«Чувствую слабость сил…»
В конце августа 1796 года императрица возвращалась домой после визита к Нарышкиным. В ясном ночном небе вспыхнула и упала звезда. Екатерина II заметила её: «Вот вестница скорой смерти моей». Петербургский генерал-губернатор Н. П. Архаров не мог не возразить ей: «Ваше величество всегда чужды были примет и предрассудков». Но царица понимала, что старость, которой она так сильно боялась, всё-таки берёт своё, и ответила: «Чувствую слабость сил».
Ей уже было 67 лет — возраст солидный даже по современным меркам, а уж тогда, в 18-м веке, людей за шестьдесят иначе как стариками и не называли. А ведь Екатерина и в юности не отличалась крепким здоровьем. Врачи даже подозревали, что она больна чахоткой, но в 1750-е гг. ей стало лучше. Она была всегда весела, современники отмечали её «прекрасный цвет лица, живые и умные глаза», жизнелюбие и энергию. Но императрица легко заболевала, её часто мучили сильные головные и поясничные боли, простуда. Она могла по несколько дней лежать в постели из-за плохого самочувствия.
Тем не менее прожила она дольше, чем можно было ожидать, и вошла в историю России как один из самых «долгих» правителей — 34 года на троне! Своим долголетием Екатерина была обязана достаточно упорядоченному образу жизни: хороший сон в одно и то же время, достаточное количество отдыха, умеренность в еде и почти полный отказ от спиртного. Даже на пирах в её кубках плескалось вино, разбавленное соком так, что от вина там уже мало что оставалось.
Из её обширной переписки мы знаем, что в 1780-е гг. она болела чаще, чем прежде, но старалась внушить окружению, что сохраняет доброе здравие. Даже за два месяца до смерти Екатерина писала: «Я весела и чувствую себя лёгкою, как птица». Как и прежде, она старалась не обращаться к врачам. При всей её просвещённости императрица предпочитала пользоваться услугами знахарей или прибегала к самолечению. Докторов же она называла шарлатанами, которые «всегда сделают вам больше вреда, чем пользы». В 1783 г. она сообщала одному из своих друзей: «Боль и доктор стали у меня однозначущими словами. Эти дьяволы морили меня много раз; по крайней мере они никого не вылечили. Месяца два у меня началась горячка; семь дней я пролежала в постели, но ни один эскулап не перешагнул порога моей комнаты».
Справедливости ради, медицина тогда стояла на таком невысоком уровне, что врачи и правда могли предложить ей мало дельного, а сделать себе кровопускание, которым лечили сотню болезней (включая и головные боли) человек мог и сам. Иногда это помогало, если недомогание оказывалось связано с повышенным кровяным давлением (как было у царя Алексея Михайловича «Тишайшего»). Прибегала к этому и Екатерина II, которая в том же 1783 г. рассказывала Г. А. Потёмкину: «А в начале мая захворала так, что первого числа вместо гуляния пустила кровь, и то лёжа на постели».
Последнее утро Её Величества
В 1790-х гг. императрица ещё сохраняла былое обаяние, но всё-таки она постарела, сильно располнела и утратила прежнее самообладание. Смерть Потёмкина, «пугачёвщина» и переживания, связанные с Великой французской революцией, подорвали и её нервную систему, участились боли и пищеварительные расстройства. Екатерина стала чаще гневаться, могла наорать на своего несчастного секретаря Г. Р. Державина за какую-нибудь ерунду (правда, потом непременно давала понять, что сожалеет). Её усталость — та самая «слабость сил» — сказывалась и в государственных делах: осталась в прошлом бурная законодательная деятельность, чиновники всё меньше заботились о благе подданных, а коррупция расцветала.
Хотя состояние Екатерины ухудшалось, в её отношении к врачам ничего не изменилось, да и они по-прежнему ничего не могли поделать с её головными болями. За год до смерти императрица писала барону Ф. М. Гримму: «Вот уже двенадцать дней как я почти ничего не ем и совсем не сплю, а доктора глупы. Я из сил выбиваюсь, толкуя им, что это просто спазмы. Наконец сегодня я потеряла всякое терпение и начала лечить себя от спазмов, стала употреблять самые сильные лекарства от этой болезни, и вот я спала после этого целый час, и вот доктора все дураки, а я права».
В последние месяцы жизни императрица уже с трудом передвигалась самостоятельно, а временами её ноги болели так, что не могла ходить вовсе. Но многим казалось, что она все-таки пойдёт на поправку. Екатерина сохраняла на званых вечерах весёлость и не составляла завещаний. Даже за три дня до смерти, когда с нею «сделалась колика» (острая боль), которая прошла через сутки, она «сию болезнь (…) никак не признавала себе вредною» (по словам придворного камер-юнкера Ф.В. Ростопчина; правда, он не уточнил, что именно сильно болело).
Накануне кончины, 5 ноября 1796 г., императрица провела вечер с приближёнными, смеялась вместе со всеми над выдумками Льва Нарышкина, а потом спокойно ушла спать. Ходили слухи, что какой-то очередной знахарь порекомендовал ей для больных ног делать ванны… с холодной водой, и последний фаворит императрицы Платон Зубов, который пользовался репутацией глупца, убедил её в тот день последовать совету.
Утром 6 (17) ноября Екатерина, как и всегда, проснулась около 7 часов утра. Ростопчин, которого императрица прозвала «сумасшедшим Федькой», был свидетелем последовавших событий. Как он писал спустя десять дней, царица «оделась, кушала потом кофе и побыв несколько минут в кабинете, пошла в гардероб, где она никогда более 10 минут не оставалась». Спустя полчаса камердинера забеспокоились, и один из них, Захар Зотов, осмелился пройти в покои Екатерины: «Отворив дверь, [он] нашёл Императрицу, лежавшую на полу. (…) Приподняв Ея голову, нашёл глаза закрытыми, цвет лица багровый и хрипоту в горле».
Екатерина уже не пришла в сознание. Её поразил сильный «апоплексический удар» — инсульт. Камердинеры тут же позвали доктора Дж. С. Роджерсона, который пустил императрице кровь, а к ногам приложил «шпанских мух» (из рассказа Ростопчина неясно, были ли это живые мухи или изготовленная из них мазь стимулирующего действия). Однако и английский лейб-медик, и другие врачи сразу сообщили присутствующим, что случившийся удар смертелен. В 10 часов вечера Екатерина II скончалась.
Засвидетельствовать смерть прибыли её внук Александр Павлович, граф Орлов, бывший секретарь А. А. Безбородко и другие приближённые. Приехал и нелюбимый сын — Павел Петрович. Так как мать не оставила завещания, новым монархом стал он. Павел в качестве последнего упрёка покойной приказал похоронить Екатерину рядом с гробом убитого по её приказу Петра III. А история пошла дальше своим чередом, о чём и говорил Ростопчин в своих записках: «Сколь ни велики были дела Ея, а смерть слабо действовала над чувствами людскими. Все (…) думали найти в ней выгоды и всякой, закрыв глаза и зажав уши, пускался бездушно разыгрывать снова безвинную лотерею слепого счастья!».