Беспрецедентный итог — ликвидация целого класса вооружений, способных за несколько минут стереть в порошок половину Евразии, — перекрывает все споры, дипломатические скандалы, шпиономанию, взаимное недоверие и паранойю, в атмосфере которых мировые державы шли тогда к этому историческому соглашению. На всех этапах советско-американских переговоров и встреч на высшем уровне Михаила Горбачёва сопровождал Павел Палажченко — переводчик, дипломат, политический аналитик, знаковая фигура того времени. Отрывки из его книги «Профессия и время. Записки переводчика-дипломата» очень ярко характеризуют атмосферу происходившего.
«Они один за другим умирали»
Женева, ноябрь 1985 года
«В газетах много писали о подготовке первого за шесть лет советско-американского саммита в Женеве. Необходимость в нём, как говорится, назрела. Как не очень дипломатично говорил потом Рейган, он давно хотел встретиться с советскими лидерами, но они один за другим умирали (I was ready to meet but they kept dying on me)».
Именно череда смертей «на высшем уровне» в значительной мере открыла путь для компромиссов и привела за стол переговоров людей, на них способных. За время президентства Рональда Рейгана умер Леонид Брежнев, требовавший от Соединённых Штатов не только самим не размещать в Европе ракеты средней дальности, но и добиться того же от Франции и Великобритании. На это в НАТО никто не согласился.
Умер Юрий Андропов, настаивавший на «пакетных переговорах» с условием, что США не только уберут ракеты, но и откажутся от запущенной Рейганом программы Стратегической оборонной инициативы, — в Москве полагали, что это сочетание позволит США защититься от советских межконтинентальных ракет после удара по СССР с близкого расстояния.
Умерли очередной генсек Константин Черненко и министр обороны СССР Дмитрий Устинов — и если первый был не против договариваться, то второй, обладая политическим весом полноценного советского лидера, продолжал гнуть линию пакетных переговоров.
Тем временем на протяжении в 1983—1984 годов СССР в ответ на натовские «евроракеты» занимался размещением в ГДР и Чехословакии оперативно-тактических комплексов «Ока», пока летом 1985 года этот процесс не приостановил своим мораторием новый генсек — Михаил Горбачёв.
Прошедшие в ноябре того же года переговоры в Женеве не принесли сиюминутного результата. США, в частности, не готовы были вывести из Европы ракеты средней дальности, а без этого уравнение становилось нерешаемым. Но был сделан первый шаг, пусть многим и показалось, что это был шаг на месте.
А на протокольном обеде советский лидер вдруг вспомнил Библию.
«О переговорных вопросах на этом обеде речи не было. Темы возникали разные. Нэнси поведала, что после покушения на Рейгана в 1981 году ему пришлось заниматься лечебной физкультурой для укрепления грудной клетки и «его грудь и плечи стали такими большими, что пришлось покупать новые костюмы». Ещё она рассказывала о кампании Just Say No («Просто скажи нет» — наркотикам), которую она активно продвигала. Спросила, насколько это проблема в СССР. Разговор неизбежно перешёл на антиалкогольную кампанию в Советском Союзе, и кто-то, кажется, Шеварднадзе, ответил, что, как бы то ни было, водка на столе есть и пить в меру не запрещается, особенно за мир между СССР и США.
— Да, — сказал Горбачёв, — пьянство — это только когда пьют без тоста. (Он это и потом часто говорил, и ещё: «Не пьем, Господи, лечимся»).
И предложил тост.
— У отношений между нашими странами сложная история, сказал он. Были и хорошие времена, например, наша совместная борьба с фашизмом, были и плохие — эпоха холодной войны. Наверное, обе стороны несут свою долю ответственности за неудачи и обострения. Но давайте смотреть вперёд, а не назад.
И здесь он довольно точно процитировал Библию:
— Всему на свете своё время — время рождаться и время умирать, время разрушать и время строить, время разбрасывать камни и время собирать камни… Давайте собирать камни и строить новые отношения между нашими странами».
Уже в январе 1986 года Михаил Горбачёв провозгласил программу поэтапной ликвидации ядерных вооружений во всём мире.
«Мы заглянули за горизонт…»
Рейкьявик, октябрь 1986 года
«Общеизвестно, что рейкьявикская лодка разбилась о СОИ. Но трактовка этого факта — разная. В США распространено мнение, что Горбачёв заманил Рейгана в Рейкьявик, чтобы уговорить его отказаться от этой программы или выхолостить её, но Рейган стоял твёрдо и не поддался. Это очень примитивная интерпретация. Предложение ограничить программу лабораторными исследованиями не могло привести к её прекращению, тем более что (особенно после саммита) мы давали понять, что готовы трактовать понятие лаборатории довольно широко.
Как показывают последующие события, программа СОИ — как проект глобальной противоракетной обороны — замедлилась сама по себе, хотя бы потому, что бросать деньги на ветер ни конгресс, ни администрация Дж. Буша не хотели. Но Рейган фактически хотел, чтобы Горбачёв дал зелёный свет ничем не ограниченным испытаниями развёртыванию ПРО, обещая поделиться технологиями, рисуя перспективы сотрудничества и партнёрских отношений во всех областях. Пойти на это Горбачёв не мог».
