Помощь оружием и идеями
При чтении документов, раскрывающих спустя полвека детали Войны Судного дня (те из них, что рассекречены, разумеется), и воспоминаний очевидцев складывается впечатление, что единственной страной, не знавшей о готовящемся 6 октября 1973 года нападении арабских стран, был сам Израиль.
Одной из основных причин того, что Израиль прозевал нападение арабских стран, стала политическая инерция. Предыдущий триумф в Шестидневной войне 1967 года застил глаза Тель-Авиву. Израильская разведка казалась непогрешимой, а ЦАХАЛ — несокрушимым. Одному из шефов ЦРУ приписывается такой комментарий по этому поводу: «Наша трудность отчасти заключалась в том, что нам промыли мозги израильтяне, которые промыли мозги себе». Оценка ситуации в Азии из Москвы тоже не была свободна от шаблонов, но всё же оказалась более здравой. Не в последнюю очередь это касалось и предоставления военной помощи. Несмотря на то что именно фактор советского военного присутствия в регионе традиционно рассматривался в Израиле и США как один из источников напряжённости, поддержка арабских государств, достигшая до этого пика в связи с Шестидневной войной, уже не была такой безальтернативной, как раньше, и зависела от внешнеполитического поведения их лидеров.
Военные поставки в Сирию, лояльность президента которой Хафеза Асада не подвергалась сомнению, нарастали. За первые шесть месяцев 1973 года они в пять раз превысили показатели предыдущего года, а численность советских военных советников, по разным оценкам, достигала от 1600 до 5500 человек.
В Египте советского оружия было больше, чем в Сирии, а количество советских военных специалистов к 1972 году достигло 20000 человек. В Египет было поставлено 18 батарей зенитно-ракетных комплексов, 80 истребителей МиГ-21 и МиГ-23 и другое, вполне современное для той эпохи, вооружение. Русские полностью контролировали шесть египетских военных аэродромов (ещё два — частично) и пять морских портов. Но весь этот грандиозный военный размах возник при президенте Насере и уже уходил в прошлое. После смерти Насера в 1970 году отношения Кремля и нового президента — Анвара Садата — стали принципиально иными. Садат развернулся лицом к Вашингтону, и трещина между Египтом и Советским Союзом стремительно превращалась в пропасть, которая неизбежно и скоро должна была разделить эти страны. Не случайно в своих мемуарах египетский лидер недвусмысленно указывал, что русские «заваливали его оружием», но при этом не помогали, а скорее мешали ему готовиться к войне с Израилем. Садат не желал слушаться глав аппарата советских советников, по требованию Москвы твёрдо удерживавших его от сваливания в пучину войны и с большим скепсисом относившихся к реальному боевому потенциалу египтян. Американские аналитики потом констатировали: «Не вызывает сомнений, что Советы были осведомлены о предполагавшихся военных действиях. Но сомнительно, чтобы арабов активно подталкивали к войне, хотя они и могли получить предварительно заверения в том, что им будет оказана помощь». Это расплывчатое определение довольно точно описывает те зыбкие, облачные отношения, что сложились тогда между Москвой и Каиром.
Садат добился своего: русские ушли почти совсем, заявив, что египтяне — хорошие солдаты, воспитанники советской военной системы, и египетский президент поверил в это. Начало войны укрепило его в этой иллюзии. Не случайно советский посол в Египте Владимир Виноградов свидетельствовал: «Садат не ожидал, что египетские войска смогут форсировать Суэцкий канал за три часа, а не за трое суток, как планировалось… Всё оказалось гораздо проще и успешнее, с гораздо меньшими потерями. Армия оказалась подготовленной с помощью Советского Союза. Оружие было отличным».
В Генштабе и Министерстве обороны СССР оперативно-тактический успех арабских армий в первые дни Войны Судного дня вызвал двоякую реакцию: удивление в связи с тем, что советское военное присутствие, а точнее — отсутствие на местах, — не повлияло напрямую на успех операции, и естественную гордость за то, что этот самый успех был достигнут всё же благодаря знаниям арабских офицеров, полученным в наших военных училищах и академиях. Иллюзиям был отведён небольшой срок — всего неделя.
Вскоре был организован воздушный мост, по которому 225 транспортных самолётов Ан-12, Ан-22, Ил-62, Ил-18 и Ту-154 доставили египтянам и сирийцам 1200 танков, 300 самолётов МиГ-21, 600 зенитно-ракетных комплексов и комплекты боеприпасов к ним. За короткое время было сделано около 900 вылетов, в том числе до 15 октября 1973 года из Советского Союза прибыло в Сирию 125 транспортных самолётов, в Египет — 64, в Ирак — 17.
