Монархические настроения и выступления после отречения Николая II (март-октябрь 1917)

Сначала напомню, что отречение Николая II выглядело для народа как бы добровольным, и он сам в последнем Приказе по армии и флоту призвал всех повиноваться Временному правительству (как и в. к. Михаил в своём отказе воспринять престол). Напомню также, что уже на следующий день после отречения (3 марта 1917) Временное правительство запретило все монархические организации и выступления, а также закрыло все монархические печатные издания. Наконец, в течение всего Мартобря (и далее) СМИ ежедневно выливали ушаты грязи на царя и царицу, а театры и синематограф ежедневно показывали грязные памфлеты якобы из жизни царской семьи и Распутина — мы расскажем об этом подробнее ниже, в соответствующем разделе.

В отличие от истеричной и пьяной радости Петрограда и еще нескольких крупных городов, глубинная Россия сразу после отречения хранила молчание. Несмотря на общую усталость от войны, реакцию в народе на отречение государя можно назвать как тихое смятение. Тому существует немало свидетельств, и я мог бы привести несколько цитат из воспоминаний известных современников тех событий, но они показывают именно лишь смятение в простом народе (среди крестьян и солдат из крестьян) и непонимание за кем идти и что делать в то время.

Известен миф о том, что «ни один голос не раздался в России в поддержку царя после отречения» и что «не было ни одного массового выступления в защиту монархии». Это вовсе не так. Начнём с настроений в армии — но скажем сразу, что пока фронт держался (примерно до августа 1917-го) ни одному офицеру и в голову не могло придти призвать выступить с оружием в руках против Временного правительства: все понимали, что раскол в армии во время войны недопустим (как понимал это в те дни и Николай Второй).

НАСТРОЕНИЯ в АРМИИ и ОТКАЗЫ ПРИСЯГАТЬ ВРЕМЕННОМУ ПРАВИТЕЛЬСВУ

На прощании Николая II с войсками 8 (21 н. с.) марта 1917 года, по воспоминаниям очевидцев, атмосфера была такая, что, казалось, скажи Николай хоть слово против Временного правительства и заговорщиков, все в зале Ставки тут же встанут на его сторону, и начнется кровопролитие. Но он не сказал — потому, что не хотел раскола в армии и смуты в России. Великий князь Александр Михайлович так описывает прощание Николая с чинами штаба:

«К одиннадцати часам зал переполнен: генералы, штаб- и обер-офицеры и лица свиты. Входит Ники, спокойный, сдержанный, с чем-то похожим на улыбку на губах. Он благодарит штаб и просит всех продолжать работу «с прежним усердием и жертвенностью». Он просит всех забыть вражду, служить верой и правдой России и вести нашу армию к победе. Потом он произносит свои прощальные слова короткими военными фразами, избегая патетических слов. Его скромность производит на присутствующих громадное впечатление. Мы кричим «ура», как никогда еще не кричали за последние двадцать три года. Старые генералы плачут. Еще мгновение — и кто-нибудь выступит вперед и станет молить Ники изменить принятое им решение. Но напрасно: самодержец всероссийский не берет своих слов обратно!»

["Великий князь Александр Михайлович. Книга воспоминаний". — М, 2008]

А ведь Великий князь Александр Михайлович был среди всех великих князей первым либералом и главным критиком Николая II.

Ранее (в статье «Мог ли Николай II не отречься 2 марта 1917?«) я уже приводил также данные о том, как встретили известие об отречении в войсках — ну, здесь уместно будет вновь напомнить об этом. 14 марта 1917 генерал М. В. Алексеев в своей записке Временному правительству обобщает реакцию фронтов и флотов на отречение: на Балтийском флоте «восторженно», на Северном фронте «сдержанно и спокойно», на Западном «спокойно, серьёзно, многие с сожалением и огорчением», на Юго-Западном «спокойно, с сознанием важности переживаемого момента», на Румынском и Кавказском фронтах, и также на Черноморском флоте «тягостное впечатление, преклонение перед высоким патриотизмом и самопожертвованием государя, выразившемся в акте отречения».

