Между Толстым и Адольфом. Убить большевика...

6 мая 1932 года в Париже произошло событие, которое заставило волноваться многочисленную русскую эмиграцию: убийство президента Франции Поля Думера.

Убийца — русский эмигрант Павел Горгулов (1895−1932); под псевдонимом Поль Бред он писал прозу и стихи, в которых пропагандировал идею «скифства». Вот, например, его послесловие к книге «Тайна жизни скифов»:

«Русский я. А всё, что от русского исходит, непременно дерзостью пахнет: как — политика, как — вольнодумство, критика и всё такое прочее… Потому… Народ мы скифский, русский. Народ мы сильный и дерзкий. Свет перевернуть хотим. Да-с. Как старую кадушку. А кто же под кадушкой-то сидеть будет? Ах, милые! Не знаю. И потому — кончаю…»

В записной книжке, изъятой при задержании, была запись, что он — глава русской национальной (фашистской) партии зелёных, которая убила президента. Вот и эмблема:

На допросах убийца заявил, что разделяет идеалы «белой эмиграции», но действовал в одиночку. А его выстрелы в Думера — это месть Франции, которая, вместо того, чтобы освободить СССР от большевиков, хочет с этими большевиками сотрудничать. (Возможно, он имел в виду торговые соглашения и обсуждаемый в прессе советско-французский пакт о ненападении. Пакт будет подписан в ноябре 1932; дип. отношения Франция-СССР установлены ещё в 1924 году).

Думер-политик прошёл долгий путь и стал президентом в июне 1931 года. Французские обыватели связывали с ним надежды на улучшение жизни (в стране экономический кризис, сокращение производства). Кроме того, все с сочувствием относились к Думеру-человеку: он был самым возрастным президентом (74 года на момент вступления) и самым многодетным — 8 детей; в годы Первой мировой войны потерял 4 (!) сыновей из 5.

И вот такого президента убивает русский эмигрант из понаехавших (в 1931 году во Франции было почти 3 млн. русских эмигрантов) и говорит, что таким образом борется с большевизмом. Так что понаехавшим русским было от чего поволноваться — а вдруг будет всплеск анти-эмигрантских настроений как на бытовом, так и на правительственном уровне? Возьмут да и депортируют куда подальше, например, на историческую родину…

Резонанс был бешеный. Со всех сторон искали заговор. Советские СМИ говорили об этом убийстве как о заговоре белой эмиграции — вовлечь тем самым Францию в войну с СССР. Белая эмиграция в ответ стала намекать, что Горгулов мог быть агентом ОГПУ. Однако эта версия не выдерживала никакой критики: убирать лояльного к СССР президента — ради того, чтобы напакостить русской эмиграции — выгоды никакой.

Все общественные деятели русской эмиграции поспешили отправить соболезнования правительству и вдове. Панихида о «Павле Думере» была отслужена в парижском Александро-Невском соборе. На панихиде присутствовали члены Русского общевоинского союза во главе с генералом Е. Миллером и члены других военных эмигрантских организаций.

Атмосфера тогдашних дней. Стремясь смыть бесчестье (так говорили), нанесённое русской эмиграции Горгуловым, вечером 7 мая из окна выбросился русский эмигрант, бывший офицер Сергей Дмитриев, работавший в Париже официантом. Говорили, что в его предсмертной записке было «Умираю за Францию» (Кто знает, может этот отчаявшийся на чужбине человек давно уже ждал повода… А тут так всё сложилось. Смыл бесчестье кровью…)

Дуче Муссолини, которому не нужно было в тот период ухудшения отношений с Францией, тоже отрёкся от «русского фашиста», заявив, что к настоящим итальянским фашистам Горгулов отношения не имеет. Словом, все открестились. Вердикт. Горгулов — идейный убийца-одиночка. На суде прокурор называл его «диким зверем» и «Распутиным русских беженцев». Суд присяжных вынес приговор — гильотина.

Продолжение; вот тут ещё из жизни русских парижан —http://diletant.media/blogs/62458/39342412/

Два убийства

Я почему в моей эмигрантской саге сделала такое большое отступление в сторону этого идейного убийства?

