РАБОЧИЙ КЛАСС ЦАРСКОЙ РОССИИ: ДОХОДЫ И РЕВОЛЮЦИОННАЯ ДЕРЗОСТЬ

Хотел написать комментарий к блогу Бориса Романова, но из-за объема, а также в связи с тем, что дискуссия зашла в офф-топ, размещаю в виде отдельной статьи.

Автор привёл известную оценку советского академика С. Г.Струмилина: «средний уровень реальной оплаты труда рабочего в России в 1913 году составлял ориентировочно около 85% оплаты рабочего в США». (Акад. С. Г. Струмилин, «Очерки экономической истории России и СССР», М. Наука, 1966, стр. 95−96).

Когда коммунисты и либералы слышат подобные сравнения у них округляются глаза: как так? А как же всем известное особо глубокое российское обнищание пролетариата, которое привело к революции 1917 года?

Между тем, для экономистов в высоких оценках уровня доходов российских рабочих нет ничего удивительного: Россия на рубеже 19−20 века вступила в фазу индустриализации. Объем инвестиций и динамика развития русской промышленности были настолько высокими (7−12% в год), что вновь создаваемым предприятиям элементарно не хватало квалифицированных рабочих. Вот на фоне этого дефицита и формировались высокие заработки русских индустриальных рабочих, особенно в Санкт-Петербурге.

Самое глупое — это считать, что революции возникают из бедности и безграмотности народной. Социологические исследования показывают, что всё происходит с точностью до наоборот. По мере роста уровня жизни рабочих растет их социальное и политические самосознание, организованность, а вместе с ними и жизненные амбиции и претензии, которые порой доходят до политической наглости. Революция 1917 года произошла в Петрограде, где в этот момент уровень жизни рабочих был гораздо выше, чем в провинции, и пожалуй даже выше, чем в Бирмингеме, Токио или Руре. Но революция произошла именно в столице, где проживало самое зажиточное и образованное население страны.

Центр экономической истории исторического факультета МГУ провёл исследование зависимости протестной активности индустриальных рабочих от уровня их доходов. В качестве индикатора протестной активности использовалась отраслевая информация о количестве стачек и забастовок. Так вот, стачечное движение «было более активным в тех отраслях, где, как ни странно, зарплата была значительно выше. Ну, например, в металлообработке, машиностроении стачечная активность заметно была выше, скажем, в два раза удельно по сравнению, там, с текстильной промышленностью, где зарплата была вдвое меньше. Но мы понимаем, — продолжает член корр. РАН Леонид Бородкин, — что дело здесь не столько в зарплате, сколько в грамотности, в такой классовой солидарности, в сознании рабочих, которое в металлообработке было выше, чем в текстиле. И мы здесь опять видим, что не надо вот так чисто материально подходить к вопросам о социальном протесте. Повторю, что в отраслях, где была выше зарплата, стачечная активность была выше, рабочие хотели большего, имея приличную зарплату.» (https://echo.msk.ru/programs/cenapobedy/1971112-echo/)

Тот же исследовательский центр провел международные сравнения с Японией. Так вот. Средняя длительность рабочего дня в промышленности Японии в 1913 году — 13−14 часов. В России в это время в среднем 9,5; количество выходных и праздничных: в России-100, у японцев — 30 (!!!) в году. В России — позитивная динамика на рынке труда: за 25 лет до Первой мировой войны длительность рабочего дня снизилась с 13−14 часов до 9 с половиной, зарплата значительно выросла, в Японии — стабильная сверх-эксплуатация. По мнению вульгарного марксиста это должно было бы выразиться в более активных социальных протестах угнетённых японских рабочих.- Ан нет! Протестовали более благополучные россияне. Количество стачек и забастовок в расчете на тысячу рабочих в России в 1913 году было в 10 раз выше, чем в Японии. (Там же). Вот такими пассионарными и нетерпеливыми были русские рабочие! Социально-психологические особенности русского пролетариата — это тема отдельного научного исследования. Здесь мы только зафиксируем факт, что русские рабочие в силу ряда причин, были крайне возбудимыми и и вовсе не по причине низких зарплат и тяжёлых условий труда. Впрочем, пару причин я укажу.