Если говорить о семи-восьми высших военачальниках, к которым 1 марта 1917 обратился нач. штаба Верховного главнокомандующего генерал Алексеев (или с которыми он обсуждал это) с предложением поддержать обращение к Николаю II с просьбой об отречении от престола, то три из них публично выразили своё возмущение происходящим и отказались присягать Временному правительству. Вероятно, подобных (но менее публичных) случаев было больше, т. к. в марте-апреле были отправлены в отставку или отчислены из армии около пятидесяти высших военачальников (генералов и адмиралов), по подозрению в монархических настроениях.

Вот вкратце история известного монархиста, героя ПМВ, генерала Артура Фёдоровича Келлера. С января 1917 года он командовал конным корпусом на Юго-Западном фронте. Далее цитирую по Википедии (статья «Келлер Артур Фёдорович»):

«3 марта в штабе корпуса была получена телеграмма из Ставки об отречении Императора от Престола. Командир корпуса сразу же, не сомневаясь в своих офицерах, провёл собрание унтер-офицерского состава, где, выяснив и его преданность отрёкшемуся Царю, на 4 марта вызвал корпус в окрестности Оргеева, где, построив корпус в каре, и во всеуслышание своего корпуса заявил:

» Я получил депешу об отречении Государя и о каком-то там Временном правительстве. Я, ваш старый командир, деливший с вами и лишения, и горести, и радости, не верю, чтобы Государь Император в такой момент мог добровольно бросить армию и Россию.«

В полдень 6 марта граф Келлер отправил телеграмму на имя Николая II, в которой выражал негодование от лица корпуса и себя лично по отношению к тем войскам, что присоединились к мятежникам, а также просил Царя не покидать Престола.

Полкам 3-го корпуса зачитали тексты обоих актов отречения, солдаты отреагировали на это ярко выраженным недоумением <…>. Перехваченная верноподданническая телеграмма графа привела к прибытию вскоре в штаб келлеровского корпуса генерала Маннергейма, который предпринял попытку уговорить Келлера подчиниться Временному правительству или, как минимум, убедить его отказаться от воздействия в этом отношении на своих подчинённых. Однако граф не пошёл на уступки, отказался присягать Временному правительству, сказав:

» Я христианин, и думаю, что грешно менять присягу «

16 марта генерал А. Ф. Келлер был отстранён от командования корпусом и отчислен из армии. В дальнейшем, уже осенью 1918 года, генерал Келлер пытался объединить порученные ему гетманом Скоропадским войска против Петлюры под монархическими лозунгами, но его радикальная позиция («за единую и неделимую Россию» и крайние антиукраинские и антидемократические взгляды), а также попытка установить личную диктатуру над правительством Скоропадского — всё это оттолкнуло от него не только Скоропадского, но и белых генералов (Деникина и других умеренных генералов и офицеров Белой армии). В ноябре 1918 года он был отправлен в отставку, а затем (в декабре) был арестован петлюровцами. 21 декабря генерал и оба его адъютанта были убиты конвоем при переводе в тюрьму у памятника Богдану Хмельницкому на Софийской площади, якобы при попытке к бегству.

Напомню, что не только генерал Келлер в начале марта 1917 года выразил поддержку Николаю Второму. Начальник Морского штаба, представитель флота в Ставке, адмирал Александр Иванович Русин (1861−1956) 1 марта 1917 отказался поддержать обращения высших военачальников к Николаю II с просьбой об отречении от престола и открыто выразил своё возмущение генералу Алексееву, назвав это предательством — он был вскоре уволен со службы. Другой известный военачальник, генерал Гусейн Хан Нахичеванский 2 марта 1917 года отправил в Ставку генералу Алексееву телеграмму в поддержку Николаю Второму и затем отказался присягать Временному правительству, как и начальник штаба его кавалерийского корпуса генерал А. Г. Винекен (он застрелился 11 марта). Насколько известно, как А. Ф. Келлер, так и Г. Х. Нахичеванский приняли решение об отправке телеграмм в поддержку царя после единодушного одобрения офицерских собраний возглавляемых ими корпусов.

