Развилка русского страха

В последние недели одна из самых популярных дискуссий рунета — спор в отношении фильма Юрия Дудя «Колыма — родина нашего страха». Ну, по сути, это ремейк перестроечной агитационной кампании по «сталинские репрессии» для рождённых в XXI веке. Многое уже перемолото, вывалены горы аргументов с обеих сторон. Но вот и мне что-то хочется добавить от себя. Чтобы подступиться к этой теме, считаю необходимым копнуть чуть глубже, к истокам постленинской развилки русской истории. Каторга при Ленине это Соловки, а при Сталине Колыма. Такой ассоциативный ряд, но весьма разная география, а главное суть. Почему так вышло?

Виктор Суворов писал, что России повезло… Повезло в том, что «власть у троцких перехватил Сталин». И как бы было при «троцких», было бы намного добрее, демократичнее и гуманнее? Это ведь одна главная дилемма русской революции: Троцкий или Сталин. Излагаю некоторые субъективные мысли на этот счёт.

Краеугольным камнем «почвенно-патриотического», «охранительского» мировоззрения является теория «жидобольшевизма». Дескать, Октябрьская революция была актом предательства, но в большевистской власти боролись два течения, одно из которых представлял русский националист Сталин. Он-то и «на наше счастье» одержал победу над Троцким, а то бы было совсем плохо. Почему? А это вытекает из того самого понятия теории «жидобольшевизма», где ключевым является «жидо», а не большевизм. В эпосе т. н. «русских националистов» предельно развита мифология о зверствах евреев-комиссаров в годы гражданской войны. Там, где еврей-комиссар, там и крайняя «инородческая» жестокость в отношении русских людей и православных священников. Цепь рассуждений идёт прямо от еврейского ритуала выпивания крови христианских младенцев. Всё просто и понятно.

К вою русских националистов присоединяются и комми-патриоты. С точки зрения марксистской науки, научного социализма их претензии к Троцкому могут быть чисто стилистическими, а уж в отношении заслуг Троцкого перед почитаемой ими на уровне Рождества Христова Великой Октябрьской социалистической революции и говорить не стоит. Троцкий, блестящий лидер обеих революций, организатор Красной армии, легендарный председатель Реввоенсовета достоин канонизации и места в Мавзолее. Но и эта тусовка считает Троцкого врагом «Советского власти» и приспешником мировой буржуазии. Главная причина здесь та же. Антисемитизм как часть идеологии комми-патриотизма.

Теперь собственно о дилемме. Большевики долго не могли выйти из состояния гражданской войны, одна угроза за другой создала перманентный фантомный страх. На разгром Колчака, Деникина, Врангеля, войну с Польшей наслаивались крестьянские восстания на Тамбовщине и в Западной Сибири, мятеж Кронштадтского гарнизона, которые были беспощадно подавлены. Но ещё долго не утихали бои на Дальнем Востоке, в Средней Азии, разворачивало террористическую активность белогвардейское и эсеровское подполье, РПЦ вела открытую контрреволюционную пропаганду. Всё это провоцировало на ответные репрессии, и страна никак не могла выбраться из кровавой круговерти, в которой она находилась… с 1914 года. А не семнадцатого.

Сталин фактически был у власти с мая 1922 г., только поначалу это была власть формального модератора при наличии более авторитетных Троцкого, Зиновьева, Каменева, а также нескольких бюрократических центров — Московской и Петроградской партийных организаций, Московского военного округа, Совнаркома, ВЦИКа, ОГПУ. В этом ряду лидерство захватил сталинский ЦК партии и оставлял его за собой почти до самого конца проекта.

Сталин выделился не только своей жаждой личной власти, коварством, интригами, но и мёртвой хваткой, способностью к лавированию и компромиссам. После нескольких лет НЭПа большевики стали бояться усиливающегося роста буржуазии и ползучей контрреволюции. Это стало основной причиной коллективизации и индустриализации, сопровождавшихся массовыми репрессиями. За жестокостью Сталина чаще всего стоял страх. Это прослеживалось на всём протяжении его диктаторской карьеры, вплоть до «ленинградского дела», когда он испугался, что Кузнецов с Вознесенским отстранят его от власти, или до «дела врачей», когда у Сталина после скоропостижной смерти Жданова возникла фобия перед людьми в белых халатах.