Правительство Николая Второго с самого начала ХХ века пыталось направить рабочее движение в цивилизованное тред-юнианистское русло. Это не только знаменитые зубатовские программы, но и поддержка социально-культурного развития альтернативных рабочих движений. Соратник Георгия Гапона, один из основателей «Собрания русских фабрично-заводских рабочих», большевик А. Е. Карелин вспоминает 1904 год: «На собраниях бывала масса публики, приходили и так, из любопытства, посмотреть. Я казначеем был. Сидишь, бывало, вечером на собрании, не успеваешь записывать желающих. У рабочих была страшная охота заниматься. И чем только они не занимались. Кто математикой, кто русским языком, а кто и иностранными языками. На что они были им, не знаю, а занимались и этим. Занимались музыкой и даже гимнастикой». (Напомню, речь идёт о периоде русско-японской войны, накануне событий 09.01.1905- СП).

На эти «занятия музыкой и гимнастикой» мгновенно стали слетаться «мухи русской революционной интеллигенции». Тот же А. Е. Карелин вспоминает: «Гапон ревностно относился к знаниям рабочих. Пригласил он Финкельштейна, присяжного поверенного, для чтения лекций, и тот еле поспевал, так много приходилось ему читать разных лекций и вести разговоров… Тут мы читали что-нибудь, чаще всего нелегальное. В группе нашей был меньшевик Хадько, приносил он или я что-нибудь нелегальное, или статью в журнале, или просто рассказ какой-нибудь… В каждом отделе библиотеки хорошие имелись, потом их после 9-го в охранку увезли». Так радикальная интеллигенция развращала и дезориентировала незрелый рабочий класс. Не знаю, были ли в Японии свои финкельшейны, может быть поэтому у них до сих пор есть Император.

Дефицит квалифицированной рабочей силы стал инструментом при помощи которого российский рабочий класс шантажировал правительство и позволял себе выставлять наглые требования. Особенно обострилась ситуация во время войн, когда тысячи рабочих были мобилизованы в действующую армию на фоне роста военного производства. Именно такой момент был избран для гапоновской провокации 09.01.1905. Именно так начиналась Февральская революция 1917 года.

Напомню:

18 февраля 1917 года рабочие крупнейшего артиллерийского Путиловского завода начали забастовку с требованием увеличить заработную плату на 50%. (Вы такое в СССР в 1943 году на оборонном заводе можете себе представить?)

- Администрация завода согласилась повысить на 20%;

- Рабочие не приняли этого предложения и продолжили забастовку;

- 22 февраля администрация объявила лок-аут;

- Уволенные тридцать тысяч путиловцев отправились на другие промышленные предприятия Петрограда, и где агитацией, где насилием остановили их. Забастовка стала всепетроградской;

- 23 февраля, в международный женский день, на улицы вышли уже сотни тысяч протестующих… И понеслось!

А ведь требование 50% надбавки во время войны — чрезмерное и провокационное.

Но петроградские рабочие дерзнули его выставить, потому что знали, что они держат правительство за горло.

Иван Солоневич: «Правительство Николая Второго наделало много ошибок. Сейчас, тридцать лет спустя, это особенно видно. Тогда, в 1914-м, это, может быть, так ясно не было. Основных ошибок было две: то, что призвали в армию металлистов, и то, что не повесили П. Н. Милюкова. Заводы лишились квалифицированных кадров, а в стране остался ее основной прохвост… Это были две основные ошибки: Правда, в те времена до «мобилизации промышленности» люди еще не додумались, а политических противников вешать принято не было: реакция». (В. Солоневич. Миф о Николае Втором)

Да, уж! Сохранение права рабочих на забастовки во время войны — «Реакция-с»!

Пришедшие к власти после февраля 1917 года социалисты, верные своим дореволюционным обещаниям, попытались удовлетворить требования трудящихся и стали потакать запросам рабочих. Зарплаты росли астрономическими темпами, цены ещё быстрее… В результате к 1920 году крупная российская промышленность фактически прекратила своё существование, в стране начался настоящий голод.