Криминальное чтиво

— Лев Николаевич! — крикнул сверху Парфен, когда князь дошел до первой забежной площадки, — крест-от, что у солдата купил, при тебе?

— Да, на мне. И князь опять остановился.

— Покажь-ка сюда.

Опять новая странность! Он подумал, поднялся наверх и выставил ему напоказ свой крест, не снимая его с шеи.

— Отдай мне, — сказал Рогожин.

— Зачем? Разве ты… Князю бы не хотелось расставаться с этим крестом.

— Носить буду, а свой тебе сниму, ты носи.

— Поменяться крестами хочешь? Изволь, Парфен, коли так, я рад; побратаемся!

Ф.М. Достоевский, «Идиот».

С древних времен на Руси существовал обычай меняться нательными крестами. Это был, по сути, тот же обряд братания, идущий с языческих времен. Побратимы считались более близкими людьми, чем даже единокровные братья.

Часть первая.

Расскажу Вам одну невеселую историю. Жили-были два друга. Один был грек-ювелир, второй — известный в Москве купец. Дружили-дружили, да и побратались по древнему русскому обряду. Поехал как-то грек-ювелир в Индию и Лондон, дабы купить- продать скупленное добро (конечно же, честным и благородным путем) — жемчуг, бирюзу, меха, золото, камешки). Нажитое непосильным трудом (золото и драг. металлы), а также средства на содержание своей семьи на «всякий пожарный» оставил побратиму- купцу русскому. Знал, видать, цену слову купеческому. Были они соседями, ели-пили-гуляли вместе. У купца был дом каменный, а у грека деревянный, поэтому ларец с богатствами решили оставить в доме каменном — какая разница, братья ведь. Завершив дела, ювелир возвращался из Индии домой. Но случилась беда — на «море-окияне» случился шторм, корабль затонул, а везучий грек чудом спасся (вырученные деньги поглотила «свободная стихия», видимо, «как пришло, так и ушло»). Гол и нищ, через три года он вернулся в Москву. Вместо дома нашел пепелище (как чувствовал!- деньги брату оставил), а семью отыскал на Вшивой (Швивой) горке (в нищете). Возмутился грек и пошел к названному брату. А купец в отказ- знать не знаю, ведать не ведаю ни про какой ларец, сорвал с себя крест и бросил под ноги, дескать, не брат ты мне больше. Грека посадили в тюрьму… Да что же это? Грек, будучи уверен в своей правоте, написал прошение Николаю I, чтобы купец дал клятву, что ларца не брал перед крестом и Евангелием. Иначе готов он был закончить в тюрьме свои дни. И вот случилось «действо" — купец, босой и бледный, в саване и со свечой, шел по улицам Москвы в сопровождении духовенства под звон колоколов по Покровке, Маросейке, Ильинке, Красной площади до Казанского собора … При всем честном народе купец поклялся, что денег не брал!

Вскоре грек занемог и умер. А купец-клятвопреступник, прощаясь с ним, сошел с ума. С тех пор как будто свершилось Высшее правосудие- до седьмого колена в семье купца стали происходить несчастья (несчастные случаи, душевнобольные, убийства, самоубийства). Назвали это «проклятьем семьи Мазуриных». Грека, кстати, звали Буюкли. Прошли годы, и один из потомков Мазурина 1865 году в самый момент торжества по случаю свадьбы родной сестры, в том же самом доме, на 2 этаже убил и расчленил купца- торговца бриллиантами. Тело спрятал в сундук… Об этой истории рассказал в своих воспоминаниях Николай Александрович Варенцов.

Часть вторая.

Газета «Московские ведомости» № 48 за 1867 год, сообщала:

«С самого утра густая толпа в буквальном смысле загородила проезд Мясницкой ул. в Златоустинский переулок. Перед запертыми воротами дома почетной гражданки Мазуриной стоял полицейский караул, с трудом сдерживая напиравшую толпу. Еще летом 1866 г. об этом доме ходили странные слухи в связи с исчезновением художника-ювелира — Ильи Калмыкова. Именно в этот дом, к своему приятелю Мазурину он заходил 14 июля прошлого года, после чего бесследно исчез, и поиски его оказались напрасными. Только в феврале 1867 г., т. е. через 8 месяцев, случайно был открыт пустой магазин Мазурина и в нем найден разложившийся труп Калмыкова. При следствии обнаружилось, что Мазурин пригласил к себе Калмыкова, чтобы сговориться с ним о выкупе заложенных им у одного ростовщика бриллиантов. Калмыков нашел предложение интересным и отправился к приятелю на другой же день. Мазурин сам отворил ему дверь в передней, где никого не было, и повел для переговоров вниз, в свой пустой и запертый магазин. Выйдя за перегородку, чтобы достать реестр заложенных вещей, Мазурин вместо него вынул из конторки бритву, «крепко связанную бичевою, чтобы бритва не шаталась и чтобы удобнее было ею действовать», вошел в комнату, где сидел Калмыков, и «так сильно нанес бритвою рану по горлу своей жертве, что Калмыков, не вскрикнув, повалился на пол и захрипел». Покончив дело, Мазурин вынул из кармана убитого деньги, завернутые в бумагу, снял кольцо и поднялся к себе наверх. Сбросив запачканное кровью платье, он вымыл руки в комнате рядом со спальней матери. После обеда, к которому он не притронулся, Мазурин отправился к вечерне, потом, около 9 часов вечера, купил ждановской жидкости и черную американскую клеенку, спустился в магазин, налил жидкость в два поддонника и две миски, а труп покрыл старым пальто, лежавшим тут уже давно, и принесенною клеенкою».