Не поддержал идею отречение также командующий Черноморским флотом адмирал Колчак. Он не ответил 2 марта на телеграмму Алексеева. Современные историки считают, что Колчак был настроен монархически, и не только до отречения, но и до конца жизни. В 1919 году, находясь на посту Верховного правителя России, Колчак отменил празднование годовщины Февральской революции. Были запрещены митинги и манифестации в её честь на том основании, что рано подводить итоги революции, приведшей в итоге к большевистскому перевороту (см. Википедия, статья «Колчак Александр Васильевич»).

16 апреля 1917 года приказом № 461 назначенный Временным правительством Верховным Главнокомандующим А. А. Брусилов отстранил от своих должностей 47 высокопоставленных военачальников, подозревавшихся в монархических настроениях. (см. Википедия, статья «Нахичеванский, Гусейн Хан»). В их числе был и командир Гвардейского кавалерийского корпуса генерал от кавалерии Гусейн Хан Нахичеванский. 47 среди высокопоставленных военачальников это немало. К началу 1917 года в Русской армии было около 200 пехотных и кавалерийских дивизий, так что речь идёт, вероятно, почти о четверти высшего командного состава.

Во время Гражданской войны в рядах Белых армий сражались видные монархисты, как генералы Марков, Каппель, Краснов, Врангель, Колчак, Дитерихс, полковники Дроздовский, Гершельман, Глазенап, Кириенко и тысячи других офицеров-монархистов. Конечно, известно и то, что около четырёхсот царских генералов (в том числе и с десяток известных по ПМВ) перешли (кто добровольно, а кто под угрозой их семьям) на сторону Красной армии. Однако, о монархизме в Белой армии и о монархическом Земском соборе во Владивостоке в июле-августе 1922 года я надеюсь написать отдельный пост, а пока вернёмся в март-май 1917 года.

ВЫСТУПЛЕНИЯ ЗА МОНАРХИЮ В МАРТЕ-МАЕ 1917 ГОДА

Россию с марта по октябрь 1917 года называли самой свободной, самой демократической страной в мире. Даже Ленин, вернувшись в апреле в Петроград, именно так определил Россию того времени в «Апрельских тезисах». И одновременно призвал покончить с властью этого самого демократического в мире Временного правительства.

Однако многие упорно забывают важный аспект внутренней политики Временного правительства — антимонархический, который выразился в вопиющих ограничениях свободы и демократии, а также наглой лжи в «самых свободных» газетах.

• С самого начала Временное правительство запретило все монархические партии, организации и газеты.

• Временное правительство отказалось зачитать в войсках и опубликовать последнее обращение Николая II к войскам (8 марта), в котором, кстати, он призывал войска верой и правдой служить Временному правительству. Достаточно прочесть это сильное и искреннее обращение, чтобы понять, что Временное правительство боялось живого слова Николая II, боялось, что народ и армия встанут на его сторону!

• За это время в самой свободной стране в мире не было взято ни одного интервью у бывшего Царя, его министров, его сторонников.

• С самого начала «свободная демократическая печать» публиковала под крупными заголовками на первых полосах откровенную ложь, слухи и измышления о царской семье (и глупые карикатуры), а сообщения о работе Всероссийской чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства (ВЧСК), которая вынуждена была признавать, что одно за другим обвинения в адрес царской семьи и царского правительства опровергаются — эти сообщения публиковались мелким шрифтом на последних полосах. Ну, а на следующий день печатались новые порции лжи на первых полосах правительственных газет, а также (само собой) в левых, эсеровских и большевистских изданиях.

