Прусский волк дразнит галльского быка
Эта война давно назревала. Пруссия становилась для Франции слишком опасным соседом. В 1866 году пруссаки разбили австрийцев и образовали Северогерманский союз. Немцы стояли на пороге объединения и посматривали на Запад, на французские Эльзас и Лотарингию. Убедительная победа над Парижем, который соперничал с Берлином за влияние на южные германские княжества, сделала бы Пруссию бесспорным гегемоном всех немецких земель. В свою очередь, Наполеон III желал не только обезопасить свою Вторую империю, но и решить за счёт внешней политики внутренние проблемы — двадцать лет его правления зрел политический кризис, ибо страной руководила группа вороватых авантюристов. В общем, бочка пороха уже стояла между Пруссией и Францией, оставалось лишь поднести спичку.
Поводом для войны стал дипломатический кризис вокруг испанского трона. После очередной революции испанцы искали претендента на престол, и одним из первых кандидатов был Леопольд фон Гогенцоллерн из правящей прусской династии. Сам Леопольд не горел желанием править испанцами, но канцлер Отто фон Бисмарк убедил его и короля Вильгельма I, что на трон надо претендовать (Бисмарк видел в этом удачную возможность рассориться с Францией). Разумеется, французы отреагировали очень бурно — ведь они бы оказались зажаты между двумя государствами с прусскими монархами и потеряли бы свой престиж. Так как Вильгельм I, уже пожилой и довольно спокойный по характеру, войны не хотел (в отличие от Бисмарка), он легко пошёл на попятную. Леопольд отказался от претензий на Испанию.
Но Франции этого было мало. По выражению британского историка М. Ховарда, Наполеон III хотел «щёлкнуть Пруссию по носу». Он потребовал от Вильгельма написать публичное письмо-«объяснение» и дать гарантии, что Гогенцоллерны ни при каких условиях не станут вновь стремиться к испанской короне. Принять это оскорбительное предложение Пруссия не могла, однако Вильгельм составил для французского посла довольно вежливый отказ. Опасаясь, что во Франции возобладают сторонники мира, Бисмарк перед отправкой отредактировал телеграмму Вильгельма и превратил её в весьма высокомерный текст. В историю это послание вошло как «Эмская депеша» — блестящая провокация канцлера. Она заканчивалась словами: «Его Величество Король (…) принял решение не принимать посла Франции и через адъютанта попросил передать послу, что Его Величеству нечего заявить послу». Наутро это перепечатали прусские газеты, депеша стала известна всей Европе.
Как и надеялся Бисмарк, телеграмма подействовала на «галльского быка как красная тряпка». Какие-то пруссаки унижают великих французов, которые некогда громили их при Йене и Ауэрштедте! Французские депутаты голосовали за войну, и Наполеон III объявил её Пруссии 19 июля 1870 г. Маршалы убеждали императора, что прусская армия ни за что не сравнится с победоносной французской. Наполеон III поверил. И эта ошибка стоила ему короны.
Военная машина против устаревшей телеги
За десять лет в военной системе Пруссии произошли колоссальные перемены. Во-первых, немцы обладали прекрасными мобилизационными возможностями и хорошими железными дорогами, которые стали новым фактором войны. Во-вторых, качество их артиллерии и особенно стальных пушек Круппа было отличным, как и меткость артиллеристов. В-третьих, система обучения и подготовки войск значительно превосходила французскую. Наконец, полководческие способности графа Гельмута фон Мольтке и Альбрехта фон Роона оставили далеко позади дарования французских генералов. Созданный немцами Генеральный штаб придал армии новую структуру, отвечающую многочисленности войск и современному транспорту, и дал ей отлаженную систему управления. В 1870 году немцы имели чёткий план войны и заготовленные приказы для своих соединений — каждый офицер знал, что и как делать, как и с кем взаимодействовать. Благодаря этому немецкие войска практически всегда имели всё необходимое и не теряли управляемости.
Ничего подобного у французов не было. Щегольство военных намного превышало их профессионализм. Вопреки самонадеянности маршалов и императора готовность Франции к войне оставляла желать лучшего. Сам Наполеон III не обладал и четвертью военных и политических талантов своего великого дяди Бонапарта; его армия могла побеждать в Африке и Италии, но война с Пруссией требовала военной системы иного уровня. У войск — ни немецкой дисциплины, ни выучки. Качество офицерского образования обескураживало, имело место такое явление как неграмотные офицеры (те, что выслужились из солдат). Да и тех не хватало. Воинская служба во Франции давно потеряла престиж, и шли на неё без энтузиазма. Самое главное — французам не хватало организованности. Потенциально они могли мобилизовать более полутора миллиона человек (против 1,2 млн у немцев), но скорость их мобилизации была крайне низкой. Систему снабжения французские военные также поставили из рук вон плохо, что сказывалось на всех этапах войны 1870 — 1871 гг. — войскам не хватало то одного, то другого, они сделались медлительными, а значит, предсказуемыми.