«— Я ее клеенкой накрыл, хорошею, американскою клеенкой, а сверх клеенки уже простыней, и четыре стклянки ждановской жидкости откупоренной поставил, там и теперь стоят.

— Это как там… в Москве?» («Идиот»).

Первое действие «Идиота» начинается в среду, 27 ноября 1867 г.

В ноябре 1867 г. состоялся суд над Мазуриным с участием присяжных заседателей. «Моск. ведомости» поместили о нем подробный отчет 26 ноября (№ 259), а «Голос» 29 ноября (№ 330). Никаких смягчающих обстоятельств в деле найдено не было. Особенно не в пользу Мазурина было то обстоятельство, что он оказался богаче своей жертвы. Мазурин принадлежал к богатой и известной в Москве купеческой семье, и приводился факт, что он получил однажды из конторы Марецкого 200 000 руб. в виде процентов за 1 ½ с капитала, оставленного его отцом. Единственно, на что могла указать защита, — это то, что до преступления Мазурин был честный и тихий человек…

…Это уголовное дело произвело на Достоевского во время ноябрьского обдумывания «Идиота» настолько сильное впечатление, что под его знаком написан весь роман Н. Ф. и Рогожина, и по замыслу Достоевского, Рогожин в заключительной сцене романа с точностью маньяка повторяет фантастическую по своей обдуманности картину сокрытия трупа Мазуриным…».

Таким образом, как указывает В. С. Дороватовская — Любимова и журнал Нева 2011, N 11, — «Достоевский читал «Московские ведомости», «Петербургские ведомости» и «Голос» и, вероятно, только из этих источников и мог узнать о тех уголовных процессах, которые вошли в построение «Идиота».

Часть 3. «…Подойдя к воротам и взглянув на надпись, князь прочел: «Дом потомственного почетного гражданина Рогожина…»

«Перед запертыми воротами дома почетной гражданки Мазуриной стоял полицейский караул, с трудом сдерживая напиравшую толпу …" — «Московские ведомости», ноябрь 1867 г.

«В «Алфавитных списках купцов всех гильдий по городу Москве за 1842 год» указано, что Мазурин Федор Алексеевич, первой гильдии купец, Почетный гражданин, владелец бумаго-прядильной фабрики проживает в Мясницкой части в приходе церкви Георгия в Георгиевском переулке в собственном доме…»

«Известно, что Мазурин Алексей Алексеевич был Московским Городским Головой с 1828 по 1831 годы, однако есть источник, что Алексей Алексеевич был Московским Городским Головой дважды, первый раз в царствование Павла I. Если эти сведения достоверны (но не факт), то можно предположить, что это могло быть только в период с апреля 1799 года по март 1801 года, так как за все прочие годы имена персон, занимавших эту должность, известны. женат Алексей Алексеевич был на дочери богатого купца Карзинкина, но говаривали, что жена его, Анна Федоровна, была незаконнорожденная дочь графа Шереметева».

В общем, прототип Рогожина не собирательный, это был потомок семьи купцов Мазуриных, «проклятых» до 7 колена греком Буюкли. В пользу этого — побратимы и обмен крестами (Рогожин и Мышкин), «ждановская жидкость» (чтоб мертвечиной не пахло), «американская клеенка» (не знаю, для чего), «сын почетного гражданина», а также прямое указание в тексте- письмо к Аглае Настасьи Филлиповны, чьи именины были в конце ноября — «У него (у Рогожина) дом мрачный, скучный, и в нем тайна. Я уверена, что у него в ящике спрятана бритва, обмотанная шелком, как и у того московского убийцы; тот тоже жил с матерью в одном доме и тоже перевязал бритву шелком, чтобы перерезать одно горло. Все время, когда я была у них в доме, мне все казалось, что где-нибудь, под половицей, еще отцом его, может быть, спрятан мертвый и накрыт клеенкой, как и тот московский, и так же обставлен кругом стклянками со ждановской жидкостью, я даже показала бы вам угол…».
В ноябре 1867 г состоялся суд над Василием Мазуриным, убившим у себя в доме своего приятеля- ювелира Илью Калмыкова. Он был приговорен к 15 годам каторги. В последнем слове он сказал, что «как будто Бес в меня вселился», — ведь в убийстве необходимости не было.

«В конце ноября, в оттепель, часов в девять утра, поезд Петербургско-Варшавской железной дороги на всех парах подходил к Петербургу…»

Такие вот невеселые мысли в Черную Пятницу. Опасно быть ювелиром…

Источники

«Идиот» Достоевского и уголовная хроника его времени», В. С. Дороватовская-Любимова, журнал Нева 2011, N 11

«Клятвопреступление Мазурина», Алла Сорокина, Аналитический журнал «Русский предприниматель», Москва, февраль 2004

статья в ЖЖ https://bettybarklay.livejournal.com/70215.html