• Уже летом 1917 года ВЧСК (которая должна была найти коррупцию и злоупотребления в высших эшелонах царской власти и влияние «тёмных сил»), весьма пристрастно ведшая следствие, тем не менее пришла к выводу о полной невиновности Николая II и Александры Федоровны во всех обвинениях, что были им предъявлены. Они не смогли также предъявить никакие обвинения никому из высших царских чиновников и министров. Керенский сказал об этом послу Великобритании Джорджу Бьюкенену. Следствие было пристрастно, но следователи того времени еще дорожили своей репутацией и были объективны.

• Казалось бы, Царскую семью должны были освободить из-под ареста, должны были позволить ей уехать в любое место России или в другую страну. Нет! Результаты следствия не были опубликованы, а ложь и клевета о Царской семье продолжались!

Возникает естественный вопрос: чего боялось Временное правительство, если, как считалось тогда и считается до сих пор якобы народ радостно приветствовал свержение самодержавия?!

Зачем было запрещать монархические партии и печать? Зачем изолировать Царскую семью от журналистов? Зачем в печати нужна была непрерывная ежедневная ложь о Царской семье? Почему правда о работе ВЧСК так и не была опубликована? Почему Царская семья оставалась под арестом?

Все это — даже только это — начисто опровергает советские мифы о всенародной радости от свержения самодержавия. Не говоря уже об объективных свидетельствах современников тех событий, особенно в российской глубинке. Отнюдь не народная и вовсе не всеобщая радость присутствовала только в пьяном истеричном Петрограде и еще трех-четырех крупных городах России.

* * *

Были и массовые (впрочем, не многочисленные) неповиновения Временному правительству — в защиту монархии, особенно активные в первые месяцы после отречения Николая Второго. Большая цитата из статьи члена Русского исторического общества (возрождённого из «Императорского…» в ноябре 2004 г.) А. Корнеева (Противодействия т. н. Февральской революции в 1917 г., — «Русский вестник», 08 июня 2007):

«Вопреки устоявшемуся мнению о повсеместном положительном восприятии государственного переворота, происшедшего в феврале-марте 1917 г., в ряде мест России происходило обратное. В периодической печати Бессарабию того времени называли русской Вандеей. Местные власти Бессарабии не приняли переворот. А местные крестьяне выносили резолюции о верности Николаю II. Либеральная пресса писала о необходимости революционной военной экспедиции туда. Пока не поздно (умоляли они), необходимо избавить нашу революцию от новой Вандеи. Отмечалось, что черносотенная агитация велась в Аккермане, Калараше, Резине Оргеевского уезда. Например, губернскому комиссару Мими К. А. стало известно, что в г. Аккермане группа лиц, занимающих видное положение, серьёзно пропагандирует восстановление старого режима. Начальник штаба округа в Бендерах отправил туда в конце марта два отряда из-за происходящих там беспорядков.

Ввиду царящих беспорядков в Сорокинском уезде (Бессарабия) Белецкий совет солдатских и офицерских депутатов командировал туда два взвода кавалерии и пехоты при офицере, с солдатским депутатом во главе, для организации совета в Сороках и для введения начал нового строя.

В г. Богородицке Тульской губернии также происходили беспорядки. В связи с этим из Тулы для их подавления направили военный отряд.

Да и в самом Петрограде были случаи яркого проявления недовольства заменой Царской власти. Монархическая пропаганда зафиксирована, например, в очередях, в заведениях общественного питания. Так, уже в марте (менее чем через месяц после отречения) милиционеры обнаружили организацию, поставившую цель — открытое выступление против революционного движения. Специально для этого заготовили прокламации и «летучки». Произошли случаи, когда граждане призывали не повиноваться Временному правительству. В связи с этим были произведены многочисленные обыски и аресты преимущественно в центральных частях столицы. Причём задержали генералов Герасимова и Зыбина из охранки.

