А. Кузнецов: В 1591 году венецианский аристократ Джованни Мочениго решил потренировать свою память и в качестве учителя мнемоники пригласил Джордано Бруно.
С. Бунтман: Ну, наверное, не только память потренировать, но и упрочить свою репутацию — Бруно на тот момент был достаточно известным учителем.
А. Кузнецов: Вполне возможно. Так вот, наш герой согласился, переехал в Венецию. Однако вскоре отношения между Бруно и Мочениго испортились.
Зная совершенно омерзительный характер Джордано Бруно, можно предположить, что он по отношению к своему, видимо, очень заурядному ученику начал демонстрировать настолько уничижительное высокомерие, что тот в конечном итоге не вытерпел и 23 мая 1592 года направил венецианскому инквизитору свой первый донос: «Я, Джованни Мочениго, доношу по долгу совести и по приказанию духовника, что много раз слышал от Джордано Бруно, когда беседовал с ним в своем доме, что мир вечен и существуют бесконечные миры… что Христос совершал мнимые чудеса и был магом, что Христос умирал не по доброй воле и, насколько мог, старался избежать смерти; что возмездия за грехи не существует; что души, сотворенные природой, переходят из одного живого существа в другое. Он рассказывал о своем намерении стать основателем новой секты под названием «новая философия». Он говорил, что Дева Мария не могла родить; монахи позорят мир; что все они — ослы; что у нас нет доказательств, имеет ли наша вера заслуги перед Богом».
С. Бунтман: По меньше мере, четыре из перечисленных пунктов — это уже не ересь. Скорее просто не христианство.
А. Кузнецов: Теперь, что касается мифов. На портрете, который каждому из нас известен еще со школьной скамьи, Джордано Бруно действительно выглядит очень молодо. Однако на момент казни ему было 52 года, что по тем временам считалось весьма преклонным возрастом. То есть назвать нашего героя молодым человеком вряд ли можно.
За всю свою жизнь Джордано Бруно исколесил практически всю Европу. Он преподавал почти во всех значимых университетах, ну, разве что кроме испанских. Был в Оксфорде, Кембридже, в германских, итальянских университетах — везде, но нигде не прижился. Да и как такой человек мог прижиться? Вот, например, как он представился ректору и профессуре Оксфорда, когда те его пригласили: «Я, Филотей (друг Бога) Иордан Бруно Ноланский, доктор наиболее глубокой теологии, профессор чистейшей и безвредной мудрости, известный в главных академиях Европы, признанный и с почетом принятый философ, чужеземец только среди варваров и бесчестных людей, пробудитель спящих душ, смиритель горделивого и лягающегося невежества; во всем я проповедую общую филантропию. Меня ненавидят распространители глупости и любят честные ученые».
И с таким заходом везде…
С. Бунтман: Да, гордыня невероятная.
А. Кузнецов: Абсолютно.
Предлагаю немного пройтись по его биографии. Бруно довольно рано стал монахом. Тогда это было не очень принято. Дело в том, что разрешить постриг в 17 лет — большая ответственность…
С. Бунтман: Конечно. Решение-то юношеское, мальчишеское. Столько искушений…
А. Кузнецов: Да. А кто несет ответственность в случае чего? Тот, кто разрешил, кто счел, что он готов. И вот проходит буквально несколько месяцев, и наш герой попадает под внутримонастырский суд. За что? Достаточно демонстративно Бруно вынес из своей кельи изображение всех святых, оставил только Христа. Однако к нему отнеслись снисходительно — не расстригли, не выгнали из монастыря. Молодой, горячий, неразумный…
И дальше это будет сопровождать всю его жизнь. С одной стороны, он действительно нарывался, с другой — вызывал восхищение. Вот, например, что говорит о нем прокуратор, человек, представляющий инквизицию, когда обосновывает необходимость выдать его Риму: «Он совершил тягчайшие преступления в том, что касается ереси, но это — один из самых выдающихся и редчайших гениев, каких только можно себе представить, он обладает необычайными познаниями и создал замечательное учение».
Возвращаясь к мифам. Миф номер два гласит, что Джордано Бруно — ученый. Вряд ли его можно назвать таковым. Если бы, скажем, он жил в XIII веке, то да, конечно, безусловно. Тогда науки в том смысле, который мы вкладываем в нее сейчас, практически не было. Но Бруно жил во второй половине века XVI, во время, когда естественная наука — астрономия — уже невозможна без математики. А наш герой все это презирал. В его трудах можно встретить не то чтобы пренебрежительные, но слегка высокомерные высказывания о том, что ученые люди пытаются божественную науку подменить математикой. В его же трактатах никаких расчетов нет.
С. Бунтман: Говорят, что Бруно казнили за его концепцию множественных миров.
А. Кузнецов: Это очень распространенное утверждение. Но дело в том, что в то время это еще не считалось ересью. Окончательно учение Коперника и родственные, вытекающие и связанные с ним направления — новая космогония, скажем так, будет признана еретической только в 1616 году. К этому времени Бруно уже как шестнадцать лет не будет в живых.
Кстати, по этому поводу у церкви имелось мнение: «Мир, который нас окружает и в котором мы живем, не является единственно возможным миром и не является лучшим из миров. Он лишь один из бесконечного множества возможных миров. Он является совершенным настолько, насколько в нем некоторым образом отражается Бог».
Это Фома Аквинский — человек, который был канонизирован, человек, чье учение стало официальной философией католической церкви.
Что касается Джордано Бруно, то он, видимо, действительно видел себя основателем новой религии, новой философии и, судя по всему, воспринимал себя в качестве пророка. В его работах можно встретить довольно фривольные с христианской точки зрения рассуждения о Моисее, Христе, в котором он явно видел не Бога-человека, а одного из великих пророков.
С. Бунтман: Итак, в феврале 1600 года Джордано Бруно предстал пред судом инквизиции.
А. Кузнецов: Да. В первую очередь от него добились признания, следы которого можно найти в акте, который будет зачитан перед сожжением: «Эти положения были предъявлены тебе в конгрегации прелатов, заседавшей в святой службе, и был предоставлен шестидневный срок для размышления, чтобы затем ты ответил, намерен ли отречься от этих положений, или нет. Затем, 25-го числа <…> ты ответил, что готов взять назад свои утверждения…
И немедленно же вслед за тем ты представил письменное заявление, обращенное к его святейшеству и к нам, которое, как ты говорил, содержит твои оправдания. И затем, 4 февраля 1599 года, было постановлено снова предъявить тебе указанные восемь положений. И действительно, они были предъявлены тебе 15-го числа того же месяца с тем, чтобы, если ты признаешь их еретическими и пожелаешь отречься, тебя приняли в покаяние… Ты заявил, что признаешь эти восемь положений еретическими, готов проклясть их и отречься от них в том месте и в то время, когда будет угодно святой службе, и не только от этих положений, но сказал, что готов проявить всяческое послушание относительно других положений…
Но затем ты представил другое заявление… Из него с совершенной очевидностью обнаруживается, что ты упорно держишься этих своих заблуждений…»
И это одна из главных загадок процесса: что случилось?
С. Бунтман: Многое могло случиться.
А. Кузнецов: Конечно.
Перед смертью Джордано Бруно был изгнан из монашества и так далее. Хотя, по сути, он вышел из него раньше.