Смерть «человека в мундире»
Вид смертного ложа этого русского императора впечатлил бы и его пращура Петра I, и всякого человека уходящей эпохи романтизма. А. Ф. Тютчева, фрейлина цесаревны и дочь поэта, описала день кончины Николая I в мемуарах: «Император лежал поперёк комнаты на очень простой железной кровати. Голова покоилась на зелёной кожаной подушке, а вместо одеяла на нём лежала солдатская шинель. Казалось, что смерть настигла его среди лишений военного лагеря, а не в роскоши пышного дворца. Всё, что окружало его, дышало самой строгой простотой, начиная от обстановки и кончая дырявыми туфлями у подножия кровати».
Иначе он — «человек в мундире» — и не мог умереть. Словно на посту до последнего дня, как и хотел. Над Зимним поднялся траурный флаг, и народ известили о трагической смерти императора от воспаления и паралича лёгких. Простуда, грипп! Многим это показалось таким банальным — словно умер сапожник, а не монарх. К тому же Николай I, которому не исполнилось ещё и 60, отличался богатырским здоровьем. Так что слухи не заставили себя долго ждать. При дворе и далеко за его пределами говорили, будто царь покончил с собой — якобы Николай попросил у лейб-медика М. М. Мандта яд, чтобы свести счёты с жизнью. Эту версию быстро подхватили противники самодержавия: мол, даже он понял, по какому гибельному пути вёл Россию, и поэтому… Отчасти они были правы — в конце Николай осознавал, что во многом ошибался, что стране нужны перемены, реформы, которые он в силу своих убеждений не мог осуществить, и мир, который он не мог заключить без чувства унижения. Поражения Крымской войны, говорили сторонники версии самоубийства, окончательно подорвали его волю к жизни.
Однако те, кто придерживался гипотезы об отравлении (которая ныне не пользуется спросом у историков), всегда опирались на очень ненадёжные источники — как по «испорченному телефону» переданные кем-то воспоминания и записки критиков Николая I. К примеру, на мемуары А. В. Пеликана, внука начальника Медицинского департамента В. В. Пеликана: «Явился из департамента отец и объявил, что императора не стало. По словам деда, Мандт дал желавшему во что бы то ни стало покончить с собой Николаю яду». Полагали также, что тело Николая бальзамировали дважды потому, что оно быстро разлагалось под воздействием яда. В действительности же мемуары Пеликана — лишь отражение сплетен, а двойное бальзамирование — лишь результат медицинской ошибки (первое бальзамирование по новой системе Ж. Ганналя провели неудачно, и потребовалось второе — обычным способом).
Наконец, другие конспирологи заявляли, что если он и умер не от яда, то, наверное, специально простудился — разве станет здравомыслящий человек систематически разгуливать на морозе в лёгкой одежде, если не хочет расстаться с жизнью?! В самом деле, Николай I тяжело переживал тот факт, что русская армия, которой он так гордился, проигрывает войну. Да и ещё до её начала ощущалось, что на нём сказались тяготы правления. Когда в 1853 г. разразился международный кризис, император писал: «Сколько всё это мне на старости лет прискорбно (…). Желал бы кончить жизнь в покое!». Примерно тогда же саксонский посланник Ф. фон Экштедт заметил в Николае перемену: «Чувствовалось, как тяжело легло на него бремя двадцатисемилетнего правления, которое он почти один нёс в течение человеческой жизни. Взгляд его омрачился». Семья тоже видела, что монарх уже не так силён и бодр, как прежде, и временами вид имеет удручённый. Но о самоубийстве никто из хорошо знавших Николая I и подумать не мог. И вот почему.
«Буду перемогаться до конца»
Несостоятельность конспирологических версий вытекает из убедительной доказательной базы «официальной» причины смерти Николая I. Во-первых, самоубийство исключают психологический портрет и мировоззрение императора: как глубоко верующий человек, который всегда придерживался чувства долга перед богом и Россией, совершить такой грех он не мог. Его дочь Ольга Николаевна позднее писала: «Он был слишком верующим, чтобы предаваться унынию». К тому же Николай воспринимал себя офицером, а трон — местом службы, и покинуть его таким жалким путём?.. Едва ли. Он не был столь малодушен. Во-вторых, исторические источники позволяют довольно точно восстановить историю последней болезни монарха и объяснить внезапность его кончины.
Николай I был не из тех, кому приходилось часто жаловаться на недомогания и обращаться к врачам. До последних лет жизни он почти всегда казался крепким и энергичным, и все недуги обычно переносил на ногах. Нельзя сказать, чтобы он совсем не задумывался о своём физическом состоянии, Николай умеренно питался, вёл аскетичный упорядоченный образ жизни, даже занимался своеобразным спортом — ежедневно отрабатывал ружейные приёмы; предназначенные для этого ружья стояли в углу той комнаты, в которой он умер. Однажды он сказал: «В чём я уверен, это в большой пользе для здоровья от делания ружьём. Двадцать лет не проходило дня, чтоб я не занимался этим движением, и в то время не знал ни завалов, ни прочих теперешних пакостей; я старался даже приучить к этому и жену, но, увы, все мои усилия бы лишь к моей невыгоде».
