«24 декабря священник пришёл в дом для рождественской службы. Все собрались в большом зале. Дети предвкушали наше удивление при виде «сюрприза», который они приготовили для нас. Мы все считали себя частью одной большой семьи. Мы старались забыть о наших проблемах, чтобы насладиться минутами мирного праздника в узком семейном кругу». (Пьер Жильяр, наставник цесаревича Алексея, о последнем Рождестве Романовых)
«Утром сидел полчаса у дантистки. В 12 час. была отслужена в зале обедница. До прогулки готовили подарки для всех и устраивали ёлки. Во время чая — до 5 час. — пошли с Аликс в караульное помещение и устроили ёлку для 1-го взвода 4-го полка. Посидели со стрелками со всеми сменами до 5 ½ час. После обеда была ёлка свите и всем людям, а мы получили свою до 8 час. Всенощная была очень поздно, началась в 10 ½, так как батюшка не успел прийти из-за службы в церкви. Свободные стрелки присутствовали». (Николай II о Рождестве 1917 года)
«Поразительную вещь устроили дети, оказывается, они в течение месяца копили кусочки хлеба, которые давали им в гимназии, сушили их — и вот, изготовив белые фунтики с наклеенными картинками, набили эти фунтики сухарями и разложили их под ёлкой — как подарки родителям! Дети, которые готовят к Рождеству сюрприз для отца и матери. Не хватает ещё, чтобы они убедили нас, что всё это дело Санта-Клауса! В следующем году выставлю у кровати чулок!». (Корней Чуковский, 1920 год)
«В этом году Рождество «отменено». 25-го по нов. ст. (хотя православные не считают его праздником) сделалось предметом неистовой антирелигиозной пропаганды (вплоть до призыва детям в анкетах указывать на то, верующие ли родители и праздновали ли Рождество), попутно проводят разрушение церквей, снятие колоколов (со ссылкой, м. проч., на Петра Великого); «удушливые стенгазы» разных учреждений полны поимённых указаний на отдельных лиц, «попавшихся» в посещении церкви, участии в хоре
«Рождество приближается. В связи с этим МОСПО предложил всем кооперативам Московской области принять активное участие в антирождественской кампании. Кооперативам запрещена торговля ёлочными украшениями и другими товарами, связанными с религиозным культом и обрядами. В витринах магазинов и столовых предложено организовать антирелигиозные выставки». («Вечерняя Москва», декабрь 1929 года)
«Рождества в этом году в Москве не было, если не считать частных празднеств у иностранных дипломатов и технических работников. Не было рождественских торжеств, не было рождественского духа, не было рождественской службы.
Ни один колокол не зазвонил в древней столице России, которая на протяжении столетий славилась колоколами и церквами. Советская Москва к Рождеству безразлична, она для него слишком занята. Она изгнала Рождество и из своего календаря, и из своего сердца».
«Елка была. Сначала мы с М. А. убрали ёлку, разложили под ней всем подарки. Потом потушили электричество, зажгли свечи на ёлке, М. А. заиграл марш, — и ребята влетели в комнату. Потом — по программе — спектакль. М. А. написал две сценки (по «Мёртвым душам»). Одна — у Собакевича. Другая — у Сергея Шиловского. Чичиков — я. Собакевич — М. А. Потом — Женичка — я, Сергей — М. А.
Гримировал меня М. А. пробкой, губной помадой и пудрой.
Занавес — одеяло на двери из кабинета в среднюю комнату. Сцена — в кабинете. М. А., для роли Сергея, надел трусы, сверху Сергеево пальто, которое ему едва до пояса доходило, и матроску на голову. Намазал себе помадой рот.
Зрители: Ольга, Сусанна и мальчики. Успех.
Потом ужин рождественский — пельмени и масса сластей». (Елена Булгакова, 1934 год)
«Сегодня Рождественский сочельник. Как ни задушен этот великий Праздник, как он ни превращён в «будни», равно как и Рождество Христово, как ни преследуется всякий невыход в этот великий христианский Праздник на работу, но народ празднует и на последние скудные свои гроши спешит на базар и в лавку купить что-либо к Празднику. Завтра все поспешат на работу. В эти дни,
«От имени всем нам родной матери — Русской Церкви посылаю рождественский привет и вам, возлюбленные о Христе братие и сестры, до сих пор «седящие во тьме и сени смертней» фашистского нашествия. Тяжек фашистский плен, но «с нами Бог!». Потерпите ещё немного, уже меньше того, что вы терпели, «и снова свет воссияет на вы» (Ис. 9, 2). Улетит злая саранча, объедающая вашу землю. Сгинут насильники, пришедшие сделать вас на вашей же земле из хозяев своими рабами…». (Рождественское послание митрополита Сергия, 1942 год)
«Во время блокады я церковь не посещала, потому что далеко было идти и сил не хватало, вообще ходить было трудно. Однако праздники церковные как-то мы с мамой отмечали дома. Копили немножко продукты…». (Людмила Смирнова, жительница блокадного Ленинграда)
«Я хочу начать с того, что это невероятно, как нам удавалось год за годом праздновать величайшее событие человечества в этом особом лагере, где всё было запрещено, где каждый шаг, предпринимаемый ради празднования Рождества, был чрезвычайно опасен, где постоянно приходилось применять сноровку, хитрость и мужество, чтобы сбить с толку безжалостный конвой».
«За несколько месяцев до Рождества каждая женщина, получавшая посылку, отдавала часть своей муки, сахар, сухофрукты или вяленую рыбу женщине, ответственной за празднование. Всё это было аккуратно отсортировано и спрятано, как правило, в сугробах во дворе, потому что каждый угол в лагере тщательно обыскивался. Ночью, когда вся охрана отправлялась по домам за пределы лагеря, печь продолжала гореть, потому что был ужасный мороз. Так что по ночам за недели наперёд эти женщины готовили на печи в бараке множество всяких угощений». (Вера Прохорова, политзаключённая)