Беспорядки наблюдались и в столичной губернии, например, в двух местах Гдовского уезда, особенно в Осьмине и Боброве, а также в Нарве и в Шлиссельбургском уезде в середине марта 1917 г. Интересно, что в Шлиссельбургском уезде местный уездный комитет объявил себя автономной единицей и не признавал власти Временного правительства даже в апреле-мае 1917 г. Кстати, по распоряжению Временного правительства власть от прежних исправников и полицмейстеров была передана председателям уездных земских управ и городским головам, которые с этого времени становились комиссарами данного правительства. Однако не все эти лица согласились принять новое звание. …

Двадцатого марта 1917 г. в Военную комиссию при Госдуме поступило донесение о том, что на Васильевском острове близ места стоянки Финляндского полка опять происходила стрельба с чердаков. В результате этого было убито два нижних чина. Стрелявшие полицейские были захвачены и под сильным караулом приведены в здание Госдумы (Таврический дворец).

В начале мая 1917 г. начальник уголовного отдела 4-го подрайона Спасской части получил извещение, что в чайной «Скутари» в доме номер 4 по Екатерингофскому проезду собрались какие-то подозрительные лица. За этой чайной установили надзор. Через несколько дней неизвестные опять собрались в «Скутари» и затеяли спор. Милиционеры поняли, что собравшиеся покушаются на жизнь А. Ф. Керенского. Чайная была окружена милиционерами. Ничего не подозревавшие посетители собрались уходить и направились к выходу. В этот момент они были арестованы и отправлены в 4-й подрайон. Задержанные отказались назвать себя. При обыске у них было найдено по два револьвера. Никаких разъяснений они не дали. Оказалось, что это были: Иван Сокольский, В. Александров, С. Брыль, С. Назаренков и Дарья Косаренко. Их разместили, по словам газеты, в одиночных камерах.

Губернатор Саратовской губернии С. Д.Тверской создавал препятствия сторонникам т. н. Февральской революции. Он воспрепятствовал печатанию телеграмм «Петроградского агентства», требовал изменений текста статей, конфисковывал газеты. Полиция была введена в редакции и типографии. Он же запретил печатать либеральную прессу, содержащую известия из столиц о ходе беспорядков, бунтов. Второго марта было расклеено по городу его объявление, грозившее применением вооружённой силы. Ещё задолго до этих событий он бдительно следил, чтобы большевистские агитаторы высылались из Саратовской губернии. Однако опасность исходила не только от них, но и от либералов.

Саратовская пресса замечала, что установлению власти Временного правительства в Саратовской губернии активно противится полиция в сельской местности, особенно села Трескино, опираясь на помещичьи гнёзда Акимова, Дурново, Похвиснева. Немалую роль в этих событиях сыграло то обстоятельство, что правые партии там были относительно сильны.

В г. Аткарске Саратовской губернии городским военным комитетом за отказ подписать приветственную телеграмму Временному правительству и прояснить свою политическую платформу арестованы 10 марта генерал Шулькевич и полковник Смирнов. Кроме того, привезён арестованный полковник 150-го полка Ржаксинский.
Царская администрация Саратовской губернии практически была ликвидирована к 9 марта.

В мае 1917 г. саратовская пресса писала, что в сельской местности ведётся деятельная черносотенная пропаганда. В деревне Котовой, так например, местный священник в присутствии докладчика, посланного властями от Временного правительства, заявил, что он агитировал и будет агитировать за монарха и призывал к искоренению крамолы. В мае он был уже под арестом. Тогда же газеты замечали, что власти в сёлах никакой нет, авторитет волостных и сельских комитетов — ничтожный».

***

Конечно, можно сказать, что пара десятков перечисленных выше случаев противодействия новым властям со стороны отдельных монархически настроенных граждан, должностных лиц или небольших заговорщицких организаций — это очень и очень немного для огромной почти 200-миллионной России. Но, напомню ещё раз, что для народа отречение Николая Второго выглядело как добровольной (а Михаила и было добровольным) — и, с другой стороны, все монархические организации и печать сразу же были запрещены Временным правительством, как и выступления и демонстрации в поддержку монархии.

