В традиционной картине мира женщина — дарительница жизни и хранительница семейного очага — самим своим предназначением должна всячески противостоять разрушительному началу революции. На практике выходило иначе.
Ленин считал, что революционное движение в России началось с декабристов. Женщины в декабристских организациях не участвовали, что понятно: основу их составляло офицерство, а на всю Россию в описанный период был только один офицер немужского пола — отставной штабс-ротмистр Надежда Дурова. Тем не менее после восстания одним из ярчайших эпизодов декабристской эпопеи стал «демарш двенадцати» — девяти жён, двух невест и сестры, — последовавших за дорогими им мужчинами в Сибирь. Чего в этом было больше — долга, любви, религиозного чувства, протеста — нам неведомо. В некрасовской поэме «Русские женщины» княгиня Трубецкая бросает отговаривающему её губернатору:
Мой долг, — я слёз не принесу
В проклятую тюрьму —
Я гордость, гордость в нём спасу,
Я силы дам ему!
Минуло полвека, и довольствоваться пассивной ролью «при мужчине» прекрасные дамы больше не хотели.
Екатерина и Вера
В течение трёх месяцев, с 18 октября 1877 года по 23 января 1878-го, Особое присутствие Сената слушало уголовное дело «О пропаганде в империи». На скамье подсудимых после более чем трёхлетнего следствия, в ходе которого все арестованные находились в тюремных казематах (к началу процесса сорок три из них скончались, двенадцать покончили с собой, и тридцать восемь сошли с ума), оказалось сто девяносто три участника «хождения в народ», тридцать пять из них — молодые женщины. Двадцать две были оправданы, девяти засчитали за наказание предварительное заключение, трое отправились в ссылку, Екатерина Брешко-Брешковская получила пять лет каторги, став первой женщиной/политкаторжанкой в Российской империи. Впереди у будущей «бабушки русской революции» (определение Александра Керенского) — побег с поселения, новый каторжный срок, новая ссылка, участие в создании Партии социалистов-революционеров и её Боевой организации, эмиграция, участие в революции 1905−1907 годов, опять ссылка, поддержка Временного правительства, неприятие большевистского переворота и, как следствие, новая эмиграция, уже навсегда.
«Горячая пропаганда террора, в котором Брешковская видела не преступление, а подвиг во имя народа, сопровождала её выступления на протяжении всей революционной деятельности. Не совершив в своей жизни ни одного террористического акта лично <…>, Брешковская вдохновила на их совершение многих молодых социалистов-революционеров. Брешковская была уверена в том, что для достижения благих целей любые средства хороши, и распоряжалась чужими жизнями с лёгкостью и жестокостью», — Юлия Иванишкина, историк.
В отличие от Екатерины Константиновны, Вера Засулич никогда в своей жизни к террору не призывала, но сама прославилась именно террористическим актом. 24 января 1878 года, на следующий день после вынесения приговора на «Процессе 193-х» она выстрелом из револьвера ранила петербургского генерал-губернатора Фёдора Трепова, который полугодом ранее отдал приказ высечь политического заключённого за мелкий дисциплинарный проступок. Засулич не была знакома с жертвой треповской вспыльчивости, но полагала, что её долг — восстанавливать справедливость там, где это не сделано другими.
Оправдательный приговор присяжных (после него политические дела стали слушаться без их участия) наглядно продемонстрировал, что немалая часть российского общества сочувствует подобной жизненной позиции.
Неженские судьбы
А затем женщины пойдут в революцию волнами — народоволки и эсерки, народные социалистки и социал-демократки. Судьба многих из них будет страшной. Софью Перовскую, организатора последнего покушения на Александра II, повесили. Её помощницу Гесю Гельфман помиловали по причине беременности, заменив казнь пожизненной каторгой. Через четыре месяца после родов, проходивших без всякой медицинской помощи, она умерла в тюрьме от их последствий; родившаяся девочка не прожила в воспитательном доме и года, последовав за матерью.
Народоволка Вера Фигнер — смертный приговор, затем замена одиночным заключением и двадцать лет в Шлиссельбургской крепости. Эсерку Марию Спиридонову, застрелившую чиновника Луженовского, садиста, руководившего подавлением революционных выступлений на Тамбовщине, избили до полусмерти казаки, а после суда она шестнадцать дней провела в камере смертников. Потом — Нерчинская каторга, Мальцевская тюрьма с нечеловеческими условиями, недолгое время на свободе и бесконечные преследования уже со стороны советской власти: две ссылки, тюрьма и расстрел осенью 1941-го отступавшими бравыми чекистами. И подобных женских-«неженских» судеб — десятки, если не сотни.