Немногие преимущества, которыми располагали французы, — это их беспримерная отвага на поле боя, винтовки Шасспо, несколько более скорострельные и дальнобойные, чем немецкие ружья Дрейзе, и мартильезы — пушки-картечницы. Но на этом всё.
Война идёт по плану
К 1 августа армия Пруссии развернулась на Среднем Рейне (около 500 тыс. человек). Франция к этому моменту отвратительно проводила мобилизацию, лишь половина резервистов добралась до своих полков, многие даже без оружия и обмундирования. Железные дороги лихорадило. Кое-как войска скапливались у границы — французское командование рассчитывало нанести удар в баварском Пфальце, чтобы разделить прусские и южно-германские войска. Но расчёт этот совершенно не оправдался. Перед ними уже стояла большая армия, сама готовая наступать.
После первого небольшого боя у Саарбрюкена (2 августа) началась череда кровопролитных сражений, в самых крупных из которых победа осталась за пруссаками. Французская пехота неизменно храбро сражалась, но их отваге и скорострельным винтовкам немцы противопоставляли свою артиллерию, которая обычно решала исход дела. 4 августа пруссаки разгромили дивизию генерала А. Дуэ, 6 августа разбили 1-й корпус маршала М. Мак Магона и заставили отступать 2-й корпус генерала Ш. Фроссара. Уже 11 августа немцы вступили в Нанси, столицу Лотарингии.
На фоне этих событий Париж замер в ожидании политических потрясений. В середине августа Проспер Мериме писал императрице: «Я ожидаю через неделю провозглашения республики, а через две — появления пруссаков». Русский морской агент И. Ф. Лихачёв сообщал из Парижа примерно то же: «В случае поражения революция в Париже и падение Императорской династии — почти неизбежны». Первые же неудачи подорвали веру французов в победу и тем более в императора. Тот же Лихачёв видел, как «взаимное недоверие, вражда и интриги политических партий, неспособность людей, стоящих во главе управления…» ведут Францию к военной катастрофе.
Разгромы в приграничных сражениях лишили Наполеона III и надежды на то, что Австрия и Италия выступят его союзниками. Французы остались одни и в довольно тяжёлом положении. Под началом маршала Ашиля Базена они отступали к крепости Мец. Там их окружили 7 корпусов и 3 кавалерийские дивизии немцев (около 160 тыс. человек). Генералы, которые искали спасения в отступлении и надеждах на переформирование войск, просчитались — немцы пришли в себя после кровавых боёв за считанные дни и возобновили свой натиск. Плохо организованный отход французов привёл к проблемам с дисциплиной, усталые и голодные солдаты дебоширили в деревнях на постое.
16 августа Наполеон III покинул войска и уехал в Шалон, где формировалась ещё одна армия. Шалонская армия состояла из резервистов, необученных новобранцев и разного рода сводных отрядов (около 130 тыс. солдат). Она начала свою кампанию под командованием Мак Магона 21 августа. Император под давлением общественного мнения приказал идти на выручку Базену. Впрочем, наступательного духа для подобной операции уже не нашлось. Один очевидец так описывал состояние войск: «Это была ко всему безразличная толпа, скорее прозябавшая, но не живущая, люди, едва переставлявшие ноги, даже если их подгоняли пинками, недовольно ворчавшие, когда их вырывали из тревожного сна».
Седанская катастрофа и пленение Наполеона III
Попытки Базена пробиться из окружения оказались неудачны. Сражения при Марс-ла-Туре, Сен-Прива и Гравелоте (16−18 августа) французы проиграли. Гельмут фон Мольтке использовал сложившуюся ситуацию себе на пользу. Заблокировав Мец, он бросил лучшие силы против Шалонской армии и заставил её отступать к Седану. 31 августа французы потерпели ещё одно поражение при Бомоне. 1 сентября Мак Магон рассчитывал дать деморализованным солдатам отдых, пополнить припасы и вообще привести полки в порядок. Но в этот день в прусском Генеральном штабе полководцы решили навязать французам генеральное сражение.
Битва при Седане началась ранним утром. Г. фон Мольтке выбрал удачное время и место. Боевой дух врага уже сильно пострадал, солдаты Мак Магона устали от утомительных маршей, пруссаки же, напротив, воодушевились прежними успехами и отдохнули; отступать французам было почти некуда: со всех сторон — либо немцы, либо река Маас, либо бельгийская граница. Германские корпуса начали сжимать вокруг неприятеля кольцо. К полудню в ожесточённых боях они не позволили французам вырваться из этой ловушки и блокировали их окончательно. Под сокрушительным огнём пушек Круппа захлёбывались отчаянные атаки французской кавалерии, к концу подходили боеприпасы. Шалонская армия почти вся за несколько часов укрылась в Седане — около сотни тысяч солдат и офицеров. Артиллерийский обстрел города сломил остатки воли французов к борьбе. Ещё не начался закат, когда они сдались на милость победителя.