А что Троцкий? Большим пороком Троцкого была жажда славы, нежели жажда власти. Так всегда бывает с яркими и талантливыми людьми, которые власть считают скорее недостойным бременем. Оттого Троцкий и не прилагал никаких усилий в свалке за власть. Пока не понял реальной опасности для себя и своей семьи. А когда понял, было уже поздно. В рамках внутрипартийной легитимности Троцкий не имел шансов на власть уже с 1923 года. Но ещё до 1925 года Троцкий оставался очень популярным в широких массах, руководил армией, и мог бы взять власть за пределами этой легитимности.

Предположив гипотетически, что Троцкий пришёл к власти, очень трудно понять, как бы он оказался кровавее Сталина. Возьмём, например, коллективизацию. Троцкий говорил: «Я за отмену «сплошного» безобразия — то бишь сплошной коллективизации с помощью прокурорских «разъяснений», я против «выкорчевывания корней капитализма» на конной тяге, в порядке энтузиазма агентов ГПУ, я — против «перевода» мелкого земледелия на «социалистические» рельсы в течение 1−2 лет». В 1925−27 годах Троцкий предлагал более конструктивный путь — налогообложение верхних слоев крестьянства в целях уменьшения дифференциации в деревне и ускорения индустриализации.

Ещё сложнее вообразить «антисталинские» процессы в середине 30-х годов, где бы прокурор Акулов, предшественник Вышинского, репрессированный в 1939 г., пачками сажал верных сталинцев Молотова, Ворошилова и Кагановича и называл их «вонючей падалью». Сталин был бы выслан из СССР и, поддерживаемый всемирным пролетарским сталинизмом, писал бы яростные разоблачительные антитроцкистские прокламации, а НКВД Троцкого подпечатывало бы фальшивые тиражи со вставными абзацами в статьях и предъявляло бы их уликой злокозненных замыслов Сталина. Не та эта публика. Не того замеса. Они значительны только у власти.

Но Троцкий бы поставил своей целью мировую революцию, как до некоторого времени делал и Сталин. Только мировая революция не означает мировой военной экспансии. Троцкий считал, что построение социализма в одной стране невозможно. И Троцкий бы не стал строить социализм.

Троцкий бы никогда не вступил в сговор с Гитлером. Хотя бы по одной понятной причине. Троцкий не боялся заговоров и не репрессировал бы верхушку армии, а значит, когда и если дело дошло бы до агрессии в 1941-м году, можно предположить, что катастрофа первых дней не случилась бы. Но это слишком тонкие материи слишком потустороннего мира, чтобы дофантазировать за оппонентов, что же они вменили бы антиСталину в качестве вероятного греха.

В конечном счёте, троцкисты давно идентифицировали сталинизм как очередную версию отечественного монархизма, форму олигархии и даже плутократии, приемлемую для псевдопатриотов, либерал-фашистов, национал-капиталистов, прекрасно уживающуюся с угнетением и эксплуатацией широких масс, империалистической внешней политикой, что наглядно демонстрирует наше время. Сталинизм — это эксплуатация ментальной отсталости русского народа, консервация его вековой кастовости, и потому представители упомянутого политического спектра всегда предпочтут нового сталина (и предпочли) любому троцкому. Под предлогом мифической жестокости или любым другим. Хотя уверен, что предлог не принципиален.

Однако вышло так, как вышло. Россия прошла развилку по определённому пути и погрузилась в сталинский страх. Сталинисты считают этот страх совсем не страшным, их оппоненты-дудёвцы абсолютным ужасом. Дальше можно посмотреть на факты, разумеется, в историческом контексте, без всякого искусствоведения. Продолжение будет.