Таким образом, к моменту установления советской власти и началу Гражданской войны для активного участия женщин «в борьбе за это» всё было готово: солидная теоретическая база (феминизм в то время имел преимущественно политическую окраску), жертвенные образцы, особые условия. Революционерки отправились на фронт, в подполье на территории белых, в ЧК — не столько словом, сколько делом вершить долгожданную революцию.
Карающий меч
На звание «фурий революции» (напомним, что в древнеримской мифологии фурии — богини мести и ненависти, в древнегреческой им соответствовали эринии), как представляется, в наибольшей степени могут претендовать дамы, возглавлявшие карательные органы — разного рода «тройки», особые отделы и «чрезвычайки». Не меньше знаменитых Розалии Землячки и Евгении Бош «прославилась» Варвара Яковлева, партийный работник с немалым стажем, подпольщица — две ссылки, две эмиграции. С первых дней создания Чрезвычайной комиссии занимала ответственные посты в Петроградской ЧК, вплоть до руководства ею в течение нескольких недель (одной из её ближайших сотрудниц была известнейшая большевичка, подруга Крупской и Коллонтай Елена Стасова). Запомнилась чудовищной жестокостью. Неслучайно после отстранения от работы в Петрограде (не за зверства — за сомнительные связи) её перебросили на организацию продотрядов, где требовались сходные качества.
Казань, Челябинск, Ново-Николаевск, Томск хорошо запомнили Веру Брауде, дворянку из обрусевших немцев, эсерку, а затем большевичку. В период отступления колчаковских войск она следовала с частями красных и возглавляла ЧК этих городов и губерний. От подробностей этой работы кровь стынет в жилах.
«В дальнейшей работе как зам. Пред губчека я беспощадно боролась с эсерами всех видов, участвуя в их арестах и расстрелах. В Сибири член Сибревкома известный правый Фрумкин, вопреки Новосибирскому губкому ВКП (б) даже пытался снять меня с работы пред Чека в Новосибирске за расстрелы эсеров, которых он считал «незаменимыми специалистами»», — Вера Брауде, автобиография.
Надежда Островская в Севастополе, жена легендарного Щорса Фрума Хайкина — в украинском Полесье и ещё десятки женщин в кожанках и галифе оставили по себе жуткую память участием в расстрелах и реквизициях.
Не только с пулемётом
С самого начала Гражданской войны в Красной армии возник, а затем и был юридически оформлен институт комиссаров с широкими полномочиями: от наблюдения за командиром (нередко — офицером царской армии) до контроля морально-политического духа войск и поддержания оного на должном уровне. Немалую роль в подобной работе сыграли женщины.
Начальником политотдела укрепрайона, а затем стрелковой дивизии прошла войну Ольга Миткевич, сделавшая потом удивительную карьеру. «Брошенная» на народное хозяйство, она управляла группой шахт в Донбассе, текстильной фабрикой в Ярославле, а затем возглавила крупнейший в Европе авиационный завод — № 22 в Филях (ныне НПЦ имени Хруничева). Расстреляна на полигоне «Коммунарка».
Ценным помощником командующего Восточным фронтом Сергея Каменева была начальник политотдела фронта Глафира Окулова-Теодорович, сестра известного революционера Алексея Окулова. В политотделе чапаевской дивизии заведовала культпросветом жена комиссара Фурманова Анна. Десятки «комиссарш» стояли во главе партполитработы на всех уровнях.
Сражались женщины и непосредственно в рядах бойцов, как легендарная Анка-пулемётчица из «Чапаева». Донская казачка Павлина Кузнецова начала войну санитаркой, а продолжила за «максимом» в частях Первой конной. Награждена орденом Красного Знамени. Казнена немцами во время Великой Отечественной. С пулемётом прошла Гражданскую и Ангелина Золоцевская — сначала в регулярных частях, а после плена и побега — в партизанском отряде Сергея Лазо.
Немало женщин сыграли заметную роль в деятельности большевистского подполья. Под руководством Августы Бердниковой, действовавшей в Сибири, был перехвачен «эшелон смерти» с двумя сотнями приговорённых к казни большевиков, освобождена первая территория в Приангарье — Черемховский каменноугольный бассейн, перехвачена часть находившегося у «Верховного правителя» адмирала Колчака золотого запаса Российской империи. В одесском подполье активно работала Надежда Улановская, в будущем — кадровая разведчица, сотрудница легендарного Рихарда Зорге в Шанхае. Подпольщицей под видом сестры милосердия в одном из деникинских госпиталей была Полина Жемчужина, впоследствии жена Молотова, крупный советский руководитель. Много имён можно ещё назвать, всех не перечислишь.
Они верили, что революция освободит женщину от вековечного мужского гнёта, кухонного рабства, даст ей невиданные возможности для самореализации. В какой-то мере так и произошло, с этим трудно спорить. Вот только почему-то не так много при советской власти счастливых женских судеб. И уж точно — совсем мало у тех, кто активно эту власть выстраивал.