Во-первых, мне оно напомнило убийство 10 мая 1923 года советского дипломата Вацлава Воровского в Лозанне. Среди бела дня, в ресторане. Убийца — российский офицер (швейцарского происхождения) Конради, участник Белого движения, дроздовец. В эмиграции он был одержим убийством какого-нибудь (любого!) высокопоставленного советского деятеля — чтобы отомстить за отца и дядю, у которых был кондитерский бизнес в России и погибших под большевиками.

При аресте он скажет: — Я сделал доброе дело — русские большевики погубили всю Европу. Это пойдёт на пользу всему миру.

На суде продолжит: — Я верю, что с уничтожением каждого большевика человечество идёт вперёд по пути прогресса. Надеюсь, что моему примеру последуют другие смельчаки, проявив тем самым величие своих чувств!

Убийцу Воровского оправдали. Полностью. 9 присяжных против 5. Суд в течение 10 дней слушал свидетелей, рассказывающих о зверствах большевиков, о голоде в Поволжье и об антирелигиозной политике большевиков. Словом, судили не убийцу, а убитого. А поступок убийцы сочли актом справедливого возмездия советскому режиму за его злодеяния. Освободили из-под ареста прямо в суде…

Знал ли Горгулов про убийство Воровского? И про призывы Конради «следовать его примеру» — нет никаких сведений. В 1923 году Горгулов жил нелегально в Праге и учился на медицинском факультете, подрабатывая на ниве нелегальных абортов.

А вот парижские эмигранты, задаваясь вопросом в 1932 году насчёт Горгулова — казнят — не казнят? — похоже, вспоминали и про убийство в Лозанне в 1923 году и чем тогда суд закончился. И, может быть, ждали, что не казнят. По крайней мере, об этом есть в записях Галины Кузнецовой (возлюбленной Бунина). Она ездила из Грасса в Париж во время процесса над Горгуловым, а в это время Бунин, крайне заинтересованный, чем дело кончится, скупал все газеты — даже больше, чем когда он ждал Нобеля…

Вот запись её разговора с Ильёй Исидоровичем Фондаминским — «Казнят — не казнят? Если казнят, значит не примут во внимание всего того, что объясняет его преступление: большевизма, эмиграции, психики некультурного запутавшегося человека. Значит, наша трагедия не служит смягчающим обстоятельством в глазах Европы…» (И.И. Фондаминский, 1880−1942, эмигрант, бывший революционер, масон, литератор, издатель журналов в эмиграции, религиозный деятель; в 1941 году крещён в православие; в 1942 году погиб в Освенциме)

Такие времена

Во-вторых, сразило меня публичное отрубание головы — в европейской столице, в 20 веке! Не знала, что во Франции аж до 1939 года гильотина была публичной (для сравнения, в Англии публичные казни отменили в 1869 году). Так что и казнь Горгулова была публичной. Правда, без высокого эшафота. 14 сентября 1932 года на бульваре вдоль северной стены тюрьмы Санте:

Хотя, нет. 1939-м всё не кончилось… Разве не было публичной казнью вот это?

Из дневника Веры Николаевны Буниной, 24 августа 1944 года — «Была в городе. Все нарядные, у всех национальные ленточки, банты, пояса. Все рады… В мэрии стригут, оболваниют женщин, работавших с немцами».

27 августа — «Лёна (Зуров) видел, как толпа вела женщин в одних штанах и нагрудниках, били по голове винтовкой… Слава Богу, американские власти запретили публичное издевательство»

29 октября — «Горько пришлось Елене Николаевне Жировой (Ляля, приятельница Буниных; долгое время жила у них на даче в Грассе с дочерью Олечкой, к которой Бунины были очень привязаны). Лялю схватили, остригли, посадили в тюрьму… Виню себя, что не дала ей знать, чтобы она ни в коем случае к немцам не поступала. Правда, её положение, когда она взяла это место счетовода, было трагическое. В кармане ни гроша, муж пропал, содержательница пансиона требует за Олечку 1500 франков, иначе берёт ей билет до Парижа и отправляет к матери».

Впрочем, это я уже далеко забежала, прервусь. Фото из своб. доступа