Подготовка к встрече шла на фоне взаимных обвинений в шпионаже: в Нью-Йорке был арестован советский сотрудник Секретариата ООН Геннадий Захаров, а в Москве — корреспондент журнала U. S. News and World Report Николас Данилофф. (Личное вмешательство Рейгана и обоюдное стремление сторон продолжить переговорный процесс способствовали быстрому освобождению фигурантов «шпионского скандала»).
Встреча советского и американского лидеров всё же состоялась, однако договорённостей по её итогам тогда достигнуть не удалось. Рейган уезжал со словами «Очень жаль», а Горбачёв на пресс-конференции упрекнул американскую сторону в том, что в Рейкьявик был привезён «хлам с женевских переговоров», а Рейган «приехал с пустыми руками».
И вместе с тем сам Горбачёв, как пишет Палажченко, воспринял переговоры в Рейкьявике не как провал, а как прорыв. Генсек публично сказал об этом на той же пресс-конференции.
«Мы заглянули за горизонт, мы говорили о мире без ядерного оружия. И я, и президент — за то, чтобы избавить мир от этого оружия. Мы по-разному видим путь к этой цели, но оба согласны, что надо начать с сокращения наполовину стратегических наступательных вооружений и ликвидации РСД в Европе. Теперь надо всем обдумать ситуацию. Мы подумаем, как быть дальше. Пусть подумает президент, конгресс. Я уверен, что мы продолжим диалог».
«Это большой день»
Вашингтон, декабрь 1987 года
«Накануне, после прилёта и краткой церемонии в аэропорту, где Горбачёва встречал госсекретарь Шульц, я ехал в посольство вместе с Шеварднадзе (министр иностранных дел СССР. — «Дилетант») и Бессмертных (замминистра иностранных дел СССР.— «Дилетант»), который сразу же предъявил министру новость: Шульц просит о срочной встрече, сегодня же вечером.
«Будет просить фотографию голой ракеты», — добавил Бессмертных.
Проблема заключалась в следующем. Стороны договорились обменяться фотографиями ликвидируемых по договору ракет, и американцы передали нам фото «Першингов» и крылатых ракет BGM, мы им — фото «Пионера» в контейнере. «Першинг» контейнера не имел, его параметры были на виду. Шульц сказал Шеварднадзе, что фотография ракеты без контейнера нужна для целей контроля, наша же позиция состояла в том, что контейнер является неотъемлемой конструктивной частью ракеты, она покидает предприятие в контейнере и будет в контейнере уничтожаться, так что необходимости в таком снимке нет. Шульц отвечал, что в этом деле тоже необходимо исходить из равенства, и «мы вам снимок уже передали»».
Подготовка к подписанию Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности шла трудно. Американцы требовали разрешить им инспекцию заводов в Воткинске, где сначала производились «Пионеры», а потом «Тополя». Советские дипломаты в ответ запросили инспекцию заводов, производивших детали для «Першингов». Американцы заартачились: мол, у нас там уже ничего не производится, нечего смотреть.
«Воронцов (первый замминистра иностранных дел СССР. — «Дилетант») писал в Москву, что ему пришлось говорить с главой американской делегации М. Кампельманом на повышенных тонах: «Неужели вы думаете, что наше руководство пойдёт на такую асимметрию: вы нас просвечиваете, измеряете, тащите для этого в Воткинск тонны оборудования, а мы взамен не получаем ничего?»
Ещё неприятнее была проблема «немецких Першингов». Ракеты «Першинг-1А» номинально принадлежали ФРГ, а ядерные боеголовки для них — США. Естественно, СССР требовал их ликвидации, но американцы в ответ утверждали, что договор заключается между США и СССР, так что «разговаривайте с немцами». Я всегда пытался найти у них какое-то рациональное зерно, и часто находил, но не на этот раз. Однажды даже в сердцах сказал одному из коллег, что американцы проявляли больше гибкости с Брежневым и Черненко, чем с Горбачёвым.
В конце концов с немцами пришлось разговаривать американцам, а не нам, и в августе канцлер Коль сделал официальное заявление: ракеты «Першинг-1А» будут уничтожены. Я в этот день был в отпуске в Монино и, услышав в новостях это сообщение, вздохнул с облегчением».
Несмотря на все сложности, подписание исторического Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности состоялось 8 декабря 1987 года в американской столице. Договор означал ранее немыслимое — уничтожение обеими сторонами всех баллистических и крылатых ракет наземного базирования, способных летать на расстояние от 500 до 5500 километров, а также установок для их запуска. Под действие договора попадали американские «Першинги» двух типов, «Томагавки» наземного базирования, советские комплексы «Пионер» и «Ока» и ещё несколько образцов вооружений.
«На церемонии прощания я вымок — никто не держал надо мной зонтик — и почувствовал, как я за эти два дня устал. Обратно ехал с Горбачёвым. Он тоже, как мне показалось, устал, хотя было ему тогда всего-то 56 лет. С минуту он молчал, а потом сказал:
— Знаешь, Павел, это большой день. Очень долго мы были врагами. И много плохого из-за этого произошло. Мы тоже немало дров наломали.
Это меня подтолкнуло, что ли, и я решился спросить:
— Афганистан?
— Будем решать, — ответил Горбачёв.
Думаю, он уже решил».
Что касается ракет, стороны выполнили свои обязательства по договору к лету 1991 года, суммарно ликвидировав почти три тысячи ракетных комплексов.