В шаге от войны с Израилем
Очень скоро ситуация на фронте начала меняться так, как предсказывали те, кто был лучше знаком с египетской армией. Израиль перешёл в наступление. Случилось то, что должно было случиться, и Кремль довольно быстро решил далее не ввязываться в войну, где из трёх основных участников один (Израиль) был явным врагом, а один (Египет) никак не мог определиться, за кого он, откровенно хамил и при этом просил помощи. Единственное, что необходимо было сделать точно и срочно, — принять меры для сохранения жизней советских людей. Хотя ещё за несколько дней до начала событий, рискуя обнулить внезапность арабского удара, семьи советских дипломатов начали покидать Каир и Дамаск, жертв среди соотечественников избежать не удалось. Из Египта выехало около 3700 граждан СССР, неизвестно, сколько из Сирии, но учитывая пропорции нахождения в этих странах советских специалистов, — ещё больше. Тем не менее 9 и 12 октября стало известно о гибели в советском культурном центре граждан СССР во время израильских бомбардировок Дамаска. Обеспечивавшие приём воздушных мостов советские специалисты неоднократно попадали под израильские обстрелы аэродромов, несколько человек было ранено. 12 октября в сирийском Тартусе ракетами накрыло советское грузовое судно «Илья Мечников». Погибших на этот раз не было, экипаж бился за спасение судна до конца, но корабль затонул, и в политбюро всерьёз задумались о «мерах возмездия» против Израиля. С точки зрения сугубо военных мер это привело лишь к передаче советским специалистам контроля над сирийскими ракетными установками ПВО и приведению в повышенную боевую готовность кораблей 5-й оперативной Средиземноморской эскадры ВМФ СССР. На тот момент в неё входило три крейсера, семь эсминцев, девять фрегатов и корветов, два десантных судна, два тральщика, более 16 подводных лодок, в том числе не менее четырёх атомных. 14 октября они получили приказ открывать огонь по израильским самолётам, если те будут угрожать советским как военным, так и гражданским кораблям. 16 октября во время налёта израильтян на порт Латакию советские тральщики обстреляли атакующие самолёты и сбили израильский истребитель «Фантом». Дальше, к счастью, эскалация не продвинулась.
Наступление арабских войск выдохлось, и в Москве окончательно склонились к мнению о том, что Египту и Сирии успеха не добиться, несмотря ни на какую помощь, и войну необходимо остановить, не дожидаясь краха арабских союзников и дальнейшего увеличения жертв, прежде всего среди советских граждан.
Визит премьера
Несмотря на продолжающиеся официальные заявления в прессе, обличающие Израиль как источник военной опасности, самолёт с главой советского правительства Алексеем Косыгиным отправился в Египет, к Анвару Садату — в Кремле прекрасно понимали, кто начал эту войну. Тайно прилетевший в Каир 16 октября, советский премьер должен был прямо заявить египетскому лидеру, что СССР в военных действиях участвовать не будет и арабам придётся надеяться на самих себя. Визит оказался весьма своевременным — той же ночью израильтяне навели переправу и их танки пересекли Суэцкий канал — война покатилась в обратном направлении. Западные источники утверждают, что наступавшие части едва не встретились с десантом советской морской пехоты, — приказ о высадке в районе Порт-Саида был отменён в последний момент как раз из-за прибытия Косыгина в Каир. Если так и было на самом деле, то отказ политбюро бросить в бой элитные части должен был показать (и показал) Садату и Асаду, что Москва не готова начать Третью мировую в ситуации, когда как минимум один из арабских лидеров демонстративно уходит в своей внешней политике за океан.
Египетский президент попал в собственноручно установленную ловушку. Садат даже в те дни вёл секретные, в том числе от СССР, переговоры со Штатами, но уже понимал, что его попросту провели: русские военные уехали, а израильтяне вот-вот прибудут, и американцы ему не помогут. Он пытался сохранить лицо, но получалось плохо. Советский посол в Египте Виноградов вспоминал потом, что «Обмен мнениями с Садатом происходил и наедине, и в присутствии советского посла и помощника президента. Садат держался внешне дружелюбно, но упрямо: отрицал какие-либо неблагоприятные изменения в военной обстановке, требовал каких-то «гарантий» в дальнейшем поведении израильтян. Прорыв израильтян на западный берег канала вновь назвал незначительным явлением, «политическим манёвром»».
Косыгин видел ситуацию иначе и, несмотря на усиливавшийся каждый день нажим Садата, требовавшего оружия ещё и ещё, настаивал на немедленном прекращении огня. 18 октября, устав от оптимизма египетского президента, Алексей Николаевич показал ему аэрофотосъёмку (в Египте работали советские лётчики на специально оборудованных МиГ-25), на которой были хорошо видны результаты танкового «политического манёвра» израильтян на западном берегу Суэцкого канала, после чего отправился спать, а утром 19 октября улетел в Москву.
Визит Косыгина принято считать безрезультатным. Возможно, — если только не считать результатом сохранение сотен, а то и тысяч человеческих жизней. Вечером того же дня Садат вызвал посла Виноградова и сообщил ему, что готов согласиться на прекращение огня. А 21 октября, когда стало окончательно ясно, что армию Израиля остановить в бою не удастся, Садат с явной обидой заявил Виноградову: «Я могу воевать с Израилем, но я не могу воевать с США», имея в виду, что Вашингтон обеспечил победу Тель-Авива своими военными поставками, а Москва бросила Каир и Дамаск на произвол судьбы. После этого начался новый виток напряжённости, связанный с возможным задействованием в конфликте ядерных сил и средств США и СССР, и последовавшая затем активизация переговоров между этими странами ради предотвращения уже глобального конфликта.