Художники на Балканской войне

Здесь изображен художник Василий Верещагин (автор скульптуры — ученик Марка Антокольского Илья Гинцбург).

Верещагин действительно может считаться главным баталистом своего времени — как вообще, так и применительно к русско-турецкой войне 1877−78 годов. А повод для разговора — выставка «За други своя» в Историческом музее (по случаю этой самой войны 140-летия — дата, правда, не слишком круглая, но что есть, то есть).

ХХ век уже практически не оставлял за художником «репортерской» роли — это место займут фотографы и кинооператоры. Но тогда, в конце XIX столетия, фотография еще не могла быть репортажной чисто технически — требовала длинной выдержки, так что съемка объектов в динамике была невозможна.

Верещагин и был одним из тех художников-репортеров, кто работал не над парадными портретами военачальников в своей мастерской, а над зарисовками действий войск прямо на поле боя. И уже в июне 1877 года он оказывается в качестве наблюдателя на борту миноносного катера «Шутка», действовавшего на Дунае.

Действия «Шутки» на балканской войне запечатлел маринист (и параллельно — подобно, кстати, Айвазовскому — чиновник морского ведомства) Алексей Боголюбов (напомню мимоходом — внук писателя Радищева). ГИМ, правда, сумел разжиться для этой выставки лишь копией с его картины, работы младшего коллеги-мариниста Леонида Блинова.

Минный катер «Шутка» атаковал турецкий вооруженный пароход. Верещагин же во время этой стычки исполнял обязанности помощника минера и был ранен. Однако после излечения вновь вернулся на театр военных действий. Был на Шипке, был под Плевной, участвовал в переходе через Балканы с отрядом Скобелева. Журналист Василий Немирович-Данченко (не путать с его братом, Владимиром и театральным деятелем!) так писал о Верещагине: «В самом сильном огне он спокойно и обстоятельно садится на свой складной табурет и набрасывает эскизы, как бы он это делал у себя в кабинете».

Обратим внимание на верещагинскую работу «Александр II под Плевной 30 августа 1877 года».

Дата тут важна. И Верещагин впоследствии вспоминал: «Моросил дождик. И глинистая почва до того размягчилась, что нельзя было ходить и по ровному месту — без преувеличения, на несколько вершков прилипала земля к сапогам, — каково же было в этих условиях всходить на высоты, да еще для атаки, под огнем! Штурма, однако, не отложили, так как главнокомандующий был уверен, значение именно этого дня, торжественно справлявшегося по всей России — 30 августа, именины государя императора, — поможет войскам преодолеть преграды и добиться цели — овладеть редутами. В таком именно смысле отнеслись к своим частям командующие генералы и предлагали им порадовать государя, подарить ему Плевну».

Штурм закончился неудачей, потери были большие, Плевну пришлось в дальнейшем брать через блокаду. Так что эта картина Верещагина имела для своего времени и политический подтекст.

Писал художник эту работу уже после войны, в 1879 году, и для этого еще раз посетил места былых сражений. Оттуда писал Павлу Третьякову: «Холмы, окружающие Плевну, давят воспоминаниями, — это сплошные массы крестов, памятников, еще крестов, памятников. Везде валяются груды осколков гранат, кости солдат, забытые при погребении! Только на одной горе нет ни костей человеческих, ни кусков чугуна, зато там до сих пор валяются пробки и осколки бутылок шампанского — без шуток».

Теперь к другому художнику, который оказался на Балканах даже раньше Верещагина — к Василию Поленову.

А «раньше» вот почему: действия русской армии на Балканах были на первом этапе — говоря современным языком — «гибридными». Кризис на Балканах начался еще в 1875 году с восстаний сначала в Герцеговине, затем в Боснии. В 1876 году последовало восстание в Болгарии, жестоко подавленное турками. Дальше — сербо-черногорско-турецкая война. Ну, а в России была развернута широкая кампания в поддержку балканских славян, и Александр II разрешил российским офицерам выходить во временную отставку и поступать в сербскую армию в качестве волонтеров. Таковых нашлись сотни — вплоть до состоящих в генеральском чине. Ну, а Василий Поленов оказался в сербской армии в качестве художника, отправлявшего с театра войны свои рисунки в газеты.

Во время же русско-турецкой войны Поленов — уже при русском штабе.

Еще один художник — Павел Ковалевский — находился во время балканской войны при штабе 12-го армейского корпуса. Так что даже его послевоенные работы основаны на собственных впечатлениях.

Война, между тем, завершилась для Россини успехом (о качествах Сан-Стефанского договора рассуждать тут не будем). Удачную войну требовалось увековечить. Появилась масса сувениров для народа — платки, косынки, стаканы, кружки с соответствующими изображениями.

Вот даже памятные шахматы (черные фигуры изображают турок).

Пошли и более серьезные госзаказы. Отличившихся полководцев увековечили в скульптуре. Вот генерал Михаил Скобелев (скульптор — Артемий Обер).

Генерал Иосиф Гурко (автор неизвестен).

Генерал Михаил Драгомиров (имя скульптора также не сохранилось). А вот живописный портрет Драгомирова закажут Репину.

И знаменитый военный инженер, руководивший осадой Плевны — генерал Эдуард Тотлебен.

Последовали и заказы на живописные работы для военной галереи Зимнего дворца — причем тут нередко обращались к художникам, в войне не участвовавшим. Их работы соответствовали не столько живым впечатлениям, сколько парадной традиции батальной живописи. Вот Николай Дмитриев-Оренбургский (во время балканских событий безвылазно сидевший в Париже) пишет «Въезд великого князя Николая Николаевича в Тырново».

Алексей Кившенко, получивший заказ на серию картин уже в 1880-х годах и от Александра III, поедет собирать материал для них не на Балканы, а… в Закавказье.

Виктор Мазуровский для непосредственного участия в тех военных действиях был еще слишком юн. За свое «Дело лейб-гвардии гусарского полка при селении Телише 3 октября 1877 года» он получит золотую медаль в Академии художеств.

Для Антона Кандаурова «Возвращение русской армии из Болгарии» — тоже учебная работа, и он тоже получит от преподавателей Академии хорошую оценку.

Но шедевр всего этого — привлечение к официально-батальной тематике художника Николая Сверчкова. Тот был настолько прекрасным анималистом, что его конный портрет императора — скорее портрет коня, нежели всадника.

Но нельзя не отметить и еще одну составляющую экспозиции. Это экспонаты из традиционных для того время полковых музеев. И тут портреты не только генералов — вот уже безымянные ныне, но когда-то явно чем-то отличившиеся унтер-офицеры.

Или наградные «георгиевские» серебряные трубы.

А вот и исторические труды. «Стрелки императорский фамилии. Исторический очерк» — вышло в Санкт-Петербурге в 1881 году. Автор — генерал Евгений Богданович. Ну, а интересно издание оформлением: переплет изготовлен из темно-зеленого сукна и черного каракуля — материалов головных уборов Стрелкового Императорской фамилии лейб-гвардии полка. Застежки книги выполнены из золотого армейского галуна и мундирных пуговиц.

Оставляли живописные свидетельства и сами военные. Например, Алексей Попов, фиксирующий бой при Аблаве — в будущем он дослужится до полковника артиллерии.

Или вот альбом рисунков поручика Николая Михневича (позже — генерал от инфантерии и с 1911 года до Февральской революции начальник Главного штаба, а тогда, на Балканах, он командовал ротой).

Вот такая пестрая картинка в художественной части выставки.

Для интересующихся: всевозможные чисто военные материалы, а также этнография тоже представлены в большом количестве. Желающие могут ознакомиться на месте.