых душах» у того же Гоголя:
«Это был среднего роста, очень недурно сложенный молодец с полными румяными щеками, с белыми, как снег, зубами и черными, как смоль, бакенбардами.»
Сравнения «белые, как снег» и «черные, как смоль» — достаточно часто употребляемые эпитеты. И здесь я усматриваю антитезу.
Да, конечно, эпитеты бывают распространенные и уникальные, высокохудожественные и банальные. Многие, затасканные в СМИ, становятся повседневными штампами.
А есть ли в кусочке «Рима» гипербола? Я уверен, что и она там отыщется. В Риме и «Риме» все есть!
Гипербола — это образное выражение, в котором непомерно преувеличивается какое-то качество (сила, размер, количество, ценность, красота
Приведу пример из других произведений, где гиперболы очевидны и видны невооруженным глазом.
«У Ивана Никифоровича, напротив того, шаровары в таких широких складках, что если бы раздуть их, то в них можно бы поместить весь двор с амбарами и строением.» (Гоголь Н. В. «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем»)
«Тот имеет отличного повара, но, к сожалению, такой маленький рот, что больше двух кусочков никак не может пропустить; другой имеет рот величиною в арку главного штаба, но, увы! должен довольствоваться каким-нибудь немецким обедом из картофеля.» (Гоголь Н. В. «Невский проспект»)
А теперь перечитаем отрывок из «Рима»:
«Попробуй взглянуть на молнию, когда, раскроивши черные, как уголь, тучи, нестерпимо затрепещет она целым потопом блеска. Таковы очи у альбанки Аннунциаты.»
Сравнение взгляда девушки с молнией — красивая и романтическая, но все же гипербола (преувеличение). Он (взгляд) может поразить, но сразу на месте не убьет (подобно молнии).
А бывает ли гипербола наоборот, где происходит не преувеличение, а преуменьшение? Есть и такая, и называется она литота.
Превознося Аннунциату, Гоголь «изгоняет» с пьедестала и из его окрестностей всех остальных представительниц прекрасного пола:
«Пред ее ногами показались бы щепками ноги англичанок, немок, француженок и женщин всех других наций».
Пример литоты из «Мертвых душ»:
«Тот же самый орел, как только вышел из комнаты и приближается к кабинету своего начальника, куропаткой такой спешит с бумагами под мышкой, что мочи нет. В обществе и на вечеринке, будь все небольшого чина, Прометей так и останется Прометеем, а чуть немного повыше его, с Прометеем сделается такое превращение, какого и Овидий не выдумает: муха, меньше даже мухи, уничтожился в песчинку!»
Мне кажется, что мы даже перевыполнили взятые на себя обязательства в изучении древнегреческого языка, запланированные на первом уроке. Ан нет, остается параллелизм! Представляю, как меня теперь ненавидят патриоты русского слова, но вынужден идти до конца.
Параллелизм — сходное (параллельное) расположение предложений, их частей, словосочетаний и слов в смежных частях текста. Такая риторическая фигура превращает обычный прозаический текст в поэтический. За примерами далеко ходить не надо — отправимся в «Рим», немножко расширив изучаемый фрагмент. Выделю фразы, которые имеют отношение к параллелизму.
«Как ни поворотит она сияющий снег своего лица — образ ее весь отпечатлелся в сердце.»
«Станет ли профилем — благородством дивным дышит профиль, и мечется красота линий, каких не создавала кисть.»
«Обратится ли затылком с подобранными кверху чудесными волосами, показав сверкающую позади шею и красоту не виданных землею плеч, — и там она чудо!»
«Куда ни пойдет она — уже несет с собой картину: спешит ли ввечеру к фонтану с кованой медной вазой на голове, — вся проникается чудным согласием обнимающая ее окрестность…»
Внутри одной параллельной структуры можно найти и другие — параллельные миры!
«Все напоминает в ней те античные времена, когда оживлялся мрамор и блистали скульптурные резцы»
«Все в ней венец созданья, от плеч до античной дышащей ноги и до последнего пальчика на ее ноге.»
«Вся проникается чудным согласием обнимающая ее окрестность…»
«И всё: и самый фонтан, где уже столпились в кучу на мраморных ступенях, одна выше другой, альбанские горожанки, переговаривающиеся сильными серебряными голосами, пока поочередно бьет вода звонкой алмазной дугой в подставляемые медные чаны, и самый фонтан, и самая толпа — все, кажется, для нее, чтобы ярче выказать торжествующую красоту»
Предлагаю вам не доверять моим дилетантским суждениям, а самим проверить их и провести анализ образа, разложив его на фигуры речи и тропы. Отталкивайтесь от первоисточника — Гоголь вам в помощь! Уверен, что вы не сможете остановиться, начав создавать свои собственные причудливые конструкции. Замечу, что мы лишь в самом начале пути и продолжение следует. В заключение приведу полный отрывок из повести Гоголя, который призван послужить источником вашего вдохновения.
