Обретение экспонатов

Само слово «обретение» в данном случае обретает (уж простите за каламбур) двоякий смысл.

Во-первых, это действительно экспонаты, музеем утраченные и много лет спустя найденные.

Во-вторых, речь об иконах — а к ним как раз данный термин вполне применим.

А теперь по порядку. Терял экспонаты и находил Ярославский художественный музей (ему, к слову, в этом году — ровно сто лет, так что заодно поздравим).

Так вот, в 1977 году музей, обитавший тогда в здании бывших митрополичьих палат, начинал готовить помещения к реставрации. Поднялись на чердак, стали разбирать завалы. И вдруг…

Дадим слово главному хранителю музея тех лет Татьяне Васильевой: «…были присланы плотники для проверки состояния перекрытий в местах протечек. Во время этих работ были обнаружены две иконы на чердаке здания…».

Дальше — больше: чердак стали исследовать всерьез. И последовали все новые и новые находки: «Иконы были уложены на деревянные перекрытия лицом вниз, на темную плотную бумагу. Сверху толстым слоем лежала земляная засыпка и мелкий строительный мусор. Плотник, работавший с нами, очень осторожно извлекал гвозди, которыми иконы крепились к перекрытиям. Гвозди были прибиты аккуратно, в тех местах, где не было изображений, преимущественно на полях икон… На удивление их состояние было вполне сносным… Перед нами открывались произведения XVII-XVIII веков, явно наши, ярославские…»

Всего тогда было найдено больше восьми десятков икон.

Что это? — недоумевали сотрудники ярославского музея. И было отчего: исторических, дореволюционных собраний икон в городе зафиксировано не было. Не было и епархиального музея. Кто и когда мог эти произведения спрятать?

Чтобы попробовать в этом разобраться, отправимся назад даже больше чем на сто лет. А именно, в июль 1918 года, когда в Ярославле было подавлено антибольшевистское восстание (в советской исторической терминологии — «мятеж»). Городские кварталы обстреливали артиллерия и бронепоезда, велись бомбардировки с аэропланов. В результате, по описаниям современников, «полгорода лежало в руинах».

Не в меньшей степени пострадали и церковные здания. Вот описание даже не 1918-го, а 1923 года: «Многие храмы настолько пострадали от обстрела города, что на долгие годы и, может быть, десятилетия выбыли из строя как здания, пригодные для отправления культа. Пробоины в стенах не заделаны, окна остаются выбитыми, ветер, снег и дождь свободно проникают всюду…».

Ну, насчет «выбыли на годы» — это автор данного текста (исследователь древнерусской культуры Александр Анисимов — арестованный в 1930 году по делу о «шпионаже и вредительстве через Центральные государственные реставрационные мастерские», расстрелянный в 1937 году и реабилитированный только в 90-х. Ему в 1929 году посвятил свое стихотворение «Владимирская богоматерь» Макимилиан Волошин: «Верный страж и ревностный блюститель / Матушки Владимирской, — тебе — / Два ключа: златой — в Её обитель, / Ржавый — к нашей горестной судьбе.) погорячился. Выбыли не только из-за повреждений, но и по причине развернувшейся вскоре антирелигиозной кампании — церкви просто закрывали, а реставрировать никто и не собирался. Впрочем, это другой вопрос. А вот тогда из полуразрушенных храмов просто-напросто выносили что попало и кто попало.

Но были среди мародеров и две организации, делавшие это все же с наилучшими намерениями: спасти, что еще уцелело. Это были: Ярославское отделение Центральных государственных художественных мастерских и свежесозданный тогда Ярославский государственный областной музей. Именно они переносили в свои фонды иконы сначала из поврежденных, а потом и из закрываемых церквей Ярославля и его окрестностей.

Собственно, больше всего икон отправлялось сразу в реставрационные мастерские — многие из них также были повреждены. Вот любопытный пример тогдашней реставрации.

Это изображение архидиакона Филиппа из ярославской церкви Вознесения, начало XVIII века. И мы сразу видим, что икона сильно повреждена — значительную часть утраченного красочного слоя реставраторы восстанавливать не стали.