Однако, когда перед Николаем I вставал выбор — забота о самочувствии или служба — он всегда выбирал второе и уповал на железное здоровье, а предписания врачей не воспринимал всерьёз. Так, он сильно болел в 1847 г. (так что едва мог ходить), в 1849 г. (опять сильная простуда), но не соглашался на постельный режим категорически. Ни М. Мандт, ни Ф. Каррель, ни Н. Арендт, ни другие медики не могли увещевать царя. Это и подвело его в феврале 1855 года.
Той зимой в Петербурге бушевал грипп. Эпидемия не обошла стороной и Зимний дворец. Первые признаки болезни у Николая I проявились 27 января после смотра маршевых батальонов Измайловского и Егерского полков (при минус 22 градусах), но он не придал им значения и, несмотря на кашель, продолжал работать и выходить на мороз в одном конногвардейском мундире с «лосиными панталонами и шёлковыми чулками» — как полагалось по уставу. В решении одеваться не по погоде тоже не было ничего нового. Ещё с начала 1854 г. император чувствовал боли в спине и «страдал ногою» (остеохондроз). Врачи, которые подозревали подагру, советовали носить сапоги с тёплой подкладкой, но царь отказался: «Если не гожусь на службу, уйду, а пока сила есть, буду перемогаться до конца».
«Я не думал, что так трудно умирать»
Но здоровье ближе к 60 оказалось уже не то. К 2 февраля Николай стал чувствовать «стеснение в груди», затруднилось дыхание, поднялась температура. Вопреки возражениям докторов Мандта и Карреля, 4 февраля монарх отправился на очередной смотр войск. В тот же день ему стало хуже, и врачи поняли, что нижняя доля правого лёгкого поражена гриппом, началось воспаление. Тяжёлый сухой кашель и боль в боку заставили Николая оставаться в покоях и следовать рекомендациям докторов четыре дня. За это время его состояние несколько улучшилось, и 9 февраля царь решил проводить маршевый батальон на войну. Лейб-медиков Николай слушать не стал и на этот раз — считал своим долгом предстать перед солдатами, которые шли за него умирать. По возвращении во дворец лихорадка и кашель усилились, снова заболел бок. 11 февраля врачи наконец заставили его прекратить работу и придерживаться постельного режима. Но было уже поздно.
Пневмония прогрессировала. 12 февраля медики заметили в мокроте гной, а 15 февраля — кровь. Жар не утихал и 17-го числа стал так силён, что врачи признали приближение летального исхода. Николай сохранял ясное сознание, несмотря на мучения от удушья и лихорадки: «Я не думал, что так трудно умирать». Мандт — доктор медицины из Пруссии с большим опытом — вспоминал, как император держался: «Я никогда ещё не видел ничего хоть сколько-нибудь похожего на такую смерть; я даже не считал возможным, чтоб сознание в точности исполненного долга, соединённое с непоколебимой твёрдостью воли, могло до такой степени господствовать над той роковой минутой, когда душа освобождается от своей земной оболочки».
Ночью на 18 февраля монарх прямо спросил Мандта, сколько ему осталось. Лейб-медик не стал врать: «Ваше Величество, вы имеете перед собой несколько часов». После этого император простился с родными, попросил помочь ему надеть мундир и причастился. Около 10 часов утра началась предсмертная агония, а в 12 часов 20 минут Николай I скончался. Отёк и паралич лёгких поставили точку в истории болезни.
При осмотре тела 19 февраля лейб-медики не обнаружили признаков действия яда (обычно яд вызывает пятна на коже или слизистой оболочке, меняет размер зрачков или оставляет иные характерные следы). «По предварительном наружном осмотре тела, на котором мы не нашли никаких особенных знаков, за исключением изменения кожи от приложения пластыря шпанских мух на двух местах (…) и красноты кожи на боковых частях лба и на висках от предшествовавшего частого прикладывания ароматического спирта, приступлено было к бальзамированию тела», — говорилось в отчёте. Этот документ подписали пять высококвалифицированных врачей: лейб-медики М. Мандт, Э. Рейнгольд и М. Маркус, лейб-хирург И. Енохин и доктор Ф. Каррель; поставил свою подпись и министр Императорского двора граф Адлерберг. Ни один из них никогда не предполагал отравление и ничуть не сомневался в ранее поставленном диагнозе — паралич лёгких. Сложно представить, что хоть один из них (или их родственники и друзья) не проговорился бы, если бы в действительности акт осмотра тела был сфальсифицирован. А подавленное психологическое состояние императора перед смертью можно объяснить не только неудачами армии (как делают конспирологи), но затяжной трёхнедельной болезнью. Современные медики, изучавшие смерть Николая I (Ю.А. Молин, Г. А. Воронцов), также не сомневаются, что монарха погубила закономерно прогрессировавшая пневмония.
В своём завещании Николай I написал: «Благодарю всех меня любивших, всех мне служивших. Прощаю всех, меня ненавидевших. Прошу всех, кого мог неумышленно огорчить, меня простить. Я был человек со всеми слабостям, коим люди подвержены; старался исправиться в том, что за собой худого знал. В ином успевал, в другом нет; прошу искренне меня простить». Не каждый правитель способен на такие слова.