Наполеон III отправил Вильгельму I предложение переговоров о капитуляции. В бою немцы захватили в плен 21 тыс. человек, в Седане им сдались ещё 83 тыс. В число трофеев попали также 6 тыс. лошадей, 549 орудий и тысяча повозок. Французы потеряли около 3 тыс. убитыми и 14 тыс. ранеными. Встретившись с Вильгельмом I, Наполеон III поздравил его с новой армией и артиллерией. Император просил лишь, чтобы в плен его отправили через Бельгию — чтобы ему как монарху не пришлось ехать пленённому по собственной стране. Вильгельм I и Бисмарк исполнили эту просьбу. 3 сентября Наполеон III и его свита отправились в плен во дворец прусского короля у Касселя (после войны почётного пленника освободили).
Бисмарк мог теперь сказать о Наполеоне III только: «Династия на нём завершается». Вторая империя пала. 4 сентября парижане низложили императора и учредили Третью республику. Бесславный конец правителя, обязанного восхождением своему имени. Фридрих Энгельс ещё накануне Седанской битвы подвёл безжалостный итог правлению Наполеона III: «Организация армии повсюду оказывается негодной; благородная и храбрая нация видит, что все её усилия защитить себя оказываются тщетными, потому что она в течение 20 лет позволяла, чтобы её судьбами вершила шайка авантюристов, которая превратила администрацию, правительство, армию, флот — фактически всю Францию — в источник своей личной наживы».
Осада Парижа и капитуляция Франции
Под Седаном Пруссия фактически уже выиграла войну — у Франции не осталось большой регулярной армии. Ополченцы и резервисты, хоть и многочисленные, могли лишь отсрочить неизбежное. Французы пытались атаковать пруссаков из провинции и под Парижем, но тщетно: немцы методично подавляли остатки армейских частей и ополченцев. Нельзя, однако, отказать в героизме тем, кто сражался в этой ситуации против куда более сильного врага. Даже десятки тысяч матросов сошли с кораблей и бились с немцами на суше — как в своё время моряки Севастополя дрались с французами и англичанами на подступах к городу.
Главные усилия республиканский Совет национальной обороны сосредоточил на обороне Парижа, который противник начал окружать 17 сентября. Французы мобилизовали все силы: национальную гвардию, таможенную стражу, волонтёров и даже пожарных. Тем временем прусская армия сбавила темп наступления, чтобы отдохнуть, пополнить запасы и медленно, но верно закончить войну. Сначала фон Мольтке разобрался с Мецем и Страсбургом — блокированные там французские войска (около 170 тыс. человек) капитулировали 27 октября.
Париж немцы решили не штурмовать — город обороняли более 100 тыс. человек под командованием генерала Трошю. Уличные бои никогда не обещают ничего хорошего для захватчика, так что пришлось стоять у стен города. Отчаянные вылазки французов не принесли им успеха. Постепенно в столице накалялась обстановка — деревья вырубали на дрова, заканчивалась еда, бедные голодали и смотрели на сытых богатых, произошло несколько голодных бунтов… В общем, положение неумолимо ухудшалось, пока пруссаки в Версале просто ожидали капитуляции республики. Дошло до того, что в ресторанах для богачей подавали кошатину и крысятину; впрочем, мясо собак и кошек продавалось и на простых рынках. Парижане съели даже животных из зоопарка, в том числе двух слонов.
В конце года пруссаки пополнили свои войска и доставили под Париж осадную артиллерию. Чтобы ускорить развязку, 27 декабря они начали обстрел французской столицы. Народ Франции уже был готов принять мир на любых условиях, лишь Совет национальной обороны оттягивал это тяжкое решение — до 28 января 1871 года. После мощного трёхдневного обстрела гарнизон Парижа сдался.
Избранный в феврале президентом Франции Луи Адольф Тьер заключил с немцами мир. Ещё в январе Вильгельм I и Отто фон Бисмарк объявили в Версале об образовании Германской империи. В это новое могущественное государство вошли отторгнутые от Франции Эльзас и Лотарингия; 5 млрд золотых франков, которые французы обязались выплатить в качестве репараций, стали весомым вкладом в экономику Германии. Кроме морального урона, утраты территорий и денег, Франция понесла серьёзные человеческие потери: 138 тыс. человек убитыми (потери немцев — 44 тыс. убитых).
***
Историческое значение Франко-прусской войны и провала Франции трудно переоценить. По выражению историка М. Ховарда, «великолепная и заслуженная победа Германии явилась (…) бедствием как для неё самой, так и для остального мира». Амбиции Германской империи стали залогом будущей мировой войны. С окончания блестящей кампании 1870−1871 гг. немецкая политическая элита полагалась на свою военную силу и не ведала, что в 1914 году мечты о новом Седане сыграют роковую роль.