Попробуй взглянуть на молнию, когда, раскроивши черные, как уголь, тучи, нестерпимо затрепещет она целым потопом блеска. Таковы очи у альбанки Аннунциаты. Все напоминает в ней те античные времена, когда оживлялся мрамор и блистали скульптурные резцы. Густая смола волос тяжеловесной косою вознеслась в два кольца над головой и четырьмя длинными кудрями рассыпалась по шее. Как ни поворотит она сияющий снег своего лица — образ ее весь отпечатлелся в сердце. Станет ли профилем — благородством дивным дышит профиль, и мечется красота линий, каких не создавала кисть. Обратится ли затылком с подобранными кверху чудесными волосами, показав сверкающую позади шею и красоту не виданных землею плеч, — и там она чудо! Но чудеснее всего, когда глянет она прямо очами в очи, водрузивши хлад и замиранье в сердце. Полный голос ее звенит, как медь. Никакой гибкой пантере не сравниться с ней в быстроте, силе и гордости движений. Все в ней венец созданья, от плеч до античной дышащей ноги и до последнего пальчика на ее ноге. Куда ни пойдет она — уже несет с собой картину: спешит ли ввечеру к фонтану с кованой медной вазой на голове, — вся проникается чудным согласием обнимающая ее окрестность: легче уходят вдаль чудесные линии альбанских гор, синее глубина римского неба, прямей летит вверх кипарис, и красавица южных дерев, римская пинна, тонее и чаще рисуется на небе своею зонтикообразною, почти плывущею на воздухе верхушкою. И всё: и самый фонтан, где уже столпились в кучу на мраморных ступенях, одна выше другой, альбанские горожанки, переговаривающиеся сильными серебряными голосами, пока поочередно бьет вода звонкой алмазной дугой в подставляемые медные чаны, и самый фонтан, и самая толпа — все, кажется, для нее, чтобы ярче выказать торжествующую красоту, чтобы видно было, как она предводит всем, подобно как царица предводит за собою придворный чин свой. В праздничный ли день, когда темная древесная галерея, ведущая из Альбано в Кастель-Гандольфо, вся полна празднично убранного народа, когда мелькают под сумрачными ее сводами щеголи миненти в бархатном убранстве, с яркими поясами и золотистым цветком на пуховой шляпе, бредут или несутся вскачь ослы с полузажмуренными глазами, живописно неся на себе стройных и сильных альбанских и фраскатанских женщин, далеко блистающих белыми головными уборами, или таща вовсе не живописно, с трудом и спотыкаясь, длинного неподвижного англичанина в гороховом непроникаемом макинтоше, скорчившего в острый угол свои ноги, чтобы не зацепить ими земли, или неся художника в блузе, с деревянным ящиком на ремне и ловкой вандиковской бородкой, а тень и солнце бегут попеременно по всей группе, — и тогда, и в оный праздничный день при ней далеко лучше, чем без нее. Глубина галереи выдает ее из сумрачной темноты своей всю сверкающую, всю в блеске. Пурпурное сукно альбанского ее наряда вспыхивает, как ищерь, тронутое солнцем. Чудный праздник летит из лица ее навстречу всем. И, повстречав ее, останавливаются как вкопанные и щеголь миненте с цветком за шляпой, издавши невольное восклицание; и англичанин в гороховом макинтоше, показав вопросительный знак на неподвижном лице своем; и художник с вандиковской бородкой, долее всех остановившийся на одном месте, подумывая: «То-то была бы чудная модель для Дианы, гордой Юноны, соблазнительных Граций и всех женщин, какие только передавались на полотно!» — и дерзновенно думая в то же время: «То-то был бы рай, если б такое диво украсило навсегда смиренную его мастерскую!» (Отрывок из повести Н.В. Гоголя «Рим»)
А был ли какой-то живой или живописный образ, соответствующий описанию?
Я почему так говорю – если Гоголь не был влюблён в Витторию, то источником вдохновения могла стать другая любовь – а именно любовь к Риму. Вот созвучное мнение: «Аннунциата неслучайно выписана в повести «альбанкой» (не путать с Албанией). В Альбано случился разговор, о котором много лет спустя вспоминали друзья Гоголя. Иванов и Иордан только что похоронили товарища, и на поминальном обеде обронено было: «Вот, вместо невесты обручился с римской Кампанией» (иностранцев неимущих иногда хоронили прямо в поле). «Значит, надо приезжать в Рим для таких похорон», — откликнулся Гоголь, и все запомнили: ага, Гоголь хочет умереть в Италии. Он имел в виду другое. Кампания — вот единственная жена, достойная гения. А кто еще? Ну не Гончарова же, в самом деле». https://ruslan-40.livejournal.com/444559.html
"если Гоголь не был влюблён в Витторию, то источником вдохновения могла стать другая любовь – а именно любовь к Риму"
Думаю, что первоначальный замысел у Гоголя был другой. Роман слишком скоротечно свернут в повесть. Финал "Рима" сильно "притянут за уши". Оригинальность получилась примитивная. Вообще-то, чего стоит любовь и даже влюбленность, которую так легко перешибить панорамным видом? Молодой князь оказался придурком, который постоянно во что-то или кого-то влюбляется, а потом это бросает: Париж и все французское, учебу, искусство, историю Италии, ее народ, альбанскую девушку и т.д. У Рима плохие перспективы :-)
Про Кампанию: это же измена Риму и Лацио (со всеми альбанскими местами и девушками)! Гоголь из Рима уехал в Кампанию, не чувствуя больше вдохновения в Вечном городе. В 1846-47 году он Риму предпочел Неаполь, а потом совсем покинул Италию.
