Вся Светлейшая Республика была ошарашена этим невероятным событием. Ещё никто из смертных не покидал стен Пьомби по своей воле. Однако неутомимый Казанова сумел найти выход даже из самого безнадёжного положения и тем самым ещё раз вписал своё имя в историю.
Прежде чем совершить арест Казановы, власти Венецианской Республики несколько лет вели за ним слежку, чтобы знать самые тайные и интимные подробности его жизни. Он был на плохом счету. Тридцатилетний сын актёров, чья профессия считалась презренной, священник, отказавшийся от сана, каббалист, мошенник, игрок, распутник… Один из доносов на Казанову гласил: «Своим обманом и болтовнёй он вовлекал людей в распутство и прочие виды наслаждения… Он вольнодумец, ни во что не верит, что касается религии, и запросто может входить в доверие к людям и их обманывать… Общаясь с упомянутым Казановой, признаёшь, что он объединяет в себе неверие, обман, похоть и сластолюбие до такой степени, что это внушает ужас».
В Венеции к людям с подобной репутацией относились весьма подозрительно и при малейшей возможности старались изолировать их от общества. Казанова сам подарил тайной полиции повод отправить его за решётку, когда вступил в отношения с иностранным послом, французским аббатом де Берни, что в Венеции сурово каралось. Последней каплей в терпении Светлейшей Республики стала написанная Казановой пьеса в стихах, где непристойные сцены эротического характера соседствовали с рассказами из Священного писания.
Казанова был арестован 26 июля 1755 года. За ним пришли рано утром, изъяли все личные бумаги и позже предъявили обвинение в «публичном оскорблении святой религии». Под стражей Казанову сопроводили в тюрьму, из которой не сбегал ещё ни один заключённый.
В Пьомби осуждённые содержались в крайне тяжёлых условиях. С итальянского название тюрьмы переводится как «свинцовая», так как крышу её здания покрывают свинцовые плиты. Зимой они позволяли ледяному воздуху царствовать в камере, а летом раскалялись под лучами солнца и создавали невыносимую жару. Тюрьма была открыта на чердаке восточного крыла Дворца дожей в 1591 году. В ней было шесть камер, разделённых прочными перегородками. В одной из них, площадью чуть менее 16 квадратных метров, и оказался Джакомо Казанова.
Поначалу «великий любовник» считал, что его заключение — недоразумение, вызванное кознями врагов, и что в скором времени его наверняка отпустят. Ни минуты он не представлял себя в чём-то виноватым и в ярости мечтал о мести. Дни шли, а Казанова сидел в застенках. Крысы, сновавшие вокруг, доводили его до безумия. От жары гудела кожа, постоянно хотелось пить. К пытке физической добавлялась пытка интеллектуальная — Казанова был лишён книг (впоследствии этот запрет был снят), бумаги и чернил. Но самым нестерпимым было находиться в постоянном неведении о сроке своего заключения. Это ещё одна садитская пытка уготованная инквизиторами. Только они знали, что Джакомо Казанова должен провести в Пьомби пять лет.
Но Казанова не был бы одним из самых отчаянных авантюристов своей эпохи, если бы покорно ждал своей участи. Когда он начал догадываться, что проведёт за решёткой долгие годы, в его мозгу стал созревать план побега. Казанова решил проделать дыру в полу своей камеры. Для этого он использовал кусок мрамора и длинный засов, которые были им случайно обнаружены во время ежедневной получасовой прогулки. Обточив засов куском мрамора, Казанова получил острый инструмент, годный, чтобы просверлить отверстие в полу под кроватью. Началась долгая, кропотливая работа. 23 августа этот многомесячный процесс был успешно завершён.
Казанова наметил сбежать через несколько дней, спустившись ночью через отверстие в комнату инквизиторов. Однако произошло нечто непредвиденное. Казанове объявили, что его переводят в другую камеру, более светлую, просторную и с видом на город. С ужасом и отчаянием ему пришлось покинуть свою темницу. Дыру обнаружил охранник, который собирался всё доложить начальству. Однако Казанова пообещал обвинить охранника в том, что тот сам тайком доставил ему необходимые инструменты. Страж испугался и отступил. В итоге Казанова оказался в новой камере со своей заточкой и мыслями о новом способе сбежать из венецианской тюрьмы.
Здесь он с помощью длинного ногтя на мизинце и чёрного сока тутовых ягод начал переписываться с ещё одним осуждённым, священником Марино Бальби. Ничего не подозревающий охранник стал их посредником в обмене книг, в которых они прятали адресованные друг другу записки. Хитростью Казанова передал заточенный им клин своему сообщнику. Тот пробил дыру в потолке своей камеры и сделал лаз на чердак. Оставалось только проделать дыру в потолке Казановы, однако у него неожиданно появился сокамерник, и дело пришлось отложить.
Наконец, неистовый авантюрист нашёл способ обвести и доносчика, брошенного к нему в камеру. Прикинув, что тот до исступления набожен, он заверил его, что скоро к ним в камеру спустится ангел, который вызволит их из темницы. Ангел в виде монаха Бальби действительно спустился к ним в комнату в канун Дня всех святых — 31 октября 1756 года. Это время было выбрано не случайно. 1 ноября в честь праздника в палаццо не было ни инквизиторов, ни сотрудников канцелярии. По верёвке из простыней Казанова и его сообщник пролезли на крышу Дворца дожей, оставив своих сокамерников, не решившихся на побег. Добравшись до конька крыши, беглецы стали думать о том, как незамеченными спустится вниз. Преодолев множество преград, они проникли через слуховое окно в помещение, благодаря которому уже под утро оказались в канцелярии Дворца. Сделав дыру в двери, Казанова и Бальби вышли в коридор, который привёл их к лестничным вратам. Они были настолько прочные и тяжёлые, что справится с ними было нельзя. Казанова сказал своему товарищу, что будет сидеть здесь и ждать, пока дверь не откроют.
Во время вынужденной передышки Казанова переоделся и перевязал свои раны. Он стал похож на человека, который «после бала оказался в злачных местах и его там изрядно потрепали». Довольный своим видом он выглянул в окно. Его увидели прохожие и сообщили ключнику, что он, растяпа, запер двух посетителей Дворца. Привратник открыл дверь и сообщники, ни сказав ни слова, сбежали вниз по Лестнице Гигантов и вышли из Палаццо Дукале через парадные врата. Поймав первую попавшуюся им гондолу, Казанова приказал держать курс на Местре, материковый город Республики. Осознание свободы обрушилось на беглеца. «Внезапно сердце моё, задыхаясь от избытка счастья, нашло себе путь к облегчению в обильных слезах, — пишет Казанова в «Истории моей жизни». — Я рыдал, я плакал, как дитя, которое насильно ведут в школу».
Рассказ Казановы о побеге из Пьомби выглядит настолько фантастическим, что даже современники отказывались в него верить, тем более что у его автора была репутация неисправимого хвастуна. В наше время он кажется ещё более невероятным, однако венецианские архивы содержат достаточно документов, подтверждающих слова венецианского соблазнителя. В первую очередь, это счета за ремонт, сделанный в камерах Казановы и его сообщника, а также на крыше Дворца дожей.
Куда более удивительным является тот факт, что Казанова сумел вернуться в Венецию после восемнадцати лет изгнания, в 1774 году. Законы Республики были таковы, что однажды преступно сбежав, в неё больше не возвращались под страхом смерти. И всё же авантюрные способности Казановы позволили преодолеть и этот барьер, вставший между ним и родным городом. Правда, в 1783 году ему пришлось снова бежать из города. Теперь навсегда. Но это, как говорится, уже другая история.