Залитая чернилом страница... *

Начало истории тут — http://diletant.media/blogs/62458/134/

Что за духоподъёмное было время в литературно-художественной жизни Петербурга после революции 1905−1907! Все что-нибудь писали, все всё издавали, газеты шумели, журналы пестрели, декаденты эстетствовали, символисты выдыхались, одностишье без единого знака препинания «О закрой свои бледные ноги» и «фиолетовые руки на эмалевой стене. при лазоревой луне» сменились «глазами кроликов» и «сонными лакеями». После чахлой луны захотелось солнца (будем как солнце!). И вообще — дерзкими и смелыми быть, чтоб одежды срывать… с атласной груди и роскошного тела…

Серебряный век. Апогей!

Так что появление в 1909 году нового литературного журнала не было чем-то исключительным, разве что название… Аполлон.

В редакцию журнала входили Гумилёв и Волошин, Блок и Кузмин, С. К. Маковский, А. Н. Толстой… Сам Иннокентий Анненский, о котором так много говорил Гумилёв, согласился возглавить в журнале так называемую «взрослую» редакцию!

Бывший директор Царскосельской (Николаевской) гимназии, педагог, переводчик (14! греческий — в совершенстве), критик, лектор. И он был поэтом. Но его первая книжка 1904 года «Тихие песни» под псевдонимом «Ник. Т-о» («Никто») прошла тихо, Никто так Никто, какой-нибудь, наверное, ещё один молодой начинающий автор… Ну и запросто можно подумать, что автор — барышня.

О, не зови меня, не мучь! Скользя бесцельно, утомлённо, Зачем у ночи вырвал луч, Засыпав блеском, ветку клёна?

Но по порядку

Я сознательно не сразу начала с продолжения событий того накалённого вечера 19 ноября 1909 года в мастерской Головина, где не затих ещё мокрый звук от удара кулака по лицу… И где так и не состоялся групповой портрет «Аполлона». С Анненским в центре.

(С групповыми портретами вообще беда: Кустодиев сделал грандиозный эскиз мирян от «Мира искусства». Но в 1916 году, после операции на спинном мозге у художника отказали ноги — инвалидное кресло; картину не завершил). Но что есть — уже замечательно. Кстати, тут можно найти Бенуа, которому в блогах недавно был пропет панегирик:

Так вот. Про Анненского (при известности сейчас) нельзя просто сказать — в то время у них в редакции был Анненский. Как, к примеру - Блок. И всё ясно. В белом венчике из роз — впереди. Или — Гумилёв (расстрелян! к тому ж, Ахматова в уме). Кстати, мемориальная доска Гумилеву на гимназии (где он лентяйничал, чего уж там) появилась раньше, чем Анненскому, который 6 лет её возглавлял, пока его не уволили в 1906 году за лояльность к студентам, принимавшим участие в демонстрациях 1905 года.

И вот человек, который практически всю жизнь стоял в литературе особняком, с его Еврипидом, с его эссе, которые он сам называл отражениями, потому что становился в них не просто критиком, а персонажем или актёром (аукнулся ему потом его стиль). И вот такой индивидуал вдруг оказывается в самой гуще литературной жизни, да что там — в питомнике единомышленников (тут питомник можно как синоним серпентария).

Жасминовые тирсы

«Жасминовые тирсы наших первых менад примахались быстро. Они давно уже опущены и — по всей линии…». Так начиналась статья Анненского о современной поэзии в 1 номере «Аполлона».

На этой статье (нынче бы сказали) оттоптались все, кому не лень, а не лень было всем «дружеским» изданиям.

Критика символистов, жасминовые тирсы которых давно опущены, задела многих, импрессионистский стиль статьи оказался непонятен и раздражителен.

Через две недели Волошин напишет Анненскому -Статья Ваша многих заставила сердиться. Это безусловный успех. Да, но Волошин добрый друг и соратник, узкий круг поддерживает А., но у широких-то масс спрос на критиканство старика-Буренина, не стесняющего себя этическими нормами, который, смакуя сближение А. с литературной молодёжью «Аполлона», назвал его «одним из старых бедламцев, обратившихся в детство».

А Аверченко разразился фельетоном, где прошёлся по статье — ничего нельзя поручить русскому человеку… Дали ему в руки жасминовый тирс, а он обрадовался, и ну — махать им, пока примахал этот инструмент окончательно…

Как реагировал на всё Анненский, абсолютно неспособный к злобной полемике в прессе? Хоть виду не показывал, но — болезненно. Особенно, когда Фёдор Сологуб обратил свою обиду на редактора С. К. Маковского, заявив, что в «Аполлон» он после такой статьи ни ногой, а вообще-то не исключает и дуэль (литераторы, ловцы душ, понимаешь, чуть что — сразу дуэль, а поговорить?).

После этого Анненский даже написал для 2-го номера открытое «письмо в редакцию» с разъяснениями своей цели, мол, он хотел «рассмотреть нашу современную лирику лишь эстетически».

К барьеру!

К 19 ноября, когда поэты прогуливались парами на чердаке Мариинского театра, а внизу шёл «Фауст» с Шаляпиным, уже вышел 2 номер журнала, с которым у Анненского было связано гораздо большее переживание, нежели с нападками на него «акул пера» после первого номера.

Как знать, может, если бы не эти переживания, он бы не был отстранённым в этом взрыве Гумилёв-Волошин, может, его вмешательство и мудрое слово помогли бы вообще избежать дуэли (а вызов последовал тут же), в которой, по счастью, обошлось без жертв, если не считать репутационных потер как для журнала, так и для участников…

Ни у кого из шестерых участников дуэли не было дуэльного опыта.

Если не считать несостоявшуюся «дуэль» 1905-го Гумилёва с гимназистом Куртом Вульфиусом, с которым они повздорили за игрой в винт. Тогда решили драться на шпагах, шпаг не нашли, взяли учебные рапиры с предохранительными «бомбошками» на концах, потом яростно сбивали их на улице о камни, пока брат Гумилёва не вмешался и не сказал, что их срочно — к директору! Любопытно, что в этом деле фигурирует ещё один брат: секундантом в этом поединке должен был быть Андрей Горенко, старший брат Ахматовой.

Решено было стреляться на Чёрной речке (ну, а где же ещё-то? два поэта.). Пистолетов долго не могли найти. Секундантами Волошина были А. Н. Толстой (граф) и князь Шервашидзе (тоже участник «Аполлона», художник, оформитель, из древнейшего княжеского абхазского рода Чачба, первый профессиональный художник Абхазии). Наконец Шервашидзе пистолеты нашёл (наверняка ведь пушкинских времён, ну, а каких же ещё? два поэта…) — у своего приятеля барона Майендорфа Александра Феликсовича — участника III и IV Государственной Думы, двоюродного брата П. А. Столыпина и внука командующего времён Крымской войны М. Д. Горчакова. Вот сколько имён в одних только пистолетах, надо полагать, сам дух дуэльных времён — в них, нужно перевести дух…