О бесовщине в прессе и среди «деятелей культуры» в марте-октябре 1917 года

(по материалам статьи С. Фомина «Затянувшаяся агония» («Русский вестник» от 19 декабря 2003)

После Февральской революции 1917 года практически все газеты и журналы были буквально переполнены клеветой, а часто и совсем уж фантастическим враньем о Царской семье и Распутине — и никто не мог выступить против этого (напомню еще раз, что монархические газеты и организации были запрещены сразу после отречения Государя). Широкой рекой этот зловонный поток лился со страниц книг, с открыток, карикатур, с театральных подмостков и с экранов кино. Театры были заполнены злобными фарсовыми постановками. В Петрограде шли пьесы М. Зотова ''Гришка Распутин'', В. Рамазанова ''Ночные оргии Распутина'', В. Леонидова ''Гришкин гарем'', А. Курбского ''Как Гришку с Николкой мир рассудил''; в Москве, кроме перечисленных — ''Чай у Вырубовой''; в Выборге уже 27 апреля 1917 г состоялась премьера пьесы некоей «маркизы Дляоконь» (С. Белой) ''Царскосельская благодать'', в которых, во всех, наглая ложь была приперчена сквернословием и даже порнографией — и, говоря современным слэнгом, «пипл» в обоих столицах с восторгом «хавал» все это. Но не всегда, и не везде.

В течение марта-ноября 1917 года вышли более десяти фильмов о Григории Распутине. Первым подобным фильмом стала двухсерийная ''сенсационная драма'' ''Темные силы — Григорий Распутин и его сподвижники'' (производство акционерного общества Г. Либкена; Григорий Либкен — известный фабрикант-колбасник и директор киностудии «Волшебные грёзы», которая «прославилась» скандалами еще в 1910-х годах). Картина была поставлена в рекордные сроки, в течение нескольких дней: 5 марта газета ''Раннее утро'' анонсировала ее, а уже 12 марта (! — через 10 дней после отречения!) она вышла на экраны кинотеатров. Примечательно, что этот первый лживый фильм в целом провалился и имел успех лишь в окраинных маленьких кинозальчиках, где публика была попроще… Позже, судя по сообщениям прессы, демонстрация картины вызвала ажиотаж в тюменском кинотеатре ''Гигант'', где зрители познакомились с ''Гришкой-конокрадом, Гришкой-поджигателем, Гришкой-юродствующим, Гришкой-развратником, Гришкой-соблазнителем''. Однако, восторг в зале вызвали не похождения Распутина во дворце, а показ покушения Хионии Гусевой на Распутина в 1914 г. и убийство его во дворце князя Юсупова.

Надо сказать, появление этих фильмов привело к протесту более образованной публики из-за их ''порнографичности и дикой эротики''. В целях охраны общественной нравственности предлагали даже ввести киноцензуру (и это в первые дни революции!), временно возложив ее на милицию. Группа кинодеятелей ходатайствовала перед министром юстиции Временного правительства А. Ф. Керенским запретить демонстрацию ленты ''Темные силы — Григорий Распутин'', остановить поток ''киногрязи и порнографии''. Разумеется, это не остановило дальнейшее расползание по стране кинораспутиниады.

Фирма Г. Либкена запустила очередную серию — ''Похороны Распутина''. Чтобы хоть как-то поддержать пошатнувшуюся репутацию, фирма пожертвовала в пользу инвалидов 5000 рублей и сообщила об этом в газетах. Последовали и другие фильмы ''на тему'': ''Люди греха и крови'', ''Святой чёрт'', ''Таинственное убийство в Петрограде 16 декабря'', ''Торговый дом Романов, Распутин, Сухомлинов, Мясоедов, Протопопов и Ко'', ''Царские опричники'' и т. д. Большинство из них были выпущены тем же акционерным обществом Г. Либкена.

Потоки грязной фальсификации разливались по всей стране. У власти стояли те, кто «сверг самодержавие», и они нуждались в оправдании этого свержения. Нуждались тем более, что народ по всей России (кроме разве что Петрограда и еще двух трех крупных городов) был настроен поначалу (в марте-апреле) скорее монархически. И в общем, к октябрю 1917-го, массированные потоки клеветы о Распутине и Царской семье сделали свое дело — страна поверила в эту ложь.