Михаил Миктрик: «А был ли какой-то живой или живописный образ, соответствующий описанию?» Думаю над прототипом. Говорят, что прообразом для альбанки Аннунциаты была натурщица из Альбано Витториа Кальдони – модель и жена русского художника Григория Лапченко и якобы возлюбленная Александра Иванова. У меня возник вопрос, а был ли Гоголь знаком с Витторией, и был ли он влюблён в неё? Мне кажется, описание красавицы из «Рима» говорит об определённой зачарованности и влюблённости, - настолько оно красивое и проникновенное. И здесь невозможно, чтобы Гоголь просто передавал впечатления своего римского чичероне Александра Иванова. Для той степени поэзии требуются свои собственные чувства. А может быть, что альбанка Аннунциата – собирательный образ? Римская скульптура, живописные образы, даже архитектура – всё воплотилось в Аннунциате?
"Для той степени поэзии требуются свои собственные чувства"
Нет сомнений, что про Витторию Кальдони Гоголь знал. Она прогремела по всей Европе - не было известней супермодели в XIX веке! С другой стороны, Гоголь, как писатель и художник, вполне мог создать свой собственный литературный (собирательный) образ. Воображения и фантазии ему хватало на это в избытке. Правда, при всей красочности описания портрет девушки получился очень поверхностный. Фигуры речи причудливые и многообразные, а альбанка типично романизированная для того времени, хотя и сильно гиперболизированная. Про влюбленности Гоголя я ничего не знаю, но известно, что он активно общался (очно и по переписке) с русскими аристократками, поверял им свои мысли и чувства: с отзывчивыми женщинами ему легче было откровенно высказываться, чем с друзьями мужчинами. Итальянский язык он тоже неплохо знал. Римлянок, как минимум, мог наблюдать. Внешне отношения с женщинами у него, наверное, были дружески-платонические, но кто знает, что скрывалось у писателя с его странным интровертным характером внутри?
В Риме в одном доме с Гоголем (да, на Via/Strada Felice, 126) жили не только известные (теперь) русские художники и писатели (поэты), но и еще один бородатый мужичок. Звали мужичка Фёдор Чижов.
Фёдор Чижов – основатель российского (без привлечения иностранного капитала) строительства железных дорог и нефтедобывающей промышленности России. Именно Фёдор Чижов, у которого были сложные отношения с Гоголем при жизни, стал после смерти Гоголя душеприказчиком его наследства и редактором его полного собрания сочинений. Но об этой тропинке мало кто сегодня помнит. Между тем…
…Снова и снова внимательнейшим образом перечитывает Чижов все изданное к тому времени Гоголем, ведет скрупулезный подсчет погрешностей против общеупотребительных языковых норм: «он шлепнулся лбом – этого русский не скажет»; «сидел… не слишком толст, не слишком тонок – нельзя по всей строгости сказать без глагола “был”. Сокращенные прилагательные всегда подразумевают глагол; следовательно, если нет глагола, подразумевается “есть” и не ладится с прошедшим временем»; «(он выбежал) весь длинный – не по-русски»; «подавались блюда – и потом винительный падеж пулярку»; «заснул два часа – “заснул” нельзя сказать – сколько или, если можно, то неопределенно»…
https://pravoslavie.ru/57717.html
Андрей Иваныч: «(он выбежал) весь длинный – не по-русски» Аналогичное есть и в приведённом отрывке из "Рима": "...синее глубина римского неба, прямей летит вверх кипарис, и красавица южных дерев, римская пинна, тонее и чаще рисуется на небе своею зонтикообразною, почти плывущею на воздухе верхушкою". Если сравнительные прилагательные "синее" и "прямей" - вполне употребимые, то "тонее" - Гоголевский неологизм. Обычная сравнительная степень для прилагательного тонкий - тоньше. А тут - тонее! И сразу слово заиграло новыми красками - "синее голубизна римского неба" и "тонее римская пинна". Не то проза, не то стихи. Здорово же!