А вот достаточно странные следы — он заделаны и затонированы, но контрастируют с основным фоном.

Некоторым из заделанных отверстий (а это на самом деле следы от шрапнели) даже придана форма четырехлучевой звезды.

Но продолжим. Реставраторы реставрируют, музейщики отбирают иконы в фонд древнерусской живописи. В эту если не идиллию, то все-таки ситуацию до какой-то степени благополучную, врывается в конце 1920-х распоряжение отбирать иконы для продажи за границу.

И продавали — только из Ярославля ушло таким образом больше сотни работ. Но у работников музея и реставрационных мастерских были все-таки и свои хитрости: свозимые к ним иконы попросту не всегда вносили в инвентарные книги. И объясняли, например: «внести их в инвентарь в данное время не представляется возможным ввиду трудности работать в нетопленном помещении» (sic!).

Пора вспомнить, тем временем, и о здании Митрополичьих палат, в котором была сделана находка. Оно тоже получило серьезные повреждения в 1918 году, так что только к 1930-му сподобились вновь перекрыть его кровлей. Предполагалось, что туда въедет картинная галерея — музею катастрофически не хватало экспозиционных пространств.

Но тогда же, в 1930 году, ярославские реставрационные мастерские были закрыты, помещения, где они работали, заняло военное ведомство. Сотрудники разлетелись кто куда, многие вскоре были арестованы, высланы, отправлены в лагеря. Сменилось и руководство музея: во главе его оказался, как вспоминали современники, «член партии, но мало знающий музейное дело» (информировать его у тех, кто, вероятно, что-то еще знал, вряд ли было желание). Когда в 1932 году картинная галерея в здании бывших Митрополичьих палат наконец открылась, в ее штате был только один искусствовед — только что принятая на работу юная барышня. Рассказать ей о том, что здесь происходило за два года до этого, было уже некому.

Версия нынешних музейщиков такова: как раз перед своим расформированием в 1930 году сотрудники реставрационных мастерских и запрятали незаинвентаризованные (и, надо сказать, неплохо отобранные по художественным качествам) иконы на чердаке строения, которое, как они знали тогда, предполагалось передать музею. Что с ними всеми случится вскоре — никто, разумеется не мог предположить.

В 1950-х годах случился новый поворот. Художественный музей влился в состав объединенного Ярославо-Ростовского историко-архитектурного и художественного музея-заповедника. Экспозицию и хранение перевели в другое место, а в Митрополичьи палаты въехало и вовсе другое учреждение — культпросветучилище.

В 1969 году Художественный музей вновь выделили из состава объединенного. А к 1977 году решили предоставить ему… ну да, Митрополичьи палаты, откуда культпросветучилище перевели куда-то еще.

Вот тут-то и настало время вновь ремонтировать здание. И сокрытое на чердаке было обнаружено.

Но если вы думаете, что на этом в музее наступило счастье и блаженство, то опять ошибаетесь.

Собралась «расширенная фондовая комиссия» (понять бы еще, что это за зверь и кто в него входил) и рекомендовала: в музее оставить примерно треть икон, часть передать в госфонд, прочее — уничтожить.

Но музейщики 70-х оказались на высоте своих предшественников. Иконы запрятали поглубже в хранение, инвентаризацию затянули до конца 80-х. А там уже смогли спокойно заниматься изучением, описанием и реставрацией.

Не все иконы еще отреставрированы, не для всех удалось выявить происхождение. В смысле, происхождение из конкретных храмов — а так-то они большей частью явно ярославские, да и местночтимых — ярославских же — святых тут немало (ниже — князья Василий и Константин Ярославские в компании с князем Владимиром).

Ну, а часть отреставрированных икон даже показали недавно в Москве, в Историческом музее. Некоторые из них вообще впервые поле реставрации предстали перед публикой.

Вот под занавес «Ангел-хранитель» (XVIII век, стиль барокко, происхождение не установлено). Но и ангелы-хранители из ХХ века у этих произведений тоже были.

(Архивные фотографии — из фондов